Элизабет выдали замуж в семнадцать лет, сейчас ей было тридцать три, и лицо ее ничего не выражало. Ни в жизни, когда она, сидя напротив Рамиэля, обсуждала с ним проблемы сексуальных отношений, ниш различных фотографиях, сделанных после назначения ее мужа в кабинет отца.
Газеты изобиловали описаниями ее деятельности. Она проводила обширную кампанию в пользу своего мужа, посещала коктейли, организовывала благотворительные балы, целовала детей-сироток, раздавала бедным и немощным корзинки с продуктами. В глазах всех Элизабет была образцом дочери, жены и матери, женщиной достойной во всех отношениях.
Он швырнул газету на стол.
Недовольство боролось в нем с гневом, желание — с сочувствием, но за всем этим таился страх.
Страх, что Элизабет знала о тайне своего супруга. Страх, что она сознательно обратилась к Рамиэлю именно потому, что все знала. Но никак… она никоим образом не могла знать про… Рамиэля!
Пожелтевшие от времени газеты зашелестели, библиотеку заполнил свежий порыв воздуха.
— Сынок…
Для непривычного уха голос Мухаммеда звучал вежливо. Но все было гораздо сложнее. Мухаммед без слов просил Рамиэля отвергнуть Элизабет Петре, как он сам уже сделал это в своем сердце. Возможно, Мухаммед был прав.
Элизабет обманула евнуха. Она пришла к Рамиэлю за сексуальными познаниями. Ни то ни другое не говорило о ее целомудрии.
— А этот твой детектив, которого ты нанял… — Рами-эль сделал паузу, ненавидя себя за вопрос, который уже не мог не задать. — Он не мог ошибиться?
Черные глаза твердо встретили взгляд бирюзовых.
— Тут ошибки быть не может.
Перед глазами Рамиэля блеснул рыжий отлив в темно-каштановых волосах… он вспомнил, как она смутилась, когда он похвалил ее волосы. Это была реакция женщины, которой ие часто делают комплименты.
Приступ гнева, холодного и неумолимого, охватил его.
Она заслуживала лучшего мужчины, чем Эдвард Петре.
— Что делает Петре сегодня вечером?
— Он отправился на бал.
— Кто его дает?
— Баронесса Уитфилд.
— Эта женщина, с которой, по слухам, видели канцлера казначейства… кто она, Мухаммед?
Смуглое лицо евнуха осталось бесстрастным.
— Я не знаю, сынок.
Прищурившись, Рамиэль пристально посмотрел на него:
— Но у тебя же есть какие-то соображения на этот счет?
— Да.
— Тогда достань мне необходимые доказательства.
За широкими окнами опустилась ночь. Возможно, сейчас Элизабет танцует в объятиях супруга на балу у Уитфил-дов. Узнала ли она про него? Утром она сделала два глотка турецкого кофе, хотя он ей явно не нравился. А может, она просто притворялась? И если вдруг представится случай, каков будет выбор Элизабет: добропорядочность или страсть?
Рамиэль представил ее обнаженную, возлежащую на груде подушек и курящую кальян. Ему стало смешно. Она носила скрипучие корсеты и тяжелые шерстяные платья, пропахшие бензолом. И все-таки нет. Он совершенно явственно представил ее с распущенными по спине и полным грудям темно-рыжими волосами и с мундштуком во рту.
— Приготовь-ка мне экипаж, — приказал он слуге. — Сегодня вечером я буду следить за Петре.
Бал оказался даже хуже, чем ожидала Элизабет. Она беседовала с юными дебютантками, чувствовавшими себя еще не совсем в своей тарелке, и с молодыми людьми, слишком робкими, чтобы подойти к девушкам. Занималась гостями, которые были слишком старыми или слишком немощными, чтобы танцевать. И пока она вслушивалась в разноголосый женский щебет и мужской смех, в зале на сверкающем паркете кружились в вихре танца светские пары, поглощенные собой и поисками наслаждений.
Лорд Сафир сделал комплимент ее волосам. Когда в последний раз Эдвард делал ей комплимент… и вообще что-нибудь для нее?
«Как долго добропорядочная женщина может обходиться без любви?»
— Миссис Петре…
Элизабет не сразу сообразила, что это обращаются к ней. Ее собеседник, лорд Инчкейп, восьмидесятилетний пэр, от которого поняло так, что приходилось отворачиваться в сторону, вполне мог обойтись без ее беседы, ибо был глух на одно ухо.
— Миссис Петре, тут кое-кто просит представить его вам.
Элизабет с благодарностью повернулась к баронессе Уитфилд, хозяйке бала. Однако любезная улыбка тут же застыла на ее лице.
Лорд Сафир в черном фраке и белом галстуке возвышался над низенькой пухлой баронессой.
Высокая женщина держала его под руку с другой стороны. Она была стройна и элегантна, бирюзовое платье очень шло к цвету ее глаз. Лицо имело совершенную овальную форму. Золотистые волосы того же цвета, что и у Рамиэля, были убраны в шиньон. Элизабет осенило: это наверняка та самая женщина, с которой он провел столько времени в постели, что насквозь пропитался ее духами.
Острая боль пронзила ее — ревность, зависть. В женщине было все, чего никогда не имела Элизабет. Именно такую женщину она сама подобрала бы для такого мужчины, как он.
Пухлые щечки баронессы разгорелись от выпитого шампанского и тепла, излучаемого сотнями тел и множеством канделябров.
— Катрин, позвольте представить вам миссис Элизабет Петре, известную супругу нашего канцлера казначейства. Миссис Петре — графиня Девингтон.
Первой мыслью, пришедшей в голову ошеломленной Элизабет, была — это не любовница Рамиэля, это его мать. Но ведь она же не настолько стара, чтобы быть его матерью.
С теплой улыбкой графиня протянула руку в белой перчатке
— Добрый вечер, миссис Петре. Я так много слышала о вас.
Холодная дрожь пробежала по спине Элизабет. Не отвечая на дружеское приветствие, она сделала вежливый реверанс.
— Добрый вечер, графиня Девингтон.
— Катрин, вы знакомы с лордом Инчкейпом?
— Конечно, знакома. Как поживаете, лорд Инчкейп?
Лорд Инчкейп кивнул своей лысой, в пятнах головой.
— Не успели еще отойти от заморских стран и уже позволили себя похитить, не так ли?
Улыбка графини поблекла.
— Увы, не так уж и недавно.
Маленькие глазки на пухленьком личике баронессы засветились лукавством.
— Ведите себя прилично, Катрин. Миссис Петре, позвольте вам представить сына графини Девингтон, лорда Сафира. Лорд Сафир… Миссис Петре…
Бирюзовые глаза лорда встретились с карими глазами Элизабет. В его взгляде она увидела все, что прочитала и обсудила с ним за последние два утра. Великий Боже, что он здесь делает? А вдруг он рассказал графине об их уроках? Элизабет холодно кивнула.
Прежде чем она догадалась о его намерениях, Рамиэль наклонился и схватил руку Элизабет. Его смуглая рука была скрыта белой перчаткой. Прикосновение его пальцев даже сквозь двойной слой шелка обожгло ее.
Словно зачарованная, Элизабет с ужасом смотрела, как его золотистая голова склонилась над ее рукой. Когда он целовал ее руку, его губы, казалось, были еще горячее, чем пальцы. Кровь, отхлынувшая от ее лица при первом взгляде на него, вновь жарко залила щеки. Она отдернула руку. Баронесса, как ни в чем не бывало, улыбнулась собеседнику Элизабет.
— Лорд Инчкейп… лорд Сафир.
Лорд Инчкейп подтянулся, насколько позволяли его сутулые плечи.
— В наше время мы никому не представляли своих бастардов.
От подобного хамства Элизабет чуть не упала в обморок. Она услышала сдавленное восклицание баронессы:
— О Боже!..
Взгляд графини стал ледяным.
— В ваше время, лорд Инчкейп, у вас не было титула, так что вас не представляли никому — ни бастарду, ни бакалейщику.
Желто-серое болезненное лицо лорда пошло красно-кирпичными пятнами. Хриплый голос Рамиэля нарушил взрывоопасную тишину:
— Миссис Петре сочтет нас невоспитанными дикарями.
Взгляд графини оставался по-прежнему жестким.
— Я не думаю, что миссис Петре именно нас сочтет дикарями.
Элизабет с трудом сдержала смешок. Лорд Инчкейп резко повернулся и резво нырнул в толпу фланирующих мужчин и женщин. Графиня проводила его взглядом.
— Злодей ушел, — спокойно произнес Рамиэль. — Можешь расслабиться, твой птенчик спасен.
Графиня грустно усмехнулась:
— Прошу вас простить меня, миссис Петре, но уж очень он меня разозлил. Вы сама мать и, я уверена, поймете мое возмущение.
Графиня Девингтон некогда была наложницей арабского шейха и произвела на свет бастарда. В возрасте двенадцати лет она отправила его в Аравию, избежав тем самым неудобств и хлопот, связанных с обучением подростка в школе. Элизабет сомневалась, был ли когда-либо у нее вообще материнский инстинкт.
— Да, конечно, — согласилась она.
В глазах Рамиэля блеснул бирюзовый огонь. Однако графиня тихо взяла его за руку, ее улыбка оставалась теплой и дружеской.
— Мы подошли, чтобы похитить вас на следующий танец, миссис Петре. Моему сыну ужасно хочется пригласить вас на вальс. Пожалуйста, не говорите нет, а то мне больше никогда не удастся убедить его пойти на бал.
Элизабет украдкой бросила взгляд на бурлящую и кружащуюся вокруг них массу усыпанных драгоценностями шелковых платьев и белых галстуков, в безнадежной попытке увидеть своего мужа или мать, чтобы найти предлог для отказа. Добропорядочная женщина не должна танцевать с человеком с подобной репутацией.
— Мы с мужем не танцуем вальс.
— Ваш муж сейчас в салоне для карточных игр, — прервал ее Рамиэль. — И у меня такое ощущение, что он не обидится, если я займу его место. Тем более что, как вы сказали, он не танцует вальс.
Лорд Сафир говорил не о вальсе. Эдвард и не танцевал с ней, и не спал.
Элизабет почти физически ощущала на себе любопытный взгляд баронессы и непривычно сочувственный взгляд графини. Ей пришлось согласиться:
— Я с удовольствием отдам этот вальс вам.
Не успела она пожалеть о своих словах, как оказалась среди моря разноцветных шелковых платьев и темных вечерних костюмов. Крепкие горячие пальцы ухватили ее локоть как раз там, где кончалась перчатка и начиналась обнаженная кожа.
Элизабет шагнула в сторону, но тут же оказалась плотно прижатой к Рамиэлю под разноголосый визг настраиваемых скрипок. Его тело оказалось столь же крепким и горячим, как и его пальцы. Его жар она чувствовала сквозь шелк рубашки. На этот раз его собственный запах не перебивался запахом женщины.
Элизабет попыталась отступить, но лорд Сафир завладел ее правой рукой, отведя ее в сторону таким образом, что ее грудь заметно выступила над корсетом. Это возбуждало, это становилось опасным. И было совсем не то, о чем они условились ранее.
— Вы же говорили, что не прикоснетесь ко мне.
— В качестве вашего наставника, миссис Петре, но не как ваш партер по танцам.
— Как вы оказались здесь?
— Я узнал, что вы приедете.
— А я бы не пришла, если бы знала, что встречу вас.
Сильная рука обхватила ее талию.
— Но почему же, хотел бы я знать? — Он был слишком близко от нее… Элизабет попыталась отстраниться от его пышущего жаром тела, но немедленно натолкнулась на чью-то спину, отбросившую ее назад.
— Вы вызовете гораздо больше кривотолков, если будете продолжать вот так стоять, не прикасаясь ко мне, миссис Петре.
Стиснув зубы, Элизабет неохотно положила руку на его левое плечо. Ее левая грудь вызывающе поднялась над корсетом. Заиграла музыка, нежно запели скрипки, поддерживаемые звучными аккордами рояля. Волна теплого воздуха обдала Элизабет, и вот уже она стала частью этой разнаряженной по последней моде толпы, среди мягкого шуршания многоцветного шелка и развевающихся фалд фраков кружащихся в вальсе пар. Она сконцентрировала внимание на яркой белизне своих перчаток, блеске черного сатина на лацкане его фрака, пытаясь не слышать, как неуемно бьется собственное сердце и болезненно твердеют соски под тонким шелком.
Она безнадежно попыталась найти безопасную тему для разговора. Элизабет не рассчитывала, что ей придется беседовать с кем-либо, кроме собственного мужа.
— Я не знала, что вы танцуете.
— Вы хотите сказать, вы не знали, что меня принимают в приличном обществе?
Лгать не имело смысла.
— Да.
— Вы еще многого обо мне не знаете, миссис Петре.
— Вы спите с баронессой?
При этих непроизвольно вырвавшихся у нее словах Элизабет сбилась с ритма. Его пальцы сжались на ее талии, китовый ус корсета впился в ребра.
— Похоже, вы в курсе всех нынешних громких сплетен, ведь так? Вы мне не говорили об этом.
Она не отрываясь смотрела на бриллиантовую запонку на его рубашке, сверкавшую в ярком свете канделябра.
— А вы в таком случае каким образом узнали, что мы с мужем приглашены на этот бал?
— Моя мать, — сказал он, легко кружа ее по паркету, — они с баронессой партнеры по бриджу.
— А ваша мать знает об… уроках? — спросила Элизабет, затаив дыхание.
— Перестаньте, миссис Петре. Я же сказал вам, что не в моих правилах рассказывать кому-либо, что происходит между мной и леди за закрытыми дверями. Вы напрасно носите корсет. — Во время очередного па его нога попала между ее ног, и тут же низ живота охватил сильный жар. — Можно нанести непоправимый вред легким.
Пальцы Элизабет с силой сжались на его плече — никакой подкладки, только твердые мускулы.
— Мы сейчас не в вашем доме, лорд Сафир.
— А как насчет вашего мужа, миссис Петре? Что он думает по поводу вашего белья?
Резкий ответ едва не сорвался с ее губ. Ее муж никогда не видел ее белья, да и не проявлял к этому никакого интереса. А вот что не вызывало ни малейшего сомнения, так это то, что Рамиэль повидал его предостаточно.
— Где это вы научились так хорошо танцевать, если нечасто бываете на светских раутах?
— А где вы научились так хорошо танцевать вальс, если ваш муж его не танцует?
— Я не говорила, что он не танцует вальс! — отрезала Элизабет упрямо.
Эдвард умел танцевать вальс, просто он не танцевал его с ней, сберегая силы для своих избирателей.
— Расскажите мне о ваших сыновьях.
— Я же сказала, что не стану обсуждать с вами своих детей.
— Но сейчас я не ваш наставник, а просто мужчина, ведущий легкую беседу во время танца.
Элизабет резко повернула голову, приготовившись сказать ему, чтобы он не беспокоился, раз уж танец с ней его совсем не радует. Это было ошибкой.
Их лица разделяло не больше десяти дюймов. Ширина двух ладоней.
— Оба моих сына учатся в Итоне, — с трудом произнесла она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38