Однако еще оставался визит к заведующему канцелярией губернатора. Именно от этого, обиженного на жизнь господина, годы службы в тропиках не прибавили ему ни наград, ни денег, ни здоровья, зависело — стоит ли занимать высшее руководство такой никчемной проблемой. Опытные люди предупреждали, что этот сноб требует самого тщательного оформления бумаг, подарков не принимает и, как представитель одной из старейших дворянских фамилий графства Глостершир, с большим трудом переносит общение с нетитулованными особами, не говоря уж о представителях других национальностей.
В ожидании приема Дмитрий несколько часов просидел в душном коридоре… Рядом томились другие просители, сжимавшие в потных ладонях свои бумаги. Первыми, согласно заранее составленному списку, прошли на прием англичане. Многие из них вышли из канцелярии, нервно кусая губи и бормоча проклятия. Два итальянца, грек и прочая цветная публика, в их числе и Дмитрий, терпеливо ожидали своей очереди.
В коридор, громко стуча сапогами, весь в нашивках и наградах, вошел старший сержант стрелков, несших охрану у ворот губернаторского дворца. Привычно покрутил ручку массивного телефонного аппарата на столе у дежурного клерка и приказал кому-то приготовиться сопровождать губернатора в поездке за город. Говорил на хауса.
Когда он проходил мимо, Дмитрий встал и отдал честь левой рукой.
— Здравия желаю, старший сержант! Прости, не могу салютовать, как положено. Плечо прострелено.
— За что получил медаль?
— Брал эмира Нагвамаце. Да еще за разные дела под командой Горбатого вояки.
— О, да ты воевал на востоке! Мой брат в войске Раббеха стал десятником.
— В чьем аламе?
— Умара Муби.
— Знаю его, это муж дочери Раббеха Аввы. Ходил с ним в горы Мандара.
— Ха! Вижу, ты послужил королеве Викторри и в чужом войске. Что привело тебя в Лагос?
— Душно здесь. Мне надо побыть в тени.
Во дворе старший сержант внимательно выслушал Дмитрия, задал несколько вопросов. Потом рассмеялся и протянул свою громадную ручищу.
— Давай сюда бумаги, земляк. Правильно решил, что только в Лондоне вылечат твою руку. Сейчас мой знакомый писарь все сделает. У него таких паспортов целая коробка.
— Земляк, пусть он выпишет паспорт на имя Дмитрия Есаулова. — Дмитрий решил, что успех следует развивать немедленно. — Это греческое имя. В Лондоне к христианам относятся лучше, чем к мусульманам.
— Хорошо придумал! Потом замолишь этот грех. В городе обезьян, сам будь обезьяной. Напиши имя по буквам и жди меня.
— Земляк, прими мою скромную благодарность, — Дмитрий вынул серебряные часы Айчака. — В Кадуне мой отец эмир Нуху строит свой дворец. Покажи там эти часы и тебя встретят там как самого дорогого гостя.
Через несколько дней Дмитрий стоял на палубе парохода и полной грудью вдыхал соленый океанский ветер. Смотрел на зеленую стену мангровых зарослей, голубую ленту лагуны и сверкающую под солнцем беспредельную водную гладь Атлантики. За спиной оставались дымные причалы, шумные улицы и площади Лагоса и долгие годы, проведенные на африканской земле. В кармане лежал британский паспорт, бело-голубая чековая книжка «Барклиз банка», доверенность на получение акций «Англо-ориентал Найджирия лимитед».
Выдержал все испытания и домой в Россию возвращаюсь не нищим бродягой!
Но к чувству радости примешивалось и другое. Жизнь продолжается и предстоят новые дела. В Африке остается сын, живая память о первой любви. Надо думать о том, чтобы продолжить его обучение в Англии. Для этого нужны деньги. Они нужны и для того, чтобы полностью оплатить покупку мануфактурного магазина в Лагосе. Пока за него внесен только первый взнос.
Нельзя забывать и о вчерашнем разговоре с мистером Кейнсоном. Он все-таки появился в Лагосе. Распушил свои бакенбарды и не скрывал удивления:
— Не ожидал от вас такой резвости, мистер Иесолоф! Вы сделали неожиданный ход.
— Разве я нарушил правила игры? Теперь занимаюсь только коммерцией. Никакой политики!
— В таком случае, я вас поздравляю! Рад, что Великобритания получила еще одного энергичного предпринимателя, имеющего солидный опыт работы в Африке. Желаю удачи!
Расстались выпив мировую. Мистер Кейнсон вспомнил житье в Дикве, расчувствовался. Даже написал рекомендательное письмо и просил показать его одному хорошему человеку в Сити. Признался, что теперь, когда стал обеспеченным человеком, решил расстаться с государственной службой. Собирается купить дом где-нибудь на юге Англии и разводить голубей…
Ветер с океана ерошил пальмы на берегу, кричали чайки. Палуба под ногами дрожала, и пароход медленно выходил из лагуны.
75
Экспресс Кале — Париж прибыл точно по расписанию и встречающие заполнили перрон. Носильщики и извозчики занялись багажом пассажиров, продавцы газет и цветов предлагали свой товар. Дмитрий неторопливо вышел из вагона, встал на ступеньках вокзальной лестницы, в стороне от шумной толпы.
Осторожно натягивал перчатку на больную руку. Лондонские врачи более или менее восстановили ее подвижность, но после переправы через штормивший Ла-Манш и сквозняков в поезде старая рана опять заныла. Впрочем, холодная и сырая погода осталась на севере и в это солнечное июньское утро Париж был прекрасен.
— Такси, сэр?
Весь затянутый в кожаные одеяния шофер распахнул дверцу машины. Его ярко красный поль-морисс, с квадратным радиатором, высокими колесами с деревянными спицами и множеством начищенных бронзовых деталей, был просто великолепен. Это чудо современной техники — на сияющей табличке была выбита и дата его создания (1906 год) — затмевало элегантные экипажи извозчиков, и нельзя было отказать себе в удовольствии осмотреть французскую столицу с его высокого сидения. Ради первого знакомства с Парижем, цена такой поездки не имела значения.
Уловив иностранный акцент пассажира и услышав название одного из довольно дорогих отелей, а затем и точный маршрут поездки — Елисейские поля, Лувр, Эйфелевая башня и Дом инвалидов, в соборе которого находится гробница Наполеона, шофер по-военному вытянулся и взял под козырек.
— Служили в Индии, сэр?
— В Африке.
— О, Африка! Несравненная земля! Мне довелось служить в Сенегале и на Нигере, сэр.
Но Дмитрий не стал вступать в разговор, лишь молча кивнул. Он с интересом рассматривал город, о котором так много слышал и в который его привели дела московских текстильных фирм.
За последние два с лишним года многое пришлось пережить.
В Лондоне оказался совсем один. На все запросы родное начальство отвечало странным молчанием. Через знакомых узнал, что дядя Семен и тетушка скончались, а их дочери повыходили замуж и разлетелись по всей Российской империи. Обращение в посольство ничего не дало. Пришлось выкручиваться самому. Ради первого знакомства благообразные джентльмены из лондонского Сити круто обошлись с приезжим из Африки, пожелавшим заняться бизнесом. Ободрали как липку и только сочувственно разводили руками, удивлялись — как такое могло случиться? Но стиснул зубы и выдержал первый удар. Хорошо, что не сразу пустил в дело весь капитал. Свои ошибки учел, чужие хитрости понял и научился не верить вежливым улыбкам. Увидел, что в этом деле, так же как и на войне, нельзя щадить ни самого себя, ни других. Но, чтобы вернуть свои деньги, а потом получить и прибыль, работать пришлось много.
Отчасти помогло рекомендательное письмо мистера Кейнсона, хотя сам он так и не смог вернуться в Англию — сердце не выдержало долгих лет пребывания в Африке. Главную ставку Дмитрий сделал на компанию «Англо-ориентал Найджирия лимитед», которая быстро устранила конкурентов и прибрала к рукам месторождения оловянной руды в горах Джоса. Скоро ее руководство оценило энергию и знание страны своим акционером, направило его в командировку для разрешения на месте некоторых организационных вопросов, приняло к сведению предложенные рекомендации. Его доклад на совете директоров произвел хорошее впечатление.
Русско-японская война резко повысила спрос на продукцию компании. Патронная латунь и другие сплавы олова подскочили в цене, обе воюющие стороны делали крупные закупки. Шквальный огонь русских пулеметов подчистую выкашивал японские батальоны на подступах к фортам Порт-Артура, и расход патронов оказался чудовищным. Генеральные штабы всех стран делали срочные заказы на изделия Максима, Люиса, Шоша и других производителей автоматического орудия. Судостроительные, электротехнические, консервные и другие предприятия требовали все новых партий олова, и акции компании росли.
Тем не менее Дмитрий понимал, что опасно класть все яйца в одну корзину. Знакомство с производителями красителей помогло установить деловые контакты на рынке тканей. Прошло некоторое время и в его магазинах, один в Лагосе и два в Кадуне, под присмотром Ассада началась продажа «британики», «Гвинеи» и других хлопчатобумажных тканей, производившихся на фабриках Манчестера специально для африканских колоний. Родилась мысль о расширении посевов хлопка на нигерийском Севере и строительстве ткацкой фабрики в Кано.
Но пока это были планы на будущее. Сейчас гораздо больший интерес представляли контакты с земляками. Стабильный — золотой! — российский рубль и благоприятная таможенная политика открыли широкие возможности для национального капитала. За последние годы в Российской империи строительство железных дорог, металлургических заводов и шахт, ткацких фабрик и других промышленных предприятий шло невиданными темпами. Активно обновлялся их машинный парк, а многие московские текстильные мануфактуры по своему оборудованию вышли на самый современный уровень. Именно о них, как о серьезных конкурентах английским текстильщикам, писала лондонская «Таймс». Газета предупреждала, что согласно мнению экспертов, российские мануфактуры — лучшие в мире, не только с точки зрения устройства и оборудования, но также в смысле организации их работы и управления.
В Англии Дмитрию доводилось сталкиваться с представителями Прохоровых, Морозовых и других российских промышленников. Оказывал им некоторую помощь в получении заказов на новое оборудование, помогал встретиться с нужными людьми. Но, кажется, теперь такие контакты будут строиться на постоянной основе. Это и должен выяснить разговор с одним из их доверенных лиц в Париже.
Этим лицом оказался Григорий Павлович, тот господин с российским дипломатическим паспортом, что когда-то в Александрии предложил Дмитрию сопровождать груз оружия для эфиопов. За эти годы он еще больше раздался вширь, отпустил окладистую бороду, но его серо-голубые глаза по-прежнему смотрели бодро и весело. После того как по доброму русскому обычаю отметили встречу и перешли на «ты», он не стал скрывать своего изумления:
— Вот послушал тебя и подумал — истинно русский человек нигде не пропадет, ни в Африке, ни в Европе. Многие из наших неплохо устраиваются, только не любят болтать об этом. Но как ты, казак отчаянный, после всех своих приключений с французами, можешь жить в парижском отеле под собственным именем?
— Мне бояться нечего, — усмехнулся Дмитрий. — Тогда я был арабом, а сейчас подданный Британской империи, консультант и член совета акционеров солидной фирмы. Англия и Франция кончили делить Африку и, чтобы осадить своего общего врага Германию, создали союз Антанту. Есть слух, что представители их генеральных штабов уже обсуждали возможность сотрудничества в новой войне. Слышал, что и Россия собирается вступать в Антанту.
— Вижу, интересуешься не только изготовлением ситца.
— В таких делах следует разбираться. Как вести дело, если не понимаешь ничего в политике, экономике и военном деле? Лучше скажи, Григорий Павлович, как меня дома числят? Сколько бумаг написал, а ни ответа, ни привета.
— В канцеляриях бумаги всегда долго лежат, а тут еще случилась война с японцами и революция. Во всех умах смятение, великих князей и губернаторов бомбами рвут, усадьбы палят дотла, в Москве бои на баррикадах… И тут твои бумаги. Кто такой? Из какой-такой Нигерии? Чем там занимался? А может ты бомбист-революционер или японский шпион? У чиновников и без тебя голова идет кругом.
— Что же, теперь вся моя служба забыта? В шифровках благодарили, упоминали о наградах.
— Эх, хорунжий! Службу ты сослужил бесценную. Люди знающие просили сказать тебе большое спасибо. Сейчас подожди, а за наградами дело не станет.
— Да не в них дело!
— Сидел бы ты в Гатчине, у начальства на виду, так уже имел бы их целый воз. Ну, забыли о тебе! За эти годы сколько всего переменилось. Раньше наши горячие головы в Зимнем дворце рвались на юг, к теплым морям, чтобы было где нашему флоту развернуться. Ашинов со своей Новой Москвой на Красном море был лишь первой ласточкой. Потом, после того, как не удалось получить гавань Масан на юге Корейского полуострова, обстраивали Порт-Артур на Тихом океане да еще хотели арендовать персидский порт Чахбехар на Индийском. Собирались протянуть к нему железную дорогу через Афганистан от самого Ташкента, возвести там причалы, доки и батареи. Активно действовали и в Южной Африке. Там на стороне буров сражалось несколько сотен наших добровольцев, был даже создан конный отряд русских разведчиков. Ну а про Эфиопию все знаешь и сам.
— Общей картины не знал.
— Война с японцами многих отрезвила. Она еще раз доказало, что военное счастье ненадежно и для проведения активной политики прежде всего надо иметь сильную экономику. Да еще нельзя забывать и о разведке. Не даром матушка Екатерина повелела в свое время учредить «секретную экспедицию» и посылала ее агентов в соседние страны. Наказала, чтобы они заблаговременно получали «из заграниц» достоверные известия о всех важных происшествиях.
— Кажется, твой интерес к прежним делам не угас?
— На досуге занимаюсь историей. Сейчас всем приходится перестраиваться, подрабатываем, кто чем может, — Григорий Павлович замолчал, плотно сжал губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72