— мистер Кейнсон откровенно подмигнул. — Дела там идут отлично. Оборудование порта завершилось, и теперь в него могут заходить крупные морские суда. Начали строить железную дорогу, которая со временем протянется до северных хаусанских городов, а количество пароходов на Нигере и Бенуэ достигло пятидесяти. В городе полным ходом строятся каменные дома, банки и магазины, начали выходить газеты. После того, как разгромили воинство правителя Бенина, в дельте Нигера наведен полный порядок. По производству пальмового масла этот район занял первое место в мире, и без его поставок химические заводы Европы уже просто не могут существовать. Вывоз каучука вырос в восемьдесят раз! Причем прибыль получает не только наша компания, но и арабские торговцы — посредники и вожди местных племен, которые занялись выращиванием тропических культур и заготовками ценной древесины.
— Приятно слышать хорошие вести.
— А что гнетет вас, мой друг?
— Устал. Видимо, слишком долго живу в жарком климате.
— Сейчас подготовлю лекарства. Принимайте их регулярно и ни о чем не беспокойтесь. Прогресс и процветание придут и на берега Чада. В лондонском Сити очень заинтересованы в этом и приложат все усилия для того, чтобы какие-то глупые параграфы пыльных договоров не помешали завершить такое выгодное предприятие.
С пакетом лекарств Дмитрий вернулся домой, где с радостным шумом был встречен всеми его обитателями. Ахмед, все три жены, слуги и служанки бурно приветствовали своего господина и готовы были выполнить все его желания. После того как завершилось изъявление чувств и Дмитрий всех похвалил и сказал полагающееся милостивое хозяйское слово, все занялись своими обычными делами, а он отправился отдохнуть.
Но прошло совсем немного времени и в дверь его спальни тихонько постучали. С глубоким поклоном Ахмед протянул небольшую плоскую коробку, обшитую грубой тканью и перетянутую шнуром, на котором висела печать одного из известных в Триполи торговых домов.
— Господин, только сейчас это принесли тебе из дворца. Посыльный сказал, что коробка получена вместе с другими грузами для хакима. Еще он передал, что хаким просит тебя никуда не отлучаться из дома.
В коробке оказалась аккуратно свернутая безрукавка, какие носят в Александрии солидные купцы, и богато расшитая феска. При внимательном осмотре под шелковой подкладкой безрукавки обнаружилась узкая полоска бумаги, исписанная крохотными цифрами. Из шкафчика в стене пришлось доставать басни Крылова. Но после первых же расшифрованных строк, что-то стукнуло в затылке и какой-то кусок мяса задергался под ребрами.
Новости были краткими и неожиданными. В питерских канцеляриях решили свернуть операцию. Объяснили, что «заинтересованные стороны» достигли соглашения и обстановка в регионе теперь «не требует внимания». Следовательно, информация больше не нужна, а агенту «надлежит вернуться к прежнему месту службы и представить отчет о проделанной работе». Старательный канцелярист указал и срок возвращения — до 1 января 1900 года!
Вот она, истинно «штабная культура». Главное, чтобы все бумаги были в ажуре, а номера входящих и исходящих соответствовали друг другу и не вызывали никаких сомнений. Где находится человек, в Костроме или Дикве, не имеет разницы. Командуют, а сами за все это время денег не прислали ни копейки. Ведь кормлюсь тем, что сам добываю. Ну да об этом потом. Но как выбраться отсюда? Просить у Раббеха отпускное свидетельство, а у Идриса взять ссуду для найма верблюдов до Триполи?
А почему бы и не попросить? Год службы в Борну уже подошел к концу, все, о чем договорились, исполнено. Даже с лихвой! Сейчас кругом тишина и мир, самое время собираться домой. Тем более что сегодня утром сам Раббех упомянул о своем желании направить посольство в Россию. Как обычно, он поинтересуется, какие новости содержатся в послании из Триполи. Поэтому эту полоску бумаги надо сжечь, а ее содержание изложить как-нибудь помягче. Конечно, прядется признаться, что отзывают домой, но добавить, что и ему пора писать послание в Санкт-Петербург. Наверное, в свое время и поручик Машков имел подобную беседу с эфиопским негусом, а потом доставил его письмо российскому императору.
Жен и домашних, конечно, придется оставить. Но вот как быть с Аминой? Пожили совсем немного, а вот расставаться жаль. Взять ее с собой в Россию? Или позднее самому вернуться сюда? А что если прямо сейчас ускакать к ней! Эх, да ведь хаким велел оставаться в Дикве. Стража дальше городских ворот и не пустит.
Что это? Арест? Ну и дела! Попался, как волк на псарне, о котором написал дедушка Крылов. Но не надо спешить, надо обдумать все хорошенько. Сейчас все кругом выглядит слишком уж спокойно и благополучно. Но сам-то понимаешь, что так быть не должно. Поэтому который день что-то томит душу, не дает покоя.
57
В таких раздумьях и сомнениях прошло три дня. Сидел дома, ел, спал, а потом уже начал злиться. Но на четвертый день рано утром приехал Идрис. Сопровождавшие его всадники встали за воротами, а сам он уселся в комнате для гостей и жевал орехи кола. Для приличия вел пустой разговор, расспрашивал о здоровье и домашних делах. Наконец громко объявил, что приглашает Дмитрия поохотиться на ближних озерах. Выезжать следует немедленно.
Когда выехали из города, то свернули совсем в другую сторону, а Идрис велел всадникам приотстать и мрачно сообщил:
— Французы наступают с юга, их отряд вышел на берега Шари.
Странно, но это сообщение не вызвало у Дмитрия волнения. Разом все слухи, обрывки новостей, намеки и догадки встали на свои места в единой картине. Обстановка прояснилась, и теперь надо было действовать.
— Это война? — спросил, чтобы окончательно внести ясность.
— Еще не знаю, но думаю, что еще хуже. Это измена.
— Объясни.
— Сейчас едем в мой загородный дом, там поможешь допросить французского купца. Мне достался молодой переводчик, он еще слаб в языке. Его старший находится сейчас во дворце при хакиме, где много чутких ушей и любопытных глаз. К нашему расследованию нельзя раньше времени привлекать внимание, оно не требует огласки. Лишний шум может все испортить. Хотя боюсь, что ты прав, к. нам пришла война.
— Все к тому шло. Просто сами себе не хотели в этом признаться, мучились догадками и предчувствиями.
— Так ведь на нашей работе о многом приходится узнавать и многое решать, а меч власти тяжел. Ошибаться нельзя, этого не простят ни люди, ни Всевышний.
Француз сидел прямо на земле, в углу небольшого двора. Сжался в комок, так что трудно было судить о его росте и внешности. Весь он был какой-то серый, мятый полотняный костюм и лицо были одного цвета. Выделялись только глаза — белые и круглые. Перед ним стоял обнаженный до пояса мускулистый гигант и вытирал о штаны кривой нож. Посредине двора вздрагивала бесформенная куча кровоточащего мяса.
— Где переводчик?! — крикнул Идрис.
— Не выдержал, пошел поспать, — ответил верзила, и сплюнул оранжевую жвачку ореха кола. — Который день ведем допросы без перерыва. Если бы не орехи, я бы тоже…
— Это что такое?
— Когда переводчик ушел, француз начал что-то кричать, на меня махал руками. Но мы его и пальцем не тронули, просто с одного из его гребцов я заживо снял кожу. Теперь они оба молчат.
— Отойди! — приказал Дмитрий. Быстро подошел к серому господину, положил ему руку на плечо.
— Успокойтесь, месье. Вам ничто не угрожает, пойдемте со мной. Идрис, вели подать кофе.
Слуги подхватили француза, отнесли в одну из внутренних комнат. Сам он передвигаться не мог, руки и ноги волочились по земле. Казалось, что все его тело лишилось костей.
— Нельзя так обращаться с людьми, — сердито бросил Дмитрий. — Он же от испуга может совсем лишиться дара речи или просто сойдет с ума.
— Это Раббех чуть не лишился дара речи, когда узнал об этом купце. А потом мне чудом удалось сохранить на плечах собственную голову.
— Так что же случилось?
— Пока мы возились с Хайяту и султаном Сокото, а ты сражался в горах Мандара, французы побывали на озере Чад!
— Ну и что из этого? Озеро уже посетили многие европейцы.
— Это были путешественники или купцы и с ними всегда находились наши люди. На этот раз какой-то французский офицер на огненной лодке тайно прошел по реке Шари до Чада, а потом вернулся обратно на юг.
— Каким же образом он мог незаметно проплыть на пароходе? У того же машина стучит на всю округу и дым валит столбом.
— Это места дикие, и живут там мелкие племена рыбаков, которые платят дань султану Гаурангу. Среди них француз и нашел проводников, указавших путь среди многочисленных островов и проток. Говорят, что судно у него было маленькое и по ночам мимо селений рыбаки тащили его своими пирогами. Ясно, что султан знал об этом.
— Тот самый Гауранг, что клялся в верности хакиму?
— Он же обещал послать своих дозорных на юг, чтобы они следили за французами на берегах Конго, и согласился на строительство нашей крепости у местечка Кусери, где сливаются Шари и Логоне.
— А этот купец в чем виноват?
— Он недавно объявился возле Кусери. Приплыл с юга на железной лодке, которую можно разбирать на части. На базаре расспрашивал, где какой товар продается, справлялся о запасах зерна и сушеной рыбы. Но когда завел речь о числе базингеров и пушек в крепости, староста рынка заподозрил неладное и дал нам знать. Француза схватили, но переводчик бежал, а гребцы с его лодки только и могли сказать, что их послал с купцом этот сын свиньи и обезьяны, султан Гауранг.
— Хорошо, я поговорю с французом, но обещай, что никаких пыток не будет.
— Обещаю. Он всего лишь исполнитель, но все, что он скажет, поможет нам разобраться в обстановке.
— Пусть твой горе-переводчик ведет запись нашего разговора, а этот мясник со своими приятелями и близко не подходит.
Через некоторое время Дмитрий прошел в комнату, где находился задержанный. Представился арабским купцом, ведущим торговлю в Борну, пожаловался на строгость и подозрительность местных властей. Спокойно, со знанием дела поговорил о ценах на различные товары, упомянул о дороговизне перевозок и хорошей прибыли, которую умелый торговец всегда может получить в Африке. Без нажима поинтересовался, что привело коммерсанта в эти дикие края, но упомянул и о щедрости эмира Борну в отношении тех, кто оказывает ему ценные услуги. Привел примеры и назвал имена, увидел, как зарозовели щеки собеседника, а глаза приняли осмысленное выражение.
В результате беседы выяснилось, что Эмиль Жантий, чиновник администрации колонии Французское Конго, действительно предпринял тайную экспедицию к озеру Чад. Его паровой катер в разобранном виде был доставлен в верховья Шари с берегов притока Конго Убанги, где французы уже прочно обосновались. С помощью местных рыбаков катер успешно миновал все мели и пороги, немного проплыл по озеру Чад и вернулся обратно. Этот чиновник встретился с султаном Гаурангом, обещал ему защиту от Раббеха, подписал оборонительный договор и очень выгодное торговое соглашение. На обратном пути захватил с собой несколько придворных султана, которые в Парике должны поведать о жестокостях правителя Борну и единодушном желании народов Чада избавиться от его ига. На прощание Жантий посоветовал Гаурангу угнать жителей с берегов Шари и сжечь их деревни, чтобы в случае войны базингеры Раббеха остались без носильщиков и запасов продовольствия. А сейчас в верховьях Шари строится форт, в который уже прибыли первые французские отряды.
Сам месье Беагль, простой торговец, которого всего лишь попросили справиться о ценах на прибрежных базарах. Что касается заметок в его записной книжке, то они не имеют никакого отношения к империи Борну. Но если арабский коллега так настаивает, то их можно объяснить — это расчет пропускной способности дорог и стоимости перевозок грузов от Шари до берегов Бенуэ. Известно, что эти две реки протекают недалеко друг от друга, а в дождливый сезон их притоки превращаются в единую сеть озер. Если освоить этот торговый путь, мелкие негритянские торговцы им уже давно пользуются, то можно получить значительную прибыль и разрушить гнусную монополию Королевской компании Нигера. Англичане совсем обнаглели и никого не пропускают на Бенуэ и Нигер со стороны океана. Но что они скажут, когда французские коммерсанты зайдут им в тыл и повезут свои товары со стороны Чада! Тихий голос и по-восточному деликатные манеры Дмитрия произвели на месье Беагля определенное впечатление. После пережитого им ужаса, требовалась разрядка. Он осмелел и, как бы беря реванш, заговорил так, словно вновь стал хозяином положения.
— Жантий обязательно вернется! На берегах Шари и Чада будут стоять французские крепости, а в их водах плавать французские суда! — с пафосом произнес он. Затем ткнул пальцем в сторону склонившегося над бумагами переводчика. — Я уже пытался объяснить этому безграмотному идиоту, что следом за мной движется отряд капитана Бретоне. У него много пушек и винтовок, с ним идут тысячи воинов султана Гауранга. Если со мной что-нибудь случиться, от всех вас ничего не останется!
Когда Идрис выслушал отчет Дмитрия и ознакомился с записью допроса и записной книжкой француза, он только тяжело вздохнул:
— Вот и кончились наши тайные игры. Поехали во дворец.
— Думаешь, опять будем вести ночные советы над той козьей шкурой?
— Нет, сейчас положение гораздо серьезнее. От низовьев Шари до Диквы пешей ходьбы три дня, а конный доскачет еще быстрее. В Кусери я уже послал гонцов, приказал усилить разведку и выслать дозоры на пирогах.
— Знаешь, ты поезжай с докладом к Раббеху, а я взгляну на своих арабов. Эти дни по его приказу сидел дома, теперь понимаю, с какой целью. Но сейчас мне надо проверить воинов самому. Им придется сражаться с войсками, обученными на европейский манер под командой французских офицеров и сержантов. Поверь мне, они умеют воевать!
58
Но прежде, чем увидеть своих арабов, Дмитрий решил заехать домой, чтобы взять необходимое оружие и походное снаряжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72