Тейлор все еще спала, черные длинные локоны разметались по простыням и подушке, создавая вид черного пятна на чистом листе бумаги. Она казалась такой безмятежной. Бренту страшно не хотелось беспокоить ее, но было уже поздно. Быстрыми шагами подойдя к кровати, Брент наклонился и поцеловал ее.
– Тейлор, любимая, уже утро.
Просыпайся. Розовые губки сложились в недовольную гримасу, когда она приоткрыла один глаз и взглянула на Брента.
– Так быстро?
Он еще раз поцеловал ее в губы.
– Да, так быстро.
Она схватила его за руку, когда он собрался отойти, и потянула на кровать возле себя. От движения простыня соскользнула с ее плеч. Под голубой атласной рубашкой вздымались и опускались от легкого дыхания белые округлые груди. Он почувствовал охватывающее желание, находясь так близко. Брент быстро натянул простынь назад.
– Вставай, – приказал он, голос резко отозвался у него в ушах. – Мы должны отправляться в больницу.
Тейлор тут же открыла глаза.
– Этот день настал.
– Да, родная, – ответил Брент, возвращаясь в гардеробную. – Сегодня – именно тот день.
Через пару часов врачи снимут повязки с глаз Карлтона, и они узнают, сможет ли он видеть или нет. Сердце Брента изболелось за сына. Это был смелый малыш, смышленый и жизнерадостный, и Брент желал ему всего самого доброго. Он хотел, чтобы его сын стал полностью здоровым. Он мечтал видеть, как мальчик скачет в седле по просторам «Хартс Лэндинг», управляется со скотом, борется с молодыми волами и видит все, что его родители сделали для него.
Тейлор села на край кровати, удерживая Брента за руку. Она не была уверена, чем вызвана ее дрожь – опасениями за сына или за себя. Возможно, и тем, и другим.
Осознав, что сегодня за день она стремительно встала и оделась. Несмотря на волнения, выглядела она чудесно, – темные волосы закрывала белая шляпка, синие глаза потемнели от тревоги, щеки горели румянцем.
Доктор Смайз аккуратно снимал повязку с головы Карлтона. Казалось, его руки двигаются ужасно медленно. Ее возбуждение росло с каждой секундой, и она взглянула на Брента в поисках уверенности и силы, опираться на которые научилась так много лет назад. Он улыбнулся ей, слегка кивая головой. Потом подошел ближе и обнял рукой за талию.
– Как ты себя чувствуешь, сынок? – мягко спросил Брент.
– Хорошо, папа.
– Ну вот, – сказал доктор, – повязка вся. – Он уронил на пол конец длинной ленты. – Опустите шторы, – приказал он ассистенту, который быстро направился к окну.
В комнате потемнело. Тейлор крепче сжала руку мальчика.
– Сейчас я сниму марлю с глаз, – сказал им доктор Смайз. – Карлтон, я хочу, чтобы ты открывал их очень медленно, и тогда мы узнаем, можешь ли ты видеть.
Брент так сильно сжал ее талию, что она чуть не вскрикнула от боли. Комнату заполнила напряженность, и Тейлор отчаянно захотелось хоть глотка свежего воздуха. Глаза Карлтона открылись и снова закрылись. Они так долго находились забинтованными, что не хотели повиноваться ему. Наконец, ему удалось удержать их открытыми.
– Ты можешь видеть что-нибудь в темноте? – спросил доктор.
– Н… нет, сэр. Кажется, нет.
– Давайте приоткроем немного шторы, Карлтон, ты скажешь мне сразу же, как только сможешь увидеть что-нибудь. Даже, если это будет просто какой-то свет.
Карлтон кивнул. Шторы бесшумно раздвинулись. Тейлор заметила, что задерживает дыхание, и обессиленно прислонилась к плечу Брента. Он должен видеть, думала она. Он должен видеть.
Утренний свет хлынул в комнату.
– А сейчас ты что-нибудь видишь, Карлтон?
– Нет, доктор Смайз. Давайте, раздвигайте шторы. Я готов.
Брент обнимал ее, пока она плакала. Рубашка промокла насквозь от ее слез. Тело судорожно сотрясалось, пока она изливала свое горе в отчаянии. Она обеими руками схватилась за его пиджак.
Она была такой храброй. Все эти годы с тех пор, как они обнаружили, неполноценность Карлтона, она, казалось, спокойно восприняла это, не теряя оптимизма ни на день. Она старалась всегда обращаться с ним, как с нормальным ребенком, любя и воспитывая его точно так же, как и Бренетту. Когда они приехали в Лондон, именно она внешне казалась абсолютно спокойной, хотя он знал, как сильно она желала, чтобы их мальчик получил возможность видеть. Она, не теряя надежды, выдерживала одно испытание за другим. И, наконец, эту операцию.
Даже утром, когда они поняли, что операция не удалась, Тейлор сохранила внешнее спокойствие. Брент поразился той силе, которой она обладала в минуты кризиса. Дрожь возбуждения, охватившая ее во время снятия бинтов, исчезла. Она поцеловала Карлтона, сказала ему, какой он чудесный мальчик, и что скоро они вернутся. Потом они долго находились в кабинете врача, выслушивая его объяснения о ходе операции и надежду, – на то, что зрение Карлтона может восстановиться не сразу. Такие вещи иногда случаются.
Возле больницы Брент нанял кэб. Он чувствовал себя так, как будто получил сильный удар в живот. Он все время поторапливал возницу. Тейлор сидела рядом с ним со спокойным и ровным выражением на лице, полностью владея собой. Брент знал, что это внешнее спокойствие может вскоре разрушиться.
Как только они оказались в номере, он обнял ее, и плотина рухнула, рассыпавшись на куски. Вся ее боль, накопившаяся за пять лет, вырвалась наружу, сотрясая ее тело и оставляя после себя слабость и беспомощность.
Брент покачивал жену, пока приступ не утих. Так много боли. Она столько вынесла. Он удивился, что же он за мужчина, если не смог защитить ее от жестокости жизни. Разве не достаточно того, что ее заставили выйти замуж – дважды, – за людей, которых выбирала не она? Разве не достаточно, что их разъединяли обстоятельства, война, смерть? Разве не достаточно того, что она родила его дочь в одиночестве, согласившись на любой скандал, любую ложь, только чтобы иметь от него ребенка, хотя они еще не были даже женаты? Разве всего этого не достаточно? Неужели она должна выстрадать и это?
– О, Тейлор, любимая моя, – прошептал он, уткнувшись в ее волосы. – Пожалуйста, не плачь больше. Мы так много прожили вместе. Мы принадлежим друг другу. Мы пройдем и через это. И наш Карлтон крепкий и смелый. Он победит недуг, и мы будем гордиться им. Не плачь, дорогая. Не плачь. Мы поедем домой. Пора ехать домой, Тейлор.
Глава 17
Ноябрь 1879 – «Спринг Хейвен».
Мартин с радостью покинул дом и пошел проверять скот. Он никогда не видел так много болтливых идиотов, собравшихся в одном месте в одно и то же время. Весь дом, казалось, с ума сошел от этого дурацкого костюмированного бала. Он был счастлив, если бы все уже кончилось.
Его недовольство было вызвано собственной неуверенностью. Пятнадцать лет – неподходящий возраст для подростка – он сам не знает, девчонки или нет, но его неодолимо влечет к ним, как бабочку на огонь. И видя свое отражение в зеркале, Мартин убеждался, что ни одна девушка никогда не заинтересуется им. Он был слишком высоким и худым; и сам себе казался ужасно неуклюжим, напоминающим пугало.
В сарае он встретил Рори. Он ухаживал за недавно ощенившейся собакой, застилая ей чистую солому в угол, который она выбрала для себя и детенышей. За те месяцы, что Рори О'Хара пробыл в «Спринг Хейвен», Мартин проникся к нему заслуженным восхищением, и бессознательно подражал многим его манерам. Хотя он все еще сохранил холодную злобу против Северян, Мартин оправдывал возрастающую дружбу с Рори, уговаривал себя, в том, что он – в действительности не янки. Он – метис, сын ирландца и индианки. Неохотно включая в свой список и Бренетту, он понимал, что ее отец был не только офицер-янки, но вступивши в брак с сестрой его отца, тем самым невольно он погубил его. Бренетта выросла на Западе, и Мартин обнаружил, что просто она нравится ему, не важно, как бы упорно он не старался отрицать это.
– Привет, Мартин! В доме наконец-то угомонились? – спросил Рори.
Мартин уселся на кипу сена, положив локти на колени, спрятав подбородок в ладони.
– Нет. Меган желает быть кем-то еще, кроме красной шапочки. Она хочет быть очень «заманчивой и романтической»! – цитируя слова Меган, он понизил голос, приложив руку ко лбу и закатывая глаза.
Рори усмехнулся.
– Похоже, ты тоже не слишком рад этому балу.
– Нет. А какой у тебя будет костюм?
Рори присел на корточки.
– Я исполню роль Робин Гуда. А ты?
– Я выбрал то, что легко одевать и пошить. Я буду Франсисом Марионом, «Болотной Лисой».
Мартин присоединился к Рори рядом с попискивающими щенками. Осторожно, он вытащил одного и положил себе на руки.
– Похоже, что старик Генерал снова стал папашей.
– Да, я тоже уловил сходство. Кстати, где он сам?
– В моей комнате. Забился туда примерно с час назад.
Рори встал на ноги, направившись к лошадиным стойлам, Мартин шел позади.
– Рори? – нерешительно произнес Мартин, все еще в нерешительности полного доверия к нему.
– Да.
– Ты… ты влюблялся когда-нибудь?
Рори какое-то мгновение внимательно смотрел на него, потом отвел взгляд. У Мартина вырвался легкий вздох облегчения.
– Да. Я любил. А почему ты спрашиваешь?
– Я… я просто… Знаешь, я просто не очень уверен в этом костюмированном бале и… и во всем остальном.
Улыбка приподняла уголки губ Рори.
– Значит, ты хочешь узнать о любви и о женщинах? Так?
Мартин в смущении кивнул.
– Садись, Мартин.
Костюм Бренетты доставили от портного рано утром вместе с костюмом Мариль и Меган. Девушки бросились в свои комнаты примерять их, и в ту же секунду, когда Меган увидела Бренетту в греческом наряде Афродиты, богини любви, она сразу прониклась ненавистью к своему нелепому костюму героя из детской сказки и начала плакать. Мариль не выразила никакого сочувствия, сказав ей, что она еще слишком молода, и если будет продолжать вести себя как ребенок, то вообще все пропустит, проведя все время вместо бала в своей комнате.
Хотя Бренетта немного жалела Меган, она не стала задерживать внимание на инциденте. Она была слишком довольна своим костюмом и уверена, что ни у кого не будет ничего подобного. Бренетта снова кружилась у зеркал, изогнувшись, стараясь увидеть себя со спины.
Платье было сшито из простого белого хлопка. Спадая складками по ее высокой стройной фигуре, оно обнажало икру правой ноги. Золотистый шнур красиво подчеркивал грудь, опоясывая талию, и спускался до пола вдоль левого бедра. На ногах у нее будут золотистые сандалии с такой же тесьмой, оплетающей ноги чуть ли не до колен. Она подобрала еще один золотистый шнур, решив его замысловато повязать вокруг головы, спустив концы вдоль спины.
Бренетта знала, что это довольно смелый костюм, и выход в нем привлечет к ней много поклонников. Но единственный, на кого ей действительно хотелось произвести впечатление, – так это Стюарт. Интересно, подумала она, все ли чувствуют то же самое, когда влюбляются в первый раз.
В назначенный день бала Стюарт поднялся очень рано. Он спал мало, нервы его были напряжены, мысли тревожны. Быстро одевшись и проскользнув по черной лестнице вниз, он удалился по направлению к реке. Сцепив за спиной руки, и не отрывая глаз от земли, он размышлял над своим положением, в котором оказался.
Он не мог понять всего. Ему присущ инстинкт выживания; он все время распознавал самый надежный путь к достижению своей цели и шел по нему, не обращая внимания на тех, кого приходилось отталкивать в сторону или через которых он перешагивал. Он признавал собственную жестокость в делах, имевших для него важность. Считая неизбежным злом то, что ему приходится чувствовать, он стремился выжить в этом безумном мире, в котором рожден.
Кроме того, Стюарт знал, что он – безупречный актер. Он достиг такого мастерства в создании любого желаемого чувства, что иногда задумывался, а способен ли он вообще испытывать какие-то действительно настоящие чувства. Через неделю ему исполнится девятнадцать, но, тем не менее, многие годы он поступал как умудренный опытом человек. Он вспомнил, что мальчишкой всегда использовал хитрость и сообразительность. Так как же это случилось, что девушка, почти ребенок вскружила ему голову?
Стюарт при мысли о ней, зло пнул землю ногой. Хорошенькой Меган никогда не стать тем, чем является красавица Бренетта и, возможно, она никогда не достигнет естественной легкости и шика своей старшей кузины. Она избалована, своенравна, порывиста. Сердцем он тянулся к Меган. Именно ей он желал обладать.
– Черт! – сквозь зубы выругался Стюарт.
Он не мог позволить себе думать о ней. Это разрушит все его планы. Он потеряет сосредоточенность, свою уверенность, а именно сейчас наступает решающий момент. Последнее время он ухаживал только за Бренеттой со всем старанием и пылом, на которые только способен. Он понимал, что довел ее до нужного состояния, и сегодня вечером намеревался сделать ей предложение. Если ему удастся добиться положительного ответа, он сможет полностью исправить свои финансовые дела. Как только он объявит о помолвке, кредиторы станут спокойнее. Они-то знают, что имение его тестя для них более прибыльное, чем вымученная и гибнущая плантация, в которую превратилась «Виндджэммер».
Меган проснулась рано. Возбуждение от предстоящего бала, смешанное с уверенностью, что единственный человек, которого она могла бы полюбить, потерян для нее навсегда, не давали ей снова уснуть. Думая, что в этот предрассветный час кроме нее никто еще не поднялся, накинув поверх ночной рубашки теплый халат, она вышла из комнаты, не потрудившись даже привести в порядок волосы.
Легкий мороз покрывал лужайку перед домом. Она порадовалась, что одела теплые шлепанцы и халат, хотя для ноября было крайне тепло, и Меган точно знала, что день для бала будет чудесный. Сев на каменную скамейку среди кустов роз, она закрыла глаза, обхватив руками плечи. О, как ей хотелось бы иметь своего кавалера на сегодняшний вечер. И как же ей хотелось, чтобы им оказался Стюарт.
Подняв глаза, ей показалось, что ее просьба услышана. Стюарт, глубоко задумавшись, быстрыми шагами отходил от дома. Ни секунды не задумываясь ни о приличиях, и о том как сейчас она выглядит, Меган поспешила за ним, не замечая больше бодрящего утреннего воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41