Пришло долгожданное блаженство избавления. Бездна разверзлась, и супруг отпустил возлюбленную, позволив взлететь на крыльях высшего любовного экстаза.Джейн витала во времени и пространстве, и все это время Филипп крепко сжимал ее в нежных и властных объятиях, готовый безошибочно поймать в момент приземления. В этот раз приветственный поцелуй позволил познать вкус собственной тайной плоти.– Люблю тебя, – второй раз в жизни самозабвенно прошептала возлюбленная в дарящие счастье солоноватые губы.Филипп молчал, но сердце трепетало, едва не раскалываясь на части.Прошло несколько часов.Филипп внезапно вздрогнул и проснулся. Джейн рядом не было. Уэссингтон успел так привыкнуть к постоянной близости, что в одиночестве темнота показалась враждебной и угрожающей. Оглядевшись, он нашел беглянку: завернувшись в его рубашку, Джейн сидела возле камина и пристально смотрела в тлеющие, мерцающие таинственным красным светом угли.Филипп поднялся и сел на край постели. Легкое движение привлекло внимание жены. Она обернулась и взглянула на любимого.– Прости. Вовсе не хотела тебя будить, – тихо проговорила Джейн. Сейчас она выглядела одинокой и печальной.– Ты хорошо себя чувствуешь?– Да. Просто задумалась.– О чем, любовь моя?– О том, что делать дальше. У меня нет ни дома, ни семьи, ни денег, ни работы. Ничего. Полная пустота. – Джейн снова повернулась к камину. – Ужасно дожить до двадцати лет и внезапно обнаружить, что не имеешь ни родного очага, ни близкого человека, способного помочь и поддержать. Страшно сознавать, что никто тебя не любит.Искреннее отчаяние, прозвучавшее в последних словах, отозвалось в сердце странной тянущей болью. Филипп встал с постели и подошел к жене. Нежно погладил по спутанным волосам.– Я люблю тебя.Джейн подняла голову и взглянула прямо в темные глаза. В темноте ночи они казались непроницаемыми.– Правда?– Правда. Очень люблю. И Эмили тоже тебя любит. А еще у тебя есть верные друзья – Ричард, Джон, Мег.Филипп опустился в кресло и посадил возлюбленную к себе на колени – боком, так что ее щека оказалась возле его плеча.– Ты уже начала строить новую жизнь, и она сторицей восполнит все, что потеряно здесь.Джейн печально, даже безнадежно пожала плечами.– У меня нет пристани.– Твоя пристань – я, Джейн. И твой дом рядом со мной.Внезапно в голове родилась мысль, которая могла бы испугать самого Уэссингтона, имей он время подумать о последствиях своей просьбы.– Твоей семьей станем мы с Эмили.Джейн слегка отстранилась и заглянула в глаза удивительному, непредсказуемому человеку. Во взгляде безошибочно читалась любовь. Она уже успела многое узнать о графе Роузвуде, успела понять многое. Граф не умел доверять людям. Не умел любить. Не чувствовал душевной близости – просто потому, что никто и никогда не учил его этому искусству. Его слова казались ступенькой к счастливой, наполненной теплом жизни. Поворотом к дружбе, надежде на лучшее и вере в ценность искренних отношений. Если этот одинокий, отстраненный человек готов пойти навстречу, она с радостью его примет.Джейн крепко обняла мужа и прошептала, уткнувшись лбом в теплое плечо:– С радостью буду считать вас с Эмили самыми родными на свете. А вы примете меня в свою компанию?Филипп пожал плечами, словно ответ не имел особой важности, хотя на самом деле от решения Джейн зависела вся его дальнейшая жизнь. Долгие годы граф Роузвуд убеждал себя в том, что способен прекрасно прожить без любви, однако в последнее время все чаще задумывался об обратном. Встретив Джейн, он с каждым днем все яснее чувствовал пустоту в душе, глубокую яму, выкопанную теми, кто должен был его любить и все же никогда не любил. А что, если постараться заполнить эту брешь искренностью, привязанностью и доверием? Хватит ли у него смелости на подобный шаг?Уэссингтон прикоснулся губами к виску жены.– Стань моей семьей, Джейн. Хочу этого больше всего на свете.В ответ Джейн лишь молча обняла любимого, словно боялась снова потерять с таким трудом обретенную близость, и боль в его сердце начала понемногу слабеть и отступать. Глава 24 Джейн и Эмили сидели на полянке возле речки. Три месяца назад, застав обитателей Роузвуда во время дружеского пикника на этом самом месте, Филипп устроил бурный скандал.Стоял октябрь, но день выдался на редкость теплым и солнечным. Если бы кто-нибудь вдруг сказал, что сейчас всего лишь середина июля, то поверить в это было бы совсем не трудно.За эти три месяца многое изменилось. Филипп стал совсем иным человеком. Конечно, и сейчас еще случались различного рода трудности и неурядицы, но все же ему удалось обрести утраченную много лет назад истину. К удивлению и восторгу Джейн, супруг решил отклонить многочисленные приглашения на рауты, садовые празднества и охотничьи сборища, которые изо дня в день поступали целыми пачками. Вместо этого он все свое время посвящал делам и нуждам поместья, разговорам со служащими, работниками и деревенскими жителями – теми людьми, предки которых поколениями работали в поместье Роузвуд.Филипп обаятельно и элегантно исполнил роль шафера на свадьбе Джона Грейвза и Мег. С энтузиазмом и удивительным чувством юмора помогал в уборке урожая, а потом артистично возглавил пышный и радостный праздник. Неуклюже, но все-таки вполне успешно осваивал он неведомую доселе роль отца и сумел наладить близкие, дружеские отношения с Эмили. И даже ненависть к Ричарду постепенно слабела. Вчера днем Джейн случайно выглянула в окно библиотеки и увидела, что мужчины разговаривают возле конюшни. И – о чудо – Филипп улыбался!В отношениях с молодой женой лорд Уэссингтон превзошел все возможные ожидания, даже самые смелые. Днем он был любезен, нежен, заботлив. Ночи же приносили безграничную страсть. Казалось, интерес и желание не знали границ.Да, три месяца – поистине огромный срок.Голос Эмили заставил отвлечься от размышлений.– Что ты сказала, милая?– Сказала, что ужасно жарко. Пойдем купаться.– А если нас кто-нибудь увидит?– Здесь же никого нет. Пожалуйста, Джейн, давай немножко поплещемся!Джейн не купалась с самого детства. Оглянувшись по сторонам, она увидела, что Эмили права. В укромном лесном уголке они были одни. А если в аллее вдруг кто-нибудь появится, то все равно не заметит их за деревьями.– Почему бы и нет? – улыбнулась она в ответ.– Ура! – радостно захлопала в ладоши Эмили.Они помогли друг другу расстегнуть многочисленные крючки и развязать тесемки и уже через пару минут остались лишь в кружевных сорочках и панталончиках. Нижняя юбочка Эмили зацепилась за каблук, и Джейн опустилась на колени, чтобы освободить тонкое кружево. Случайно бросив взгляд на худенькие ножки девочки, под правой коленкой она внезапно заметила родовой знак Уэссингтонов – символ бесконечности!Джейн недоверчиво дотронулась до родинки, словно боялась, что судьбоносное пятнышко вот-вот исчезнет. С удивлением и в то же время с досадой покачала головой. Неужели никто и никогда не удосужился внимательно посмотреть на девочку? Или все вокруг, как и сам Филипп, считали, что знак может появиться только на ноге старшего из сыновей, но никак не на ноге дочери? Сколько лет потрачено даром, сколько любви и нежности упущено лишь из-за того, что все эти годы Филипп считал, что неверная жена, словно кукушка, бросила на его попечение чужого ребенка!Важность открытия затмила все вокруг. Стоя на коленях, мачеха взглянула падчерице в глаза.– Эмили, а ты когда-нибудь показывала папе эту родинку?– О чем ты говоришь, Джейн? Это же просто смешно! Неужели я могу показать папе голые ноги? – Эмили рассмеялась, словно услышала веселую шутку. – Ты иногда бываешь такой наивной!Филипп медленно ехал по сельской дороге, наслаждаясь небывало теплым днем. Возвращаясь из деревни, куда он старался ездить как можно чаще, с удовольствием оглядывал поля и небольшие, но добротные, аккуратные, тщательно ухоженные сельские домики. Зима могла оказаться долгой и суровой, и потому неожиданно задержавшееся летнее тепло особенно радовало.Случилось так, что Уэссингтон убедил себя, будто ненавидит поместье. Досадное заблуждение! Сейчас, свернув на ведущую к дому длинную аллею, он глубоко, всей грудью с удовольствием вдохнул ароматный, настоянный на согретых осенним солнцем травах воздух. С деревьев неторопливо и бесшумно слетали разноцветные листья, украшая землю живописными оттенками желтого, оранжевого и красного. Один листок опустился прямо на седло, и Филипп с удовольствием принял скромный подарок, осторожно сжав в пальцах тонкий стебелек.Недавно ему довелось узнать истинность, осязаемость счастья. То, что долгие годы никак не удавалось обрести, явилось внезапно, само собой, словно требующий заботы и внимания драгоценный дар. Джон Грейвз оказался верным, надежным другом. Медленно, но верно устанавливались отношения с Эмили. И даже ненависть к Ричарду куда-то улетучилась, что несказанно удивило самого графа – такого поворота событий он никак не мог предугадать. Та связь, которая объединяла их с детства, пострадала от тяжких испытаний изменой и грехом, но все же не прервалась.Жизнь изменилась благодаря Джейн, которая притягивала все лучи, все течения, наполняя вселенную смехом, дружбой и любовью. С каждым днем Уэссингтон все яснее понимал, что незачем бояться преданности и доверия. Эти чувства способны согреть душу и подарить уверенность. Филипп иногда спрашивал себя, что означала странная ноющая боль в груди, которую он нередко чувствовал в последнее время: может быть, это медленно оттаивало заледеневшее сердце?Вдали показался всадник. Не успел Филипп повернуть к дому, как услышал собственное имя.– Уэссингтон! – приветствовал Моррис, подъезжая.– Моррис, – вежливо поклонился в ответ Филипп. – Давненько не виделись. «И слава Богу», – добавил он мысленно.– Я был в Суссексе, на празднике в поместье Роберты. Честно говоря, надеялся встретить там и тебя.– Слишком много дел. Не смог выбраться.– Должен заметить, ты много потерял. В наши дни такой роскошный прием встретишь не часто.Филипп покачал головой. Да, всего лишь за несколько месяцев жизнь человека способна измениться кардинальным образом. Когда-то увеселения Роберты притягивали словно магнит, а в этом году не вызвали ни малейшего интереса.Всадники поравнялись со скрытой деревьями полянкой на берегу речки – той самой, где в разгар лета обезумевший от ревности граф Роузвуд застал жену в компании друзей. Да уж, тогда он вел себя как самый настоящий осел – глупый, напыщенный, упрямый… Если бы после этого Джейн отказалась с ним разговаривать, то наказание можно было бы считать вполне заслуженным.Услышав женский смех и веселую болтовню, Моррис тут же остановил лошадь. Он сразу узнал голос Эмили и очень хотел выяснить, чем вызвано оживление. Все лето Моррис намеренно провел подальше от этих мест, надеясь, что расстояние сможет излечить вожделение. Однако никакие уловки не помогли.Даже не взглянув на Уэссингтона, Моррис направил лошадь туда, откуда доносился манящий смех. Филипп лишь сейчас сообразил, кому принадлежат веселые голоса, и направился следом. Джейн и Эмили радостно плескались в прохладной воде, даже не подозревая, что издали, скрытые от глаз ветками деревьев, за ними пристально наблюдают двое мужчин. Тонкое батистовое белье давно промокло и прилипло к телу, не скрывая подробностей стройных фигурок – детской и женской.Впрочем, зрители остановились на почтительном расстоянии и потому, конечно, не могли рассмотреть ничего слишком откровенного или нескромного. Филипп внимательно следил глазами за Джейн. Он знал каждый изгиб, каждую линию ее тела, и сейчас ему показалось, что грудь жены стала немного полнее, а живот едва заметно округлился. Сердце восторженно забилось: неужели зародилась новая жизнь, а влюбленные еще не успели осознать радостное событие? Но кто бы мог предположить, что открытие так взволнует?Совсем забыв о присутствии Морриса, Филипп шепнул:– Боже, до чего же она прекрасна!Моррис наблюдал ту же сцену, однако для него главной героиней оставалась Эмили – юное существо без намека на женские формы. По фигуре ее можно было принять за мальчика-подростка. Вожделение взяло свое. Сгорая от желания, Моррис и сам не заметил, как ответил на невольное восклицание Уэссингтона:– Да, необычайно хороша. Я не в силах ждать. Страсть, открыто прозвучавшая в словах Морриса, едва не свела графа с ума. Сначала он подумал, что комментарий относится к Джейн, и хотел поставить негодяя на место, однако очень скоро понял, что ошибся. Моррис видел одну лишь Эмили и больше никого. Распущенность и откровенная похоть несказанно взбесили графа.Повернув лошадь, он коротко приказал:– Возвращайся на дорогу.– Что? – рассеянно переспросил Моррис, не в силах оторваться от восхитительного зрелища.– Я сказал, немедленно возвращайся на дорогу. – Моррис не отреагировал, и Филипп нетерпеливо рявкнул:– Тупица, ты смотришь на мою обнаженную жену и на мою обнаженную дочь!И все-таки Фредерик никак не мог прийти в себя и оторвать глаз от восхитительного зрелища. Созерцание Эмили лишь разбередило болезненное желание, сжигавшее его день и ночь. Вожделение уже не поддавалось контролю, тем более что прошел почти месяц с тех пор, как ему удалось удовлетворить его в любимом лондонском борделе. Девочки соглашались на что угодно – всего лишь ради куска хлеба и крыши над головой, и Моррис никогда не упускал возможности воспользоваться их услугами. И все же маленькие проститутки не приносили полного удовлетворения. Он всегда выбирал брюнеток и говорил себе, что это Эмили. Увы, самообман не спасал: Фредерик мечтал только о настоящей Эмили Уэссингтон и вовсе не собирался отказываться от малышки.Одна лишь мысль о счастье возносила на вершины блаженства, но в тоне графа послышались нотки, заставившие против воли вернуться к действительности. Моррис приказал себе отвернуться от речки.– Прошу прощения. Вовсе не хотел показаться грубым.– Разумеется, – язвительно согласился Уэссингтон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42