– Ну, я…
– В «Солнечной долине» мы всегда ели на завтрак овсянку, но я заметил, что в кладовой «Блю Спрингс» такой крупы не держат. – Он прищелкнул языком. – Существенное упущение, мисс Блю. Придется исправлять положение, хотя не думаю, что это есть в обычном магазине.
Она никогда еще не видела его таким и не знала, как отвечать ему.
– Надеюсь, тебе понравится яичница-болтунья.
– Да, я… – Либби так и не закончила фразы, наблюдая, как он разбивает яйца над горячей сковородой и энергично взбивает их вилкой.
Либби готова была ущипнуть себя, чтобы убедиться, что не спит. Если это сон, она предпочла бы не просыпаться. Происходящее доставляло ей такое удовольствие, что она не желала сама положить этому конец. Ей нравилось наблюдать за тем, как Ремингтон работает. Нравилось слушать, как он насвистывает. Нравились задорные искорки в его глазах. Она не знала, чем все это вызвано, но была готова радоваться происходящему до тех пор, пока имеет такую возможность.
– Ваш завтрак, мадемуазель, – сказал он через несколько минут, широким жестом подавая тарелку на стол.
Либби внимательно смотрела на пышную мешанину желтых яиц и тоненьких кусочков бекона, на теплый хлеб, густо намазанный черничным вареньем, и чувствовала, что у нее текут слюнки.
– Восхитительно! – сказала девушка, снова подняв радостный взгляд на Ремингтона и ожидая хотя бы каких-то объяснений.
Он хранил молчание и только кивнул головой, предлагая Сойеру сесть за стол. Потом сел сам и указал Либби вилкой на ее тарелку.
– Давай ешь.
С удивленным вздохом Либби приступила к еде, подхватив яичницу на вилку.
– Ну и?.. – нетерпеливо поинтересовался Уокер.
Либби проглотила кусочек.
– Очень вкусно. – Она улыбнулась. – Правда-правда, так вкусно, мистер Уокер, что я готова предложить вам должность повара в «Блю Спрингс».
Ремингтон заулыбался еще шире.
– Очень любезно с вашей стороны, мисс Блю, но, думаю, здесь немало дел, с которыми я справлюсь гораздо лучше.
Сердце Либби бешено забилось в груди. Неужели он собирается остаться? Неужели он действительно собирается остаться?
Она снова хотела сказать, что любит его, но почувствовала внезапное смущение. Это были слишком интимные слова, чтобы произносить их при свете дня, особенно в присутствии Сойера.
Однако скоро Либби позабыла о смущении и неуверенности, потому что Ремингтон принялся развлекать их с Сойером историями из своего детства. Она просто купалась в ощущении радости, наполнившем кухню. Либби хохотала над подробным описанием розыгрышей, которые Ремингтон устраивал старому слуге, вырастившему его, и осуждающе качала головой, услышав рассказ о школьных проделках.
Либби не успела и глазом моргнуть, как кухня оказалась полностью залита солнечным светом. Вдруг она спохватилась, поняв, который теперь час.
– О Боже! – громко воскликнула девушка. – Мелли, наверное, измучилась. Я совершенно о ней забыла.
Она попыталась подняться со своего места.
– Подожди, Либби. Пусть сегодня Сойер подоит Милли. Нам надо поговорить.
Смех улетучился, словно его и не бывало, сердце Либби забилось тревожно и глухо, она откинулась на спинку стула. Что он собирается ей сказать? Неужели все это было своеобразным прощанием?
Ремингтон кивнул головой в сторону задней двери.
– Иди, Сойер.
– Слушаюсь, сэр.
Либби, глядя вслед Сойеру, чувствовала, как кровь стучит у нее в висках. Когда мальчик с ведром в руках закрыл за собой дверь, ей уже казалось, что этот звук разносится по всей кухне подобно грому.
Она нервно поправила волосы, вспомнив с некоторым опозданием, что до сих пор не причесалась и по-прежнему одета в халат и домашние шлепанцы. Заметив, что Ремингтон внимательно на нее смотрит, Либби вспыхнула, и веселые искорки исчезли из ее глаз.
– Я… Я, наверное, представляю собой странную картину, да? – смущенно пробормотала она.
– Ах, – на губах Ремингтона на секунду появилась улыбка, – ты настоящая картинка, Либби.
В душе у девушки все затрепетало.
– Ты – картинка, на которую я хотел бы смотреть всю оставшуюся жизнь.
Либби показалось, что она вот-вот задохнется и ничто не сможет ее спасти.
Ремингтон печально усмехнулся.
– Думаю, я мог бы получше все это обставить. – Он окинул взглядом стол, заваленный грязными тарелками. – Мне следовало хотя бы собрать букет полевых цветов.
– Полевых цветов? – смущенно прошептала она.
– Когда мужчина делает предложение, он должен преподнести своей избраннице букет цветов, разве нет?
– Делает предложение? – эхом повторила Либби, не уверенная, что не ослышалась.
Как же это так? Только вчера она мечтала о гораздо меньшем чуде, просила Бога дать ей веру в возможность чуда. Она была бы счастлива, даже если бы он просто задержался еще на некоторое время, сделал ее своей любовницей. На большее Либби надеяться не отваживалась.
Неужели теперь он предлагал ей руку и сердце?
Ремингтон поднялся со стула и подошел к девушке. Почти не обращая внимания на раненую ногу, он опустился на одно колено и взял ее за правую руку, глядя прямо в лицо.
– Ты выйдешь за меня замуж, Либби Блю?
Она посмотрела на их сплетенные пальцы. Неужели это не сон? Может ли происходящее быть правдой?
– Я не; богат, Либби, но я и не нищий. Я смогу обеспечить тебя. Вместе мы сможем снова поставить на ноги «Блю Спрингс». У меня есть определенные… долги и… обязательства, с которыми я должен разобраться. Мне придется вернуться на Восток и уладить кое-какие дела, прежде чем мы поженимся. – Он крепче сжал ладонями ее руки. – Но, если скажешь «да», ты сделаешь меня счастливейшим человеком. Ты можешь на меня положиться.
Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Либби боялась, что вот-вот очнется от волшебного сна.
Ремингтон притянул девушку к себе, и она наконец опустилась рядом с ним на колени. Он запустил пальцы в ее разлохмаченные волосы и прошептал:
– Выходи за меня замуж, Либби.
«Боже праведный, не давай мне проснуться никогда!» – молилась девушка.
– Выходи за меня, – повторил он.
– И мы будем жить здесь? В «Блю Спрингс»?
– Если только ты не хочешь уехать. Она отрицательно покачала головой.
– Нет-нет, я хочу остаться. – Она проглотила стоящий в горле комок и попыталась глотнуть хотя бы немного воздуха – А как же Сойер?
– Мы будем одной семьей, Либби. Все мы трое. Если ты хочешь этого.
– Да. Конечно да, Ремингтон! Я очень этого хочу. Да, я выйду за тебя замуж.
Их губы слились в поцелуе, и Либби поняла, что никогда в жизни не была столь счастлива. Она никогда не мечтала найти любовь. Она никогда даже не решалась надеяться, что познает такую радость, которую ей подарил Ремингтон.
Конечно, никто на свете не сможет разорвать нить доверия, связавшую их навеки.
Анна опустилась на колени на пышный ковер газона и принялась старательно рыхлить землю садовой лопаточкой, выпалывая сорняки. Ей приятно было ощущать лучи ласкового солнца, чувствовать запах свежевскопанной земли, слушать жужжание пчел, собирающих нектар с распустившихся цветов.
В следующем месяце станет гораздо жарче и из-за высокой влажности будет почти невозможно находиться на улице. Больше всего Анна любила работать в саду в июне. Именно в это время она могла наблюдать, как все постепенно возвращается к жизни. Сияющие краски. Обещание новой жизни. Обновление надежды.
В полдень привезли желтое шелковое платье. Анна, не вынимая обнову из коробки, спрятала ее под кроватью. «Ну что теперь с ним делать?» – недоумевала она, сидя на корточках и рассматривая синеву над головой.
По небу плыли пышные облака.
«Словно гигантская цветная капуста», – подумала Анна.
Улыбнувшись своим мыслям, она вернулась к работе. Они с Оливией часто играли, пытаясь придумать, на что похоже каждое облако. Обе обычно лежали на лужайке, не боясь, что на платьях останутся пятна от зеленой травы, смотрели в небо, и головка Оливии удобно покоилась на руке матери. Оливия показывала ей облако и выкрикивала название животного, птицы или страны, а Анна всегда с ней соглашалась, даже если не могла рассмотреть ничего похожего.
Конечно, они никогда не играли в эту игру, если рядом оказывался Нортроп. Он не считал нужным забивать детские головки подобной чепухой.
Оливии понравилось бы новое желтое платье матери.
«Оно очень подходит к цвету твоих волос», – сказала бы ее дочь.
– О Оливия, как же я по тебе соскучилась!
Анна с неожиданной злостью швырнула лопатку на взрыхленную землю. Ну как она могла так глупо себя вести все эти годы? Почему позволяла Нортропу быть таким жестоким по отношению к их дочери? Она могла оставить мужа, когда Оливия была еще ребенком. Ей следовало забрать дочь и вернуться к родителям. Они приняли бы ее.
Но, конечно, гордость мешала ей признаться, как отвратительно сложились ее отношения с мужем. Она даже себе в этом не признавалась, по крайней мере до тех пор, пока не сбежала Оливия. Только тогда Анна позволила себе обратить внимание на то, во что превратилась сама.
– Такой я осталась до сих пор, – пробормотала женщина, снова приостанавливая работу.
Правда, когда Оливия исчезла, уходить было поздно. Она уже потеряла дочь. Родители ее давно умерли и покоились в земле. У нее не было собственных денег, не было никого, к кому можно было бы поехать. Да и привычки, сложившиеся в течение целой жизни, было нелегко переломить. Она по-прежнему оставалась супругой, которую Нортроп вылепил по своему усмотрению.
Анна резко швырнула садовые инструменты и испачканные землей перчатки в корзинку, потом растянулась на травке, вытянув вверх руки, и уставилась в небо.
– Вон лошадка! – закричала она. – А вон огромная клубника! – Она рассмеялась, но это был смех с печалью в сердце.
У Анны мелькнула мысль, что, если ее сейчас увидит Нортроп, он, пожалуй, попытается упечь ее в психушку. Может, именно этого он и добивается после стольких лет брака? Превратить ее в сумасшедшую. Может, он мечтает отделаться от нее и именно таким образом собирается это сделать?
Однако Анна понимала, что это не так. Нортроп гордится своей супругой. У нее хорошая родословная, прекрасное воспитание – все, что мужчина стремится найти в женщине. Она умеет поддержать светскую беседу и развлечь приглашенных важных особ.
Нет, если бы он хотел от нее отделаться, то давно сделал бы это. Нортроп неутомим в достижении поставленных перед собой целей. Он всегда был таким.
Анна подумала о телеграмме, полученной от детектива, нанятого Нортропом. Сыщик сообщал, что ему ничего не удалось обнаружить. Он не нашел Оливию и советовал Нортропу отказаться от поисков.
Однако Анна знала, что Нортроп не остановится. Он не относится к числу мужчин, которые могут смириться с поражением. Он будет продолжать искать Оливию, пока не найдет, до самой своей смерти. Цена его при этом не смущала. Он беспокоился только о том, чтобы одержать победу. Ему нужны победа и слепое подчинение жены и дочери.
– Молодец, Оливия! – сказала Анна, поднимаясь с земли. – Ты его победила. Продолжай прятаться. Не позволяй ему даже отыскать тебя.
«Лучше я никогда не увижу тебя вновь, чем соглашусь, чтобы он сделал тебе больно», – мысленно закончила она.
Потом Анна подняла с земли корзинку с инструментами и перчатками и медленно направилась к дому.
18
– Но это же глупо! – возразила Либби, наблюдая за тем, как Ремингтон забрасывает сумки на плечо. – С какой стати ты решил перебраться в летний домик?
– Потому что многое изменилось. Я уже не инвалид, нуждающийся в уходе.
– Ну и что же?
Ремингтон невесело усмехнулся.
– Для меня есть кое-какая разница. На расстоянии мне легче бороться с искушением.
Взгляды их встретились, и Либби заметила, что в темной синеве его глаз отражается целая буря эмоций.
– Я хочу, чтобы все было как полагается, Либби. За последние годы я совершил немало такого, чем, может, не имею права гордиться. Но это я хочу сделать как следует. Я не желаю давать миссис Джонас повод болтать о тебе.
Либби едва не задохнулась от возмущения. Она любила его еще больше за то, что он заботится о ее репутации, и все-таки намеревалась сказать: ей безразлично, что говорит миссис Джонас! Либби хотела бы увидеть Ремингтона в своей постели. Она жаждала его прикосновений, мечтала дать выход огненной страсти, переполнявшей все ее существо, когда Ремингтон оказывался рядом. Ей не терпелось познать все восхитительные тайны близости с любимым, которые, без сомнения, должны ей открыться.
– И все-таки это глупо, – проворчала девушка, мечтая прикоснуться к Ремингтону, поцеловать его, ступить на тропу познания.
Ремингтон выронил вещи, которые собирался унести, и, прежде чем Либби успела понять, что происходит, сжал ее в своих крепких объятиях. Он опустил голову так, что взгляды их встретились, а лбы почти соприкоснулись.
– Полегче, Либби. Я всего-навсего мужчина из плоти и крови.
Либби почувствовала странную сухость во рту, комната, казалось, закружилась.
Ремингтон тихо, беззлобно выругался.
– Не смотри на меня так.
– Как? – прошептала она.
Он поцеловал Либби, резко притянув ее к себе так, что девушка прижалась к нему всем телом. Она обвила его шею руками, запустив пальцы в сбившуюся на затылке шевелюру, и приоткрыла губы навстречу его рту, полная страсти и желания.
Ремингтон оторвался от нее так же быстро, как бросился целовать, и отстранил Либби от себя неясным, но решительным движением.
– Мисс Блю, сначала мы должны пожениться, – сказал он хрипло.
Внезапно Либби почувствовала головокружение от наполняющей ее решимости. Уголки ее губ поползли вверх в появившейся вдруг улыбке.
– Тогда давай поедем в Вейзер и поженимся. Сегодня!
Взгляд Ремингтона помрачнел, а голос стал более громким и решительным:
– Мы не можем этого сделать. Я уже сказал, что сначала поеду на Восток уладить кое-какие дела до того, как мы поженимся.
– Но…
– Либби, так должно быть.
Что-то в его голосе и взгляде удержало Либби от дальнейшего спора.
– Хорошо, – согласилась она. – Если это так важно для тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36