Элизабет вновь взялась за перо, неотрывно глядя на то, что она только что записала.
— И что же предпочитаете вы сами?
Он страдал, видя ее невежество… и сексуальную неудовлетворенность, которую она так мужественно скрывала.
— Все, что предпочтет сама женщина.
«Все, что предпочтешь ты, Элизабет Петре». Но было ясно, что она сама не знала, чего хотела. Ее голос был едва слышен:
— А вам действительно нравится, когда женщина покусывает у вас соски на груди?
Жар желания пронзил Рамиэля.
— Да, миссис Петре.
В напряжении он ждал следующего вопроса.
Ее грудь под коричневым бархатным платьем вздымалась и опускалась в такт дыханию. Она подняла голову с расширенными от волнения глазами.
— А вы… вы получаете удовольствие, покусывая соски у женщины?
— Я их целую, ласкаю губами, облизываю, прихватываю зубами, — произнес он хрипло. — Да, я наслаждаюсь женской грудью.
— А как насчет вашего… члена? Вчера вы заявили, что, когда женщина обхватывает пальцами член мужчины, она держит в руке его жизнь. А вам больше нравится, когда его держат… каким образом?
Рамиэлю стало трудно дышать.
— Мне нравится, когда женщина ласкает его рукой до тех пор, пока крайняя плоть не сможет покрывать головку.
Элизабет, слушала не шевелясь и даже не моргая.
— Арабские женщины, наверное, в восторге от вас.
Он не ожидал от нее такой откровенной оценки. Кровь бросилась в лицо Рамиэлю, он впервые покраснел за последние двадцать пять лет.
— Да.
Женщины находили его очаровательным, но только иностранки. Ни одна наложница не хотела общаться с ним, неверным, даже в обмен на свободу.
— Вам когда-либо попадалась женщина, которая осталась бы вами недовольна, лорд Сафир?
Араб. Ублюдок. Животное. Его обзывали по-всякому, и в постели и вне ее.
— Если вы имеете в виду, что я когда-либо не смог довести женщину до оргазма, — сказал он грубо, — то ответ будет — нет.
Раздался хруст бумаги — она неожиданно смяла свои записи.
— Никогда?
Рамиэль удивленно поднял бровь.
— Я не претендую на роль мученика, миссис Петре. Случалось, конечно, что я кончал раньше женщины. Но есть масса способов удовлетворить ее. Руки, губы, даже пальцы ног. Почти любая часть мужского тела для этого подходит.
Его ответ поверг Элизабет в шок.
— Пальцы ног?
— Да, пальцы ног.
На ее лице отразилось недоверие. Она была заинтригована, хотя и безуспешно пыталась это скрыть. Элизабет опустила Глаза и попыталась разгладить смятые записи, не выпуская из пальцев ручку, толстый, отливающий золотом стержень.
— Вы, наверное, развлекаетесь с Женщинами с дурной репутацией, которые реагируют иначе, чем добропорядочные женщины.
Элизабет старательно повторяла то, чему ее приучили верить с детства. Рамиэлю захотелось встряхнуть ее.
— А вы что, действительно полагаете, что добропорядочные женщины устроены иначе, нежели женщины с дурной репутацией?
Несколько секунд Элизабет старательно разглаживала свои записи.
— Нет, конечно же, нет.
— Тогда почему же вы думаете, что добропорядочные женщины не способны получать сексуальное наслаждение?
— Возможно, желание или же осознание низменной основы своей натуры лишает женщину добропорядочности. Она может казаться внешне целомудренной и добродетельной, но если жаждет сексуальных наслаждений, то становится не лучше… уличной женщины.
Рамиэль подался вперед, кресло под ним протестующе заскрипело.
— Миссис Петре…
— Лорд Сафир… вы, как мужчина… — Она подняла голову. — Вам не внушает отвращения женщина, которая хочет совокупляться тем же способом, что животные в поле?
Не так давно Рамиэль стремился вывести ее из равновесия. Теперь же ему хотелось вернуть ей самообладание.
Он мог это сделать. Он мог солгать. Он мог сказать, что низменные потребности женщины отвращают таких мужчин, как он. Он мог сказать, что добропорядочные арабские женщины обучаются, чтобы доставлять наслаждение мужчине, а не получать собственное, и что страстность, которая ценится в наложнице, осуждается у жены. Он мог отправить ее домой и уберечь от решения, которое в противном случае вынудит ее принять, в надежде, что она никогда не узнает правды о собственном муже.
Слишком поздно…
— Нет, миссис Петре, мне не внушают отвращения плотские потребности женщины.
— Но ведь вы наполовину араб.
Казалось, не было причины для приступа холодной ярости, охватившей Рамиэля. Ему было наплевать, когда лорд Инчкейп обозвал его бастардом. Но замечание Элизабет о том, что он наполовину араб, обожгло его, как кислота.
— Я мужчина, миссис Петре. Англичане могут называть меня бастардом, арабы — неверным, но я все равно остаюсь мужчиной.
Рамиэль не был готов к проблеску понимания и почти сочувствия, появившемуся в ее глазах.
— Если бы я думала иначе, лорд Сафир, я бы не обратилась к вам со своей просьбой, — твердо заявила она. — Я приношу вам мои искренние извинения, если обидела вас. Уверяю, у меня не было подобных намерений.
Его ноздри раздувались. Он не привык, чтобы перед ним извинялись. Не хватало еще ей пожалеть его!
— Так что же в таком случае вы имели в виду, миссис Петре?
— Я просто полагаю, что англичане не приемлют сексуального естества женщины. Вам подобные потребности не кажутся отвратительными, поскольку вы получили образование в другой стране. Однако у моего мужа есть любовница, следовательно, ему не противна женская сексуальность.
Искренность в глазах Элизабет не вызывала сомнений. Рамиэль смотрел на гордо вскинутый подбородок, на отблески огня в ее рыжих волосах.
— Если мужчине внушает отвращение женская сексуальность, дорогая, значит, он не мужчина.
— Может, она не противна ему, когда женщина молода…
— Миссис Петре, вы женщина в самом расцвете сил.
— У меня двое детей, лорд Сафир. Уверяю вас, время моего расцвета давно миновало.
Она возразила ему, словно и не заметила, как накануне он открыто заглядывал к ней за корсаж и наслаждался каждым мелькнувшим кусочком гладкой белой кожи ее округлостей. Словно она не могла себе представить, что мужчина может дрожать от страсти к ней.
— У вас очень женственная фигура, не то что у плоскогрудых девиц с тощими ногами без бедер.
Элизабет обозлилась, ее самолюбие было уязвлено.
— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать мою внешность, лорд Сафир.
— Миссис Петре, существуют определенные вещи, которые мужчина может проделывать с полногрудой женщиной и которые невозможны с менее щедро одаренной женщиной. — Рамиэль объяснял мягко, мечтательно упершись взглядом в ее грудь. — Вы можете гордиться своим телом.
— Какие же именно штучки может проделывать мужчина с «женственной» фигурой, лорд Сафир? — спросила она язвительно. — Использовать ее грудь в качестве спасательного круга?
Рамиэль засмеялся. Элизабет Петре никогда не перестанет удивлять его.
— Если вы закончили, может быть, мы продолжим наш урок? Итак, как все-таки женщина соблазняет мужчину? — спросила Элизабет холодно. — Только, пожалуйста, не говорите мне, что с помощью голых грудей. Мне трудно будет поверить, что половина светских леди трясла своими телесами перед вами.
Рамиэль снова прыснул от смеха.
— Вы поражаете меня, миссис Петре. Я и не представлял, что вы знакомы с подобными выражениями.
— Вас могут поразить мои познания, лорд Сафир. Леди может не употреблять их, но очень трудно ничего не слышать, когда работаешь с бедными.
— Здесь, в моем доме, вы можете говорить все, что вам вздумается. Уверяю вас, я много чего наслушался, причем от очень-очень знатных леди.
Графиня, мать Рамиэля, посмеялась бы, если бы слышала, как он ее представляет. Впрочем, Элизабет Петре не слишком верила в ее знатное происхождении.
Рамиэль смягчился.
— Соблазнительна та женщина, которая получает удовольствие от собственного тела, миссис Петре. То, как она одевается, как ходит, как говорит, — все это обычно сообщает мужчине то, что ему следует знать.
— А именно?
Его голос стал проникновеннее:
— Что она хочет его.
— Я не кокетничаю с вами, лорд Сафир.
— Я знаю.
— Вы мой наставник.
— В этой комнате — да.
— До того как вы согласились учить меня, вы знали, что у моего мужа есть любовница?
Рамиэль напрягся. Она не могла знать… и все же?
— Я не вращаюсь в кругах вашего мужа.
— Но до вас доходили слухи?
— Всегда полно слухов, — возразил он загадочно. — Иначе вы не были бы здесь.
Элизабет глянула на маленькие серебряные часики, приколотые к платью.
— Спасибо за вашу откровенность и прямоту. — Она положила золотую ручку на стол рядом с недопитым кофе. — Это был настоящий урок.
Урок, который только начинается.
— Шестая глава, миссис Петре, вам она будет особенно интересна.
Элизабет, с трудом сдержав любопытство, засунула свои записи в сумочку.
— Правило номер четыре.
Элизабет не подняла головы.
— Еще достаточно предметов туалета, которые я могу сбросить, лорд Сафир. Сейчас февраль, следовательно, все наряды сшиты с турнюрами.
Рамиэль внимательно посмотрел на нее.
— Как вы догадались, о чем я собирался сказать?
Она поднялась, натягивая перчатки.
— Похоже, вы одержимы женской одеждой… или, вернее, отсутствием ее.
Настанет день… надо надеяться, скоро… когда они будут проводить занятия вообще без одежды.
— Очень хорошо. Перед тем как отойти ко сну, ложитесь на живот и потритесь вращательными движениями таза о матрас.
Было слышно, как у нее перехватывало дыхание.
— Любовь — это тяжелый труд. — Он уставился на бархат, обтягивавший мягкую округлость ее живота, представляя себе ее курчавое руно, такое же рыжее, как ее волосы, представляя себе, как его фаллос проникает в нее. — Вам надо тренировать свое тело.
Элизабет молча повернулась и направилась к двери.
— Миссис Петре.
Она остановилась, взявшись за ручку двери. Шли секунды, она молча боролась с собой, он терпеливо ждал.
Как далеко добропорядочная женщина может позволить ему зайти, оставаясь добропорядочной? Расправившиеся плечи предсказали ему ее ответ.
— Всего хорошего, лорд Сафир.
Жаркая кровь заполнила фаллос Рамиэля.
— Всего хорошего, taalibba.
Глава 8
Поцелуи, ласки языком, губами, нежные покусывания.
Стук каблуков Элизабет отдавался гулким эхом в извилистом, плохо освещенном коридоре, стены которого явно нуждались в свежей покраске.
«…Есть масса способов удовлетворить женщину. Руки, губы, даже пальцы ног. Почти любая часть мужского тела для этого подходит».
Очередной поворот заставил ее резко остановиться и схватиться за выступающий угол стены, чтобы не потерять равновесие.
«Я мужчина, миссис Петре. Англичане могут называть меня бастардом, арабы — неверным, но я все равно остаюсь мужчиной».
Элизабет, охваченная болью воспоминаний, прислонилась к обшарпанной стене.
Это была его боль.
Небольшой таракан суетливо пробежал по отвороту ее лайковой перчатки. Сдерживая крик, Элизабет оторвала руку от стены и поняла, что эта дорога вела в противоположную от конференц-зала сторону.
Дверь в конце коридора была слегка приоткрыта. Элизабет замерла, кто-то за ней наблюдал… и это было не насекомое.
— Эй! — Глухое эхо отразилось от грязно-серых стен. — Есть здесь кто-нибудь?
Элизабет решительно шагнула вперед. И тут дверь с шумом распахнулась. Она пронзительно вскрикнула.
— И что это вы здесь делаете, дамочка?
В дверном проеме стоял высокий лысоватый мужчина с подозрительно красным носом и налитыми кровью глазами.
— В этом здании нет богатых мужчин.
Страх Элизабет сменился раздражением. Сначала арабский слуга принял ее за ночную бабочку, а теперь и этот незнакомец туда же.
— Кажется, я не там повернула. Не могли бы вы показать, где находится конференц-зал?
— Все собрания уже давно закончились. Никого здесь нет, кроме тебя да меня.
— Но…
— Знаю я, что ты здесь ищешь. Ваша порода всегда ищет одно и то же.
Тут Элизабет поняла, что мужчина мертвецки пьян.
— Сэр, меня ждут. И если бы вы были настолько любезны, чтобы показать мне…
Ее собеседник, высокий и тощий, как жердь, сделал неуверенный шаг вперед.
— Я служу здесь сторожем. Никто тебя не ждет. Я же сказал, что никого, кроме нас, в этом здании нет. Если ты надеешься заняться своим грязным делом здесь, то подумай хорошенько еще раз. У меня тут заряженный пистолет, и в таких, как ты, я стреляю не раздумывая.
— Понятно. — Ее руки, затянутые в кожаные перчатки, стали влажными от холодного пота. — Извините за беспокойство, я сама найду обратную дорогу. Еще раз простите, если я доставила вам неудобства.
Едва очутившись за углом очередного поворота, она, не оглядываясь, помчалась по коридору.
Здание вплотную подходило к Темзе, и, чтобы убить ее, ограбить, а потом выбросить тело в мрачные ледяные воды реки, не надо было прилагать много усилий. Она умрет, так и не узнав, как мужчина может доставить женщине удовольствие с помощью пальцев ног.
И тут Элизабет с облегчением вздохнула: наконец-то она увидела стенд с плакатом, где указывались номер зала и часы собрания Общества милосердных женщин.
Двойные двери были закрыты и заперты.
Из-за того, что она так долго искала туалет, а потом заблудилась на обратном пути, женщины наверняка подумали, что она давно ушла домой, и разошлись.
Элизабет распахнула входную дверь и сделала неуверенный шаг вперед — из-за густого желтого тумана она чуть не упала, оказавшись на краю каменной ступеньки.
— Уилл! — Господи, лишь бы кучер оказался рядом. — Уилл, ты меня слышишь?
Она осторожно сошла вниз по ступенькам крыльца.
— Уилл! Ответь мне!
Молодая женщина, прислушиваясь, поворачивала голову то влево, то вправо. И вдруг в левой стороне послышалось фырканье лошади. Или ей только показалось?
Элизабет медленно зашагала вдоль тротуара.
— Уилл, это ты?
— Да вроде как я, миссис Петре. — Голос кучера раздавался совсем рядом.
— Где ты?
Тут она почувствовала, как кучер взял ее за правую руку.
— Я здесь, мэм.
Сердце Элизабет чуть не выпрыгнуло из груди от неожиданности.
— Уилл. — Элизабет ухватилась за заскорузлые пальцы кучера;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38