Французы не сидели сложа руки и кроме старых укреплений возвели целую сеть траншей и валов. Их точный артиллерийский и ружейный огонь наносил тяжелые потери наступавшим. Но как-то на совете у Раббеха Айчак заметил, что все стадо скота, свой единственный источник снабжения мясом, французы разместили в загоне на речном берегу. Хотя он и находился в радиусе действия орудий, но охранялся всего лишь несколькими безоружными пастухами и четырьмя сенегальскими стрелками. Это сообщение эмир выслушал очень внимательно и молча кивнул.
Прошло несколько дней, и как-то ранним утром базингеры с ужасными воплями и барабанным боем поднялись в новую атаку. Вся французская артиллерия открыла по ним беглый огонь и не жалела снарядов. Однако вскоре стрельбу пришлось прекратить, так как стало ясно, что атакующие и не думают покидать свои укрытия. А вот на другом фланге позиции тем временем какие-то всадники добивают охрану и угоняют всех коров и овец. Стрельба в поднявшееся до неба облако пыли не дала никаких результатов, а из бросившихся в погоню спагов в крепость уже не вернулся никто.
Остается только добавить, что несколько дней после этого в Кусери царило уныние, а из лагеря воинов Борну раздавались веселое пение, звуки дудок и барабанов и разносились ароматы мясных блюд.
Пока происходили эти события, Дмитрий руководил строительством укрепленного лагери в шести километрах от Кусери.
На речном берегу, у подножия невысокого холма, воздвигался мощный палисад из вертикально вкопанных бревен и рылись неглубокие окопы для укрытия стрелков. На триста метров все подходы к этой позиции очищались от кустов и деревьев. Зная, что прицельный огонь из винтовок превышает эту дистанцию, Дмитрий требовал, чтобы открытое пространство перед палисадом было увеличено хотя бы до пятисот метров. Но столкнулся с упорным отказом старых военачальников, признававших возможность меткой стрельбы только на расстоянии восьмидесяти шагов. Делать дополнительную работу по расчистке зарослей они отказались наотрез. Сломить их упрямство не помогло и обращение за помощью к Раббеху.
Пробиравшиеся в Кусери лазутчики и бежавшие из него горожане в один голос сообщали о нехватке у французов продовольствия. Жидкая просяная каша и небольшая порция сушеной рыбы не способствовали поддержанию высокого воинского духа среди осажденных. Несколько фугасных гранат, выпущенных по городу из трофейных горных пушек, также вселили уныние в их сердца. Тем более что ответный огонь из крепости заметно ослаб и можно было понять, что французские артиллеристы начали экономить свои снаряды.
Однако все осведомители предупреждали, что Лами и десятки его офицеров, не говоря уже о свирепых сержантах, строго следят за дисциплиной, не собираются сдаваться и очень рассчитывают на подход флотилии губернатора Жантийя.
Поступавшие с юга донесения разведчиков также свидетельствовали о том, что губернатор получил значительные подкрепления из колонии Французское Конго. Теперь у него огненных судов с пушками столько, что они перегородили всю реку, а баржи со снарядами, мешками муки и другими припасами невозможно пересчитать. Для размещения новых рот свирепых сенегальских стрелков не успевают строить бараки. Кроме того, французы набрали солдат и среди лесных дикарей. Эти настоящие людоеды — они молятся каким-то деревяшкам и пучкам соломы, грозятся выпустить кишки всем базингерам и не пропускают ни одну женщину, которая проходит мимо их лагеря. Еще губернатор щедро оплатил дружбу султана Гауранга и теперь имеет две тысячи отборных всадников и бесчисленные стада скота. Все это громадное воинство готовится двинуться вниз по Шари, чтобы снять блокаду с французских экспедиционных сил.
Вскоре донесения дозорных с боевых пирог подтвердили, что паровые канонерки идут по реке на север. Огнем своих пушек они прикрывают передовые отряды, которые внимательно осматривают все острова, холмы и заросли на берегах, не забывают заглянуть и на соседние протоки и озера. Остановить их движение невозможно, и они занимают одно прибрежное селение за другим.
Через несколько дней флотилия Жантийя появилась у стен Кусери.
67
Ночь на 22 апреля 1900 года навсегда запомнилась Дмитрию. Коптящее пламя светильников освещало лица десятка военачальников, собравшихся в шатре Раббеха. Говорили мало, всем было ясно, что произойдет на следующее утро.
— Барде, рассказывай, что тебе стало известно, — негромко приказал Раббех. — Говори подробно, мы не испугаемся.
Идрис перечислил все роты и отдельные команды алжирских и сенегальских стрелков, конголезских охотников, конников Гауранга и другие отряды союзных султанов. Признался, что знает о пушках, установленных на укреплениях Кусери, но не может точно сказать, сколько орудий находится на паровых катерах и буксируемых ими баржах. Добавил, что после того, как флотилия прибыла и силы Лами и Жантийя соединились, противник имеет в избытке и боеприпасы и продовольствие.
— Все ясно. — Эмир оставался спокоен. — У нас пять тысяч базингеров, но только половина из них имеет винтовки. Лами выставит не более двух тысяч, но его стрелки не будут жалеть патронов. Против наших трех пушек… Да! Именно трех! Твои самопалы, Меи Араду, годятся только для стрельбы в упор, у французов наберется два, а может быть и три десятка орудий. Сотни трусливых собак Гауранга и остальных трупоедов я не считаю. Их Лами выпустит, чтобы рубить головы тем, кто побежит с поля боя.
— Этого они не дождутся! — воскликнул Меи Араду. Все решительно его поддержали.
— Французы очень хотят, чтобы мы отступили от города, поэтому их будет легко выманить из-за укреплений, — продолжал эмир. — Мы сами приведем их в чистое поле. Наши мушкетеры атакуют первыми, а потом быстро отступят и подставят врага под винтовочный огонь базингеров, которые будут оставаться за палисадом. Тогда и все наши пушки вступят в дело. Вам понятно, как мы проведем этот бой? Действуя таким образом, раньше мы всегда побеждали.
Все военачальники согласно закивали головами. Кивнул и Дмитрий, хотя днем заспорил с эмиром, сказал, что нельзя все время побеждать с помощью одних и тех же тактических приемов. Предлагал ему оставить укрепление и отойти в саванну, подальше от пушек флотилии. Французы наверняка начнут преследование. Так пусть они удалятся от своих складов с запасами, растянут боевые порядки. Тогда их можно будет обойти, внезапно атаковать, а укрепления построить и в другом месте. Тем временем подойдут аламы Фадельалла и Наби.
Но Раббех возразил, что сыновья охраняют столицу и важные участки и переправы на берегах Шари и Логоне. Продвижение французов в глубь территории Борну вызовет смятение среди населения. Это скажется и на некоторых молодых базингерах, которые не выдержат и разбегутся по домам. Возможно, что некоторые султаны даже поднимут восстание и открыто перейдут на сторону врага.
— Но сейчас наши силы разрозненны, а Лами все свои отряды собрал в мощный кулак. Да и с пушками канонерок мы не сможем справиться, — настаивал Дмитрий.
— Успокойся. Помнишь, сколько мы положили их перед палисадами Куно? За этот год я хорошо понял характер французов. Они яростно идут в первую атаку, на врагов бросаются, как леопарды. Но если она не принесла успеха, их напор ослабевает. Я бы сказал, что они боятся крови, а это передается сенегальцам и остальным воинам. Поэтому мы должны выдержать первый удар, и сделать это легче под защитой палисада. Верю, что мои буйволы выстоят.
Спорить было бесполезно.
Когда наступило утро, Дмитрий находился на склоне холма, рядом с эмиром, и наблюдал начало сражения. Все начиналось так, как и задумал Раббех, но затем обстановка изменилась. Французы не послали своих бойцов на штурм палисада. Они не вышли на расчищенное пространство и, прикрываясь кустами, начали обход позиции. Одновременно паровые катера и баржи, с установленными на них орудиями, спустились вниз по течению, встали позади левого фланга Раббеха. Таким образом, она оказалась в «огневом мешке» и могла простреливаться с трех сторон.
В первую очередь, французские снаряды обрушились на позиции трех горных пушек. Их молодые расчеты успели сделать всего несколько выстрелов, но не выдержали поединка с несколькими батареями, огнем которых управляли кадровые офицеры-артиллеристы. Затем начался методический расстрел позиции Раббеха, продолжавшийся более двух часов. Разрывы фугасных снарядов швыряли вверх комья земли, обломки бревен палисада и тела его защитников. Их взрывы заглушали треск рвущейся в воздухе шрапнели, от которой невозможно было укрыться в неглубоких окопах. Засевшие в кустах стрелки с близкой дистанции палили без передышки и посылали десятки пуль в каждого, кто попадался им на глаза.
Когда обстрел прекратился, казалось, что на позиции базингеров никого не осталось в живых. Густые шеренги стрелков бодрым шагом двинулись к развалинам укреплений, но были встречены нестройными залпами и звонкими выстрелами уцелевших пушечек. Это было настолько неожиданно, что наступавшие остановились. Но решительные команды офицеров и сержантов, которые сами бросились вперед, быстро привели их в чувство. Атака возобновилась.
У разбитого палисада закипел рукопашный бой. Часть базингеров отошла на вторую линию обороны и укрылась за колючими изгородями соседней деревни. Некоторые из них засели в зернохранилищах, трехметровых сооружениях из обожженной глины, и в упор расстреливали нападавших. Все перемешались, и сражение разбилось на несколько отдельных схваток, управлять которыми было уже невозможно.
За тем, что творилось на левом фланге, Дмитрий наблюдал, сидя на разбитой пироге, вытащенной на берег. Шрапнельная пуля пробила ему плечо, и теперь правая рука повисла как плеть. Опытный воин Меи Араду быстро наложил плотную повязку и помог спуститься с холма в это не сильно простреливаемое место. Пообещал, что пришлет людей, которые отведут его подальше от поля боя. Но никто не пришел, и Дмитрий понял, что нужно выбираться самому. От боли и потери крови кружилась голова, но он уже почти добрался до задних ворот укрепления, когда увидел, что базингеры бегут.
Значит, плена не миновать.
Морщась от боли, стянул с себя ремень, на котором висели кобуры с наганами и полевая сумка. Бросил их в коричневые волны водоворота, крутившегося у прибрежных камней. Кое-как доковылял до разбитой пироги и без сил опустился на нее.
— Смотри, еще один сидит на берегу! — раздался близкий возглас.
— Сапоги на нем хорошие, — откликнулся кто-то.
Словно в тумане, Дмитрий различал то, что происходит вокруг. Заметил желто-красное шитье на голубых куртках подошедших людей. Отлегло от сердца — это алжирские стрелки. Не лесные охотники за черепами, которые не признают ни Христа, ни Мухаммеда.
— Аллах акбар! Да здравствует Франция! — поднял левую руку, покаазывая, что в ней нет оружия. — Я английский торговец, отведите меня к своему начальнику.
— Ты из людей Раббеха?
— Базингеры разграбили мою лодку с товаром, а ваша шрапнель залетела и сюда. Остался жив по милости Всевышнего.
— Смотри, он весь в крови.
— Одет, как купец. Думаю, не врет.
— Правоверные, я заплачу вам, а начальник наградит.
Но разговора с командиром алжирцев не получилось. Лейтенант, с головой, повязанной окровавленным бинтом, и бурым от пыли и порохового дыма лицом, раздраженно отмахнулся от пленного.
— Отведи его к полковнику! — приказал он одному из стрелков. — Остальным занять оборону! Эти конголезские дикари занялись грабежом, а базингеры опять контратакуют. Пушку сюда! Встретим их картечью!
Опираясь на руку стрелка, Дмитрий с большим трудом дошел до группы французских офицеров. Здесь невысокий худощавый капитан бросил на него профессиональный взгляд и без лишней суеты обследовал карманы. Обнаружив лекарства в упаковке английских фирм, изданный в Лондоне календарь и другую мелочь, он попросил показать ему и наручные часы. После этого удовлетворенно усмехнулся.
— Прошу вас подкрепиться, сэр, — сказал он на отличном английском и протянул фляжку. — Это добрый старый коньяк с берегов Луары. Когда вы в последний раз встречались с майором Мак-Клинтоком?
— Спасибо за угощение. Но вы, капитан, меня с кем-то путаете. Я простой торговец, а из военных людей имел дело только с обер-лейтенантом фон дер Бемом.
— Эй, Лами, послушай! Кажется, мы напали и на немецкий след!
Окруженный офицерами полковник с интересом взглянул на Дмитрия, хотел что-то сказать. Но тут раздался оглушительный залп, и толпа базингеров выскочила из-за разрушенного палисада. Впереди всех, с саблей в руке, бежал Раббех.
Угощавший Дмитрия коньяком капитан схватился за грудь и рухнул на землю. Рядом повалилось еще несколько человек. Стрелок, на которого опирался Дмитрий, упал на него.
— Резерв, в атаку! — раздалась команда Лами.
Стрельба и рубка продолжались недолго, и, когда все стихло, Дмитрий попытался подняться. Но выбраться из-под убитого стрелка не хватало сил. На помощь пришел один из штабных сержантов.
— О месье, вам крупно повезло. Они напали внезапно и чуть не вырезали весь штаб, — сообщил он, принимая Дмитрия за одного из колониальных чиновников. — Говорят, среди нападавших был сам Раббех. Сейчас его ищут. О! Вы ранены!
— Помоги мне дойти до врача. Видишь, в руке у капитана часы? Я хотел подарить их ему, но теперь они твои.
— Спасибо, месье. Вы очень добры, я помогу вам… Смотрите, они нашли кого-то. Подождите меня здесь!
Бой еще продолжался, и в воздухе то и дело свистели пули, раздавались пушечные выстрелы. Но несколько офицеров и сенегальцев не обращали на это внимания и быстро обследовали заваленное трупами пространство возле остатков палисада. Их возглавлял полковник Лами. В некоторых местах он останавливался, о чем-то советовался со своими подчиненными и продолжал поиски. Шедшие за ним стрелки действовали без колебаний, всем лежавшим на земле, на ком были надеты кольчуги или нашиты алые нашивки младших командиров, они разбивали прикладами черепа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72