Таких, как Сэндхерст, немного на белом свете, так что вряд ли другой сладкоголосый соловей попадется ей на пути. Мерзавец жизнью заплатил за свой поступок, а у него, Корта, есть возможность начать все заново. До всего, чего он хочет, только рукой подать…– Скажите, ваша милость, – вернул его к действительности вопрос Филиппы, – Тоби тоже вкладывает деньги в недвижимость?
– Не только он, но и братья Белль. Этьен и Андрэ вложили почти все, что сумели наскрести, и, я уверен, не прогадали. Нам четверым принадлежит большая часть таверн и гостиниц в Гиллсайде, многие магазины. Кстати, Тобиасу нравятся окрестности, и он поговаривает о том, чтобы купить здесь летний домик. Земли, которые я хотел вам показать, находятся южнее старых городских стен и тянутся до самого побережья. Поместье включает и холмы, и лес, и луга, поэтому можно гарантировать, что с течением времени его стоимость будет быстро расти.
– Значит, эту землю вы хотите приобрести Киту, – разочарованно протянула Филиппа. – Я думала, речь идет о Галлс-Нест…
– Галлс-Нест не продается.
– Откуда вам это известно? Вы уже навели справки?
– Эта земля моя, и я не собираюсь ее продавать. Должно быть, сама того не замечая, Филиппа рванула поводья, потому что пегая кобылка замотала головой и недовольно всхрапнула.
– Разрази меня гром! – буркнула Филиппа себе под нос и добавила громче: – Я не нарочно.
– Поначалу такое случается нередко, – успокоил Уорбек как ни в чем не бывало. – Постепенно руки обретут привычку и будут двигаться сами по себе независимо от хода мыслей. Только избегайте без крайней необходимости стегать лошадей. Хорошие упряжные лошади слушаются без всякого принуждения.
Филиппа кивнула и улыбнулась. Вид собственных рук с зажатыми в них вожжами порождал в душе законную гордость.
– Поверить не могу, что сама правлю!
– Мама, я горжусь тобой, – сказал Кит «взрослым» голосом. – Я тоже хочу научиться править. Signore, вы мне позволите?
– Обязательно, но не сегодня, – ответил Уорбек со смешком. – Вначале нужно научиться ездить верхом.
– Почему? Мама, например, не умеет.
– Я знаю. Чуть позже я займусь и этим.
– Правда? – воскликнула Филиппа тоненьким девчоночьим голосом, и лицо ее засветилось.
– Почему это удивляет вас, мадам? Странно. Я ведь обещал однажды, что научу вас и править, и ездить верхом.
Филиппа поерзала на сиденье, надеясь, что Кит не придал значения словам герцога. Мальчик, однако, был не из тех, кто пропускает мимо ушей разговоры взрослых.
– А когда вы ей это обещали?
– Это было довольно давно. – Уорбек ласково взъерошил его густые волосы. – И я, и твоя мама были тогда гораздо моложе.
– Ей было столько лет, сколько мне?
– Нет, чуть побольше, – засмеялся Уорбек, – но порой она вела себя, как пятилетняя девчонка.
– Гадкая ложь! – с притворным возмущением возразила Филиппа и украдкой показала ему язык. – По-моему, я уже неплохо справляюсь. Вы мне покажете, как крутить вожжи?
– Только если вы решитесь править четверкой. Тогда я научу вас и крутить вожжи, и направлять дышловых, но все это уже высшее искусство, а пока довольно и нынешнего хорошего начала.
– Как все это интересно! – не выдержал Кит. – Мне хочется поскорее попробовать!
– Попробуешь, обещаю, – сказал Уорбек, вновь обретая серьезность. – Я научу тебя всему, что нужно знать мальчику.
Уже в который раз Филиппа ощутила в душе укол раскаяния. С каждым днем она все яснее представляла себе, что она совершила, решившись бежать. Отняла у Корта сына, а у Кита отца.
Правда, тогда она была уверена, что Уорбек отвернется от ребенка так же, как отвернулся от нее. Да и как могла она думать иначе? Она сама была лишена родительской любви, а ее опекун никогда не интересовался ею. В тот момент она думала лишь о том, чтобы стать своему ребенку надежной опорой в жизни. Если судьба уготовила ей сиротство, одно из горчайших испытаний, то подобная участь должна миновать дитя, которое она носила.
Она была права… и не права в той же мере. Сделав Кита своим и только своим, тем самым она украла его у отца. Тогда, в Кентерберийском соборе, Уорбек говорил, что готов начать все заново, что им следует простить друг друга… но если бы он только знал, что она действительно сделала, и притом сделала сознательно, сказал бы он те же слова или нет? Простить… простить он, быть может, и сумел бы, но только не забыть.
– А почему вы все решили купить собственность именно в Гиллсайде? – спросила Филиппа, подавляя приступ раскаяния.
– Потому что мы собираемся превратить этот захолустный городок в фешенебельный курорт. Морской воздух издавна считается целительным, а в последнее время к тому же многие начали проявлять интерес к купаниям в морской воде. Доктора, с которыми я говорил, в один голос утверждают, что купаниями можно вылечить любую болезнь, от ревматизма до разлития желчи. Я бывал в Брайтоне и еще нескольких приморских городах и видел просторные передвижные купальни на колесах. Они заезжают достаточно далеко от берега, поэтому создается видимость купания в открытом море. – Филиппа бросила на Уорбека быстрый взгляд. Уж не напоминает ли он ей о совсем других морских купаниях? Во время медового месяца они часто купались вместе, хотя поначалу Филиппа сопротивлялась. Даже бухта Галлс-Нест не казалась ей достаточно уединенной для леди, имеющей дерзость войти в воду вместе с джентльменом. Но Уорбек так ее упрашивал, что она уступила.
Филиппа купалась в белой батистовой рубашке, мгновенно намокавшей и становившейся потому совсем прозрачной, а Уорбек вообще раздевался догола. Она и сейчас могла живо представить, как сильные гребки уносят его прочь от берега и как влажно поблескивает на солнце его обнаженная спина.
Это был запретный ход мысли, и потому тем более волнующий. Незаметно для себя Филиппа начала вспоминать брачную ночь, когда впервые увидела мужа без одежды.
…Теперь казалось невероятным, что она могла дожить до восемнадцати лет, оставаясь ужасающе наивной. Но так ли удивительно это было? В конце концов ее вырастили и воспитали две старые девы, для которых пуританский слог рыцарских романов был средоточием истины. Возможно, они давно забыли, какова жизнь на самом деле, что существует не только дух, но и плоть… если вообще когда-нибудь знали это.
Зато Корт хорошо это знал. Его поцелуи были долгими и пылкими, а ласки становились все смелее и смелее. В своем простодушии Филиппа однажды призналась ему, что всякий раз, стоит ему только прикоснуться к ней, она чувствует новое и непонятное ощущение, одновременно слегка болезненное и сладостное. Все ее тело как будто ожидает чего-то… а он в ответ улыбнулся и сказал, что это самое что ни на есть естественное ощущение для будущей новобрачной. При этом его серебряно-серые глаза странно грели, и это тоже волновало. Филиппа терлась об него, как котенок, требующий, чтобы его погладили.
В день, когда викарий церкви святого Адельма объявил их мужем и женой, Филиппа ожидала ночь с чувством приятного предвкушения. Для нее брачная ночь означала мирный сон в объятиях друг друга, на который теперь она имела полное право. Сразу из церкви они отправились в свадебное путешествие и прибыли в Кентербери довольно поздно. Легкий ужин им подали прямо в комнату, а после него Корт вышел в маленькую смежную гардеробную, чтобы сменить дорожную одежду на домашний халат. Филиппа прошла за ширму и достала сорочку, приготовленную специально для этого торжественного случая. То был подарок Белль, которая взяла с Филиппы слово, что та наденет его в первую брачную ночь.
Вынимая серебряные гребни из волос, Филиппа подошла к зеркалу. Неожиданно ей стало неловко. Она уселась в кресло перед догорающим камином и стала ждать. Она уверяла себя, что смущаться нелепо, раз всю оставшуюся жизнь, из ночи в ночь, она и Корт будут вместе. Это ее несколько успокоило, и когда новобрачный появился из гардеробной, она улыбнулась ему разве что с легкой застенчивостью.
Корт остановился на пороге и некоторое время смотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. Филиппа чуть было не застеснялась снова, но тут он улыбнулся своей обычной улыбкой.
– Леди Уорбек, леди Уорбек! Известно ли вам, что вы – бриллиант чистейшей воды?
– В таком случае, вы – лучшая оправа бриллианту, – отозвалась она с полной искренностью.
Как и Филиппа, он был босиком, а когда сделал шаг вперед, полы приоткрылись и показалась нога до самого колена. Она была покрыта густыми темными волосами, и это было первое откровение этой ночи, поразившее Филиппу.
Корт как будто не заметил озадаченного выражения лица Филиппы. Пройдя к столу, он налил вина в высокий бокал и сел на диван перед камином.
– Иди ко мне, здесь теплее, – сказал он. Филиппа перебралась из своего кресла на диван к Корту, и он усадил ее к себе на колени.
– Это для тебя, – произнес он вполголоса, протягивая бокал.
– Ты не забыл, что я уже выпила два бокала за ужином? – промурлыкала она. – Пожалуй, я опьянею.
– Вот и посмотрим, умеют ли феи пьянеть, – усмехнулся Корт и поцеловал ее в висок.
Несколько минут Филиппа мелкими глотками пила рубиново-красную терпкую жидкость, потом отдала пустой бокал и теснее прижалась к широкой груди.
– Ты не станешь сердиться, если я вдруг засну прямо сейчас, у тебя на коленях? День был такой долгий и утомительный!
– Что верно, то верно.
Корт слегка потерся носом о впадинку между ее ключицами. Как обычно, его прикосновение вызвало в ней сладкий трепет.
– Как тебе понравилось венчание, милая?
– Все было просто чудесно! Чудеснейшее из всех венчаний, на которых я бывала.
Филиппа чувствовала легкую сонливость, которую быстро оттесняло ощущение губ, медленно скользящих вдоль ключиц.
– Неужели из всех? И на скольких же ты бывала?
– На двух, своем и Белль. Но наше было в сто раз красивее, чем у Белль и Тобиаса.
– Боюсь, ты не можешь судить беспристрастно, – заметил Корт со смешком.
Филиппа подняла голову, и они заглянули друг другу в глаза. Его, подсвеченные догорающим в камине пламенем, казались озерами жидкой ртути, загадочными и таинственно блестящими.
Рука сама собой поднялась погладить щеку, уже подернутую темной тенью и ощутимо колючую. Филиппа провела пальцем по густым черным бровям, потом от переносицы вниз до кончика носа.
– Нет, – возразила она, – наше все-таки было особенным. Где ты еще видел целых двенадцать подружек невесты? До сих пор не могу поверить, что ни одна из них не захихикала в самый торжественный момент. А кто отдавал невесту жениху? Две старые девы, воспитательницы пансиона. – Филиппа счастливо улыбнулась, на минуту погрузившись в воспоминания, потом вдруг сказала: – А теперь мы женаты, подумать только!
– Да. – Голос Корта прозвучал совсем иначе, чем прежде, ниже и хрипловато. – Да, Филиппа, теперь мы с тобой женаты.
Все еще во власти счастливых размышлений, она едва обратила на это внимание и только теснее прижалась к нему, чтобы ощутить твердость мышц под бархатом халата и силу обнимающих рук. Когда она завозилась на коленях, у Корта вырвался стон, и она выпрямилась с встревоженным видом.
– Что с тобой? Плохо себя чувствуешь? – Филиппа оглядела стол с остатками ужина и нахмурилась. – Я так и знала, что этот йоркширский пудинг слишком тяжел для желудка!
– Я никогда не чувствовал себя лучше, – заверил Корт и положил руку ей на грудь.
Словно горячая волна обрушилась на нее вместе с ощущением твердой мужской ладони. Филиппа сделала быстрый судорожный вдох, потом медленный выдох. Она замерла словно завороженная, отдаваясь неописуемому удовольствию, пока его пальцы играли соском. Вот уже две недели, как она знала эту ласку, и привыкла к сладостному ее ожиданию.
Корт запрокинул ей голову. Это тоже было знакомо: быстрые прикосновения языка к чувствительным точкам. И когда Корт отстранился, Филиппа посмотрела на него, не скрывая разочарования.
– Филли, – начал он мягко, – прежде чем мы ляжем в постель, нам нужно кое-что обсудить.
– Если ты о том, кто будет спать у стенки, то мне совершенно все равно, – ответила она, не сводя взгляда с его губ.
Она хотела только одного: снова стать добычей этого щедрого на ласки рта. Корт помолчал, поглаживая ее по плечу почти рассеянным движением. Он был странно серьезен, едва ли не впервые за последние две недели.
– Милая, все дело в том, что мужчины устроены иначе, чем женщины. Совсем иначе.
– По-твоему, я этого не знаю! – Смеясь, Филиппа приложила свою руку к его ладони.
– Дело не только в этом. – Он ласково улыбнулся. – Мужчины выше, шире в плечах, они гораздо сильнее… и они покрыты волосами везде, где только возможно. Но и это не все. Мужчины отличаются от женщин и анатомически.
– То есть как это? – Филиппа с любопытством заглянула ему в глаза.
– Различие, о котором идет речь, напрямую касается того, как появляются дети.
Это последнее замечание окончательно заинтриговало Филиппу. Она не раз задавалась вопросом, как именно возникает новая жизнь. Во сне, это понятно – но как именно? Как замужняя женщина, она имела полное право это знать.
– Когда мы уснем… – начала она.
– Гораздо важнее то, что случится до того, как мы уснем, – перебил Корт. – Все самое интересное происходит с мужем и женой, когда они бодрствуют. Так вот, чтобы зачать ребенка, милая, мужское семя должно попасть внутрь женского тела, иначе ничего не получится. Чтобы ребенок мог расти и крепнуть, существует особое место внутри твоего восхитительного тела. И вот как раз туда и должно попасть мое семя. – Он помолчал, ожидая вопросов, но Филиппа только молча смотрела, приоткрыв от любопытства рот. – Тебе, конечно, интересно, как оно туда попадет? Для этого существует очень удобный инструмент, который называется мужской член. Его нужно будет ввести вот сюда…
Рука соскользнула с ее плеча и легла между ног.
Филиппа никак этого не ожидала и попыталась крепче стиснуть ноги, но Корт не убрал руку.
Неожиданно Филиппа вспомнила нечто давно забытое: детский разговор с одной из подруг-пансионерок, которая пыталась описать различие между мальчиками и девочками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50