Мой спутник, Альхаджи Муса, видел это собственными глазами.
Выразительный взгляд Хасана заставил Дмитрия подтвердить эту ложь. Видимо, рассказ воина вызвал какие-то подозрения и следовало поддержать слова напарника.
Ночью спали по очереди, часто подбрасывая хворост в костер. В соседних кустах загорелись чьи-то глаза и раздавалось глухое рычание, после которого стреноженный осел громко фыркал и бил копытами.
Утром варили кашу, готовились продолжить путь. Неожиданно воин вскинул винтовку и решительно потребовал отдать ему осла.
— Не отдам! — Хасан вцепился в уже навьюченные сумки. — Великий грех лишать паломников, идущих из Мекки, последнего имущества!
Дмитрий начал громко молиться, как бы в растерянности сделал пару шагов в сторону, так чтобы восходящее солнце светило воину в лицо.
Но тот был неумолим, грозно потрясал винтовкой:
— Вы сможете продолжить путь и пешком, а я тороплюсь в родной город и мне очень далеко идти. Если не отдадите осла добром, то пожалеете об этом.
— Не грози нам! Ни один смертный не знает, где ему выкопают могилу! — возразил Хасан.
Воин присел на корточки и начал из камешков и кусочков глины складывать холмик.
— Вот смотри, делаю для вас могилу!
Наступила тишина. Холмик становился все выше. Опираясь на винтовку, воин работал одной рукой. Под тяжестью его тела винтовочное дуло все глубже уходило в рыхлую землю. Оружие становилось бесполезно и даже опасным для самого владельца — при выстреле пороховые газы просто разорвут забитый землей ствол.
— И я буду делать могилу, но для тебя, — произнес Дмитрий.
Он присел рядом и начал было собирать камни. Воин поспешно выпрямился и, схватив винтовку двумя руками, выставил ее вперед, совсем как копье. Растерянно заморгал ослепленный солнцем. Дмитрий стремительно прыгнул, ударил его головой в живот.
— Убей его, — предложил Хасан. — Он лжец и разбойник. Совсем не тот, за кого себя выдает. Сулейман-бея убили в прошлом году и сделали это свои. Тогда англичан в этих местах не было. А город Эль-Фашер находится совсем в другой стороне. Как твое настоящее имя? — обратился он к воину.
Но тот сидел на земле, тяжело дышал и молчал.
— Он не опасен, в винтовке нет патронов, — сказал Дмитрий. Он сорвал с пояса воина сумку и вытряхнул из нее все содержимое. Так и есть, среди разного хлама нашлись и три патрона. Это уже хорошо. Винтовку почистим, будет как новая. — Вставай, бродяга, ты не достоин называться воином. С оружием надо уметь обращаться, а ты не смог даже открыть затвор и вложить патроны в магазин. Слышал пословицу — незаряженного ружья боятся двое? Тот, на кого оно направлено, и тот, в чьих руках оно находится. Вот только причины для страха у них разные. Подумай об этом и займись честным трудом. Твою винтовку и патроны я забираю, чтобы ты больше не пугал других людей. А сейчас убирайся!
— Лучше убей его, а винтовку положи рядом, — настаивал Хасан. — Думаю, что он просто вор, украл винтовку и теперь прячется в саванне. Если преследователи найдут его труп, то решат, что виноваты дикие звери. Найдут они и винтовку и успокоятся.
— Мы не знаем, есть за ним погоня или нет. Убивать его не буду, не возьму грех на душу. С винтовкой мне спокойнее. Признаюсь, что страшно безоружным бродить по этим зарослям.
— Ох, пожалеешь ты об этом.
В полдень того же дня несколько вооруженных всадников окружили Дмитрия и Хасана. Смуглые и горбоносые, в синих рубахах и ярко-красных плащах. Кони отличные, сбруя и оружие в полном порядке. Их старший почтительно склонился в седле, на солнце сверкнул его полированный стальной шлем, как змеиная чешуя заблестела начищенная кольчуга.
— Приветствуем вас, святые странники! Рады встречи с вами! Мы шли по следам труса, который слишком долго общался с грязными нубийцами и опозорил наше племя баккара. Он бежал с поля боя и украл винтовку. Сейчас он уже понес наказание и стервятники рвут его печень. Но мы не нашли винтовку, а она стоит дорого и принадлежала одному из наших воинов.
— Возвращаю ее вам, доблестные воины, — сказал Дмитрий. — Нам она совсем не нужна.
— Этот грешник грозил нам и хотел ограбить, — поспешил добавить Хасан. — Но сила молитвы оградила нас от зла!
— Воистину так! Благодарим вас, святые странники. Просим быть гостями нашего славного и могучего повелителя, которого зовут Бегит-паша. Он ценит людей образованных, любит вести с ними мудрые беседы о вере, о жизни. До его зерибы всего лишь день пути.
— Мы слышали о Бегит-паше, — громко сообщил Хасан. — Будем счастливы увидеть человека, о котором гремит слава по всей долине Нила!
Сделав вид, что поправляет сумку на спине осла, Хасан наклонился к Дмитрию и прошептал:
— Теперь молись всем, каких знаешь, богам, чтобы уйти живыми из дома этого убийцы.
30
Зериба Бегит-паши широко раскинулась на пологом холме. Невысокая изгородь из колючих кустарников окружала несколько приземистых глинобитных зданий, соломенных хижин, загонов для скота. Над всеми постройками и кое-где зеленевшими лимонными деревьями и посадками бананов поднимался уже порядком осыпавшийся земляной бастион, на вершине которого красовалась медная пушка. Все это окаймлял глубокий ров с торчащими на его дне острыми кольями. В некоторых местах, надо думать для обмана неприятелей, они были прикрыты тонкими ветвями. Но с первого взгляда было видно, что должного ухода за укреплениями нет и хозяин зерибы явно не опасается появления врагов.
Паша лично вышел встречать своих всадников. Выслушал донесение о расправе над дезертиром, принял похищенную винтовку и только после этого обратил внимание на паломников. Ласково расспросил, кто такие, куда идут и откуда. У Хасана спросил, кто сейчас правит в султанате Сокото и через какие ворота быстрее всего можно проехать на городской рынок Кано. Услышал, что самый короткий путь ведет через ворота Вамбей, а нынешнего султана зовут Абдурахман и что народ называет его Сырой Глиной за противоречивые указы и неспособность выполнять собственные обещания.
— Что заставило тебя, турок, идти во владения султана? — обратился паша к Дмитрию. — Почему из Мекки ты не направился обратно в Египет?
— Я не турок, а черкес, но родился и вырос в Александрии, — ответил Дмитрий. — Моего деда турки еще ребенком захватили в одном из селений на Кавказе. Потом он служил в войске египетского паши, получил награды, а к старости занялся торговлей. Отец продолжил его дело и ходил с караванами через Сахару, до тех пор пока не ослеп во время песчаной бури. В Сокото на могиле шейха Османа дан Фодио молитва облегчила его страдания.
— Слышал об этом святом, который был неуязвим и мог в мгновение ока переноситься из одного города в другой, — паша милостиво улыбнулся. Его осведомленность поразила слуг, в толпе послышались восхищенные возгласы.
— Сейчас отцу опять стало плохо, и по его воле я должен вознести молитву об исцелении на могиле этого мудрого шейха, славного многими чудесами. Кроме того, в Кано мне предстоит распорядиться имуществом отца, оставленным на сохранении у старейшины купцов квартала Дала.
— Это благое дело, Альхаджи Муса. Я сам потомок венгерского князя. В прежние годы турки сослали в эти края многих непокорных из Греции, Сербии и других порабощенных ими стран. Поэтому я ненавижу турок! Они трусы и обманщики, такие же, как все эти нищие баккара и другие кочевые племена. Доверять можно только старательным и верным нубийцам. Они держат в повиновении остальной сброд и заставляют их исполнять мои приказания!
Улыбка сползла с губ Бегит-паши, глаза с красными белками зловеще блеснули, и смуглое лицо потемнело от гнева. Если и были на нем какие-нибудь европейские черты, то сейчас они совсем исчезли. Как бы растворились в крови нескольких поколений чернокожих наложниц. Да и сам наряд паши свидетельствовал о его воинственности — легкий шлем, обмотанный розовой чалмой, английский офицерский френч с незаштопанным пулевым отверстием на плече и подозрительными бурыми пятнами на рукаве, маузер в кобуре и кривой кинжал на поясе, да еще звонкие шпоры на красных сафьяновых сапожках. При виде такого костюма не оставалось никакого сомнения в том, что в зерибе редко вспоминают о таких качествах, как человеколюбие, и милосердие. Тут еще, по знаку паши, появился чернокожий слуга с подносом, на котором лежали изящная коробочка и резная трубка из слоновой кости. Пахнуло сладковатым дымком, и стало ясно, что в ней не обычный табак или какие-нибудь местные дурманящие коренья, а настоящий опиум из Индии.
После нескольких глубоких затяжек паша несколько успокоился и вновь превратился в гостеприимного хозяина. В изысканно-вежливых выражениях предложил паломникам осмотреть свое жилище. Тут же, словно из-под земли, появились рядом с ним шестеро громадных и черных как ночь нубийцев в алых шелковых шароварах. Каждый обвешан дорогим оружием, на шее имеет массивный золотой ошейник, символ рабской верности хозяину. Чтобы не отравлять своим запахом воздух в покоях, у каждого из них на левом плече был прикреплен козий рог, наполненный пахучим крокодильим мускусом. Шли тесно обступив пашу, бросая по сторонам зоркие взгляды. В одном из переходов моментально приперли к стене выскочившего из-за угла слугу с поварешкой в руке. Разбираться с ним не стали, так ловко свернули шею, что почти никто и не обратил на это внимания.
Паша неторопливо шествовал с гостями через вереницу сводчатых покоев. Их убранство было богатым — развешанные на стенах дорогие ковры и шкуры, расставленные по углам резные сундуки из черного дерева, инкрустированные золотом и слоновой костью, полки с дорогой посудой. Через небольшие увитые зеленью дворы — в одном из них на короткой цепи сидел лев, в другом гуляли павлины — прошли в здание, комнаты которого были обставлены с еще большей роскошью. В длинном зале паша проследовал за шелковый занавес, расшитый золотыми цветами и изречениями из Корана, и уселся на низкий диван.
Сразу же около него появились рабы с пышными страусовыми опахалами, начали отгонять мух. Из темного угла выскользнул сморщенный старичок, примостился у ног повелителя, забормотал молитвы. Быстрым взглядом окинул паломников и с подчеркнутым смирением склонился перед ними до самой земли. Бесшумно ступая по коврам, слуги принесли блюда с кушаньями. Фрукты, переливающиеся всеми цветами радуги, стеклянные графины с прохладительными напитками. Потом подали и крохотные чашечки с ароматным кофе.
Угощение, особенно после скудных трапез у костра в саванне, было изобильным, но почему-то кусок не шел в горло. Паша за занавеской курил новую порцию опиума, а старичок завел душеспасительную беседу. Как бы между прочим упомянул, что истинно правоверные мусульмане совершают паломничество не в Мекку, а на могилу махди в Хартум, ибо его учение более свято, чем слова пророка Мухаммеда. Услышав такие богохульные высказывания Дмитрий растерялся, но опытный в подобных спорах Хасан сразу же вступил в бой. С пеной у рта он начал доказывать святость Корана, так и сыпал цитатами из сочинений известных исламских правоведов. В свою очередь старичок стал было возражать, но гость не давал ему и слова сказать.
Но тут паша не выдержал. Резко встал и сердито произнес:
— Надоело слушать ваши споры! Пора Султану задавать корм. Пойдем, черкес, покажу тебе моих коней.
— Не забывай, паша, о скромности! — воскликнул старичок. — Как учил нас махди, человек должен ездить верхом только во время войны, когда он защищает истинную веру. В другое время он должен передвигаться пешком и не возноситься над остальными смертными!
— Замолчи, старик! Ты что, курятиной объелся? Думаешь, если был главным факихом в Хартуме, так и твои плевки стали святы? Терплю тебя, пока совсем не недоел со своими нравоучениями. Будешь приставать с советами, прикажу бросить в загон с рабами. Вот там и поучай язычников!
На конюшне паши Дмитрий увидел чистокровного арабского жеребца. Невысок, но строен, светло-серые бока отливают жемчужным блеском. Одного взгляда на грудь, спину, ноги достаточно для того, чтобы оценить его резвость и выносливость. А какой красавец! Большие выразительные глаза с длинными ресницами, высокий лоб, лебединая шея… Сколько веков арабские поэты воспевают достоинства этой несравненной породы! Вот бы оседлать такого красавца!
— Какой чудесный конь! — Дмитрий даже прищелкнул языком от восхищения. Не удержался и процитировал слова пророка Мухаммеда, которые дядюшка велел затвердить еще в юности. — Да не проникнет злой дух в шатер, где находится лошадь чистых кровей! Да явится к ней ангел каждую ночь, поцелует ее в лоб и благословит ее хозяина!
Услышав это, паша расплылся в гордой улыбке.
— Вот он каков, мой Султан! Быстрый и послушный! В боях дважды спасал мне жизнь. Страшно сказать, сколько черных рабов и слоновьих бивней я отдал за него арабским купцам. О, черкес! Как он на тебя внимательно смотрит! Видно, чует знатока! Ты сам в чем разбираешься лучше — в Коране или в лошадях? Ладно, сейчас молчи, потом узнаем об этом.
В соседних стойлах находились и другие лошади. Уже знакомые Дмитрию горбоносые донгольские жеребцы, блестящие, словно из отполированной бронзы, берберийские скакуны, другие местные породы. Отличные кони, но теперь Дмитрий свои чувства, сдерживал, боялся показать собственные знания.
Хозяин лошадей увлекся сам. Подробно рассказывал о каждой, сообщил, что весь табун держит за пределами зерибы, где-то в саванне. Раньше верхом ездил часто, уходил в дальние набеги за рабами, громил купеческие караваны и отряды других работорговцев. Побывал везде, кроме тех речных долин, в которых водится проклятая муха цеце, после ее укусов еще не выжила ни одна лошадь. В те долины приходилось посылать пешие отряды, там воины и рабы тоже умирали от ее укусов, но это же не дорогие племенные жеребцы.
Настроение паши опять быстро изменилось. От прежнего благодушия и гордости не осталось и следа. Он начал жаловаться на скуку и однообразие жизни в саванне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72