– Пьеса не может подействовать на все население, Горацио, – сказал мистер Галье.
– Слово определило судьбу нации, – парировал мистер Фитц.
– Театр изменяет образ жизни, – сказала мисс Венгль. – Вы только посмотрите на меня, бедняжку. Я, должно быть, умерла бы от голода, если бы вы все не приехали в мой город. – Ее ярко выраженная южная манера растягивать слова напомнила мне черную патоку зимой – слащавая приторность и чопорность никак не соответствовали ее эффектной внешности и молодости.
– Не расстраивайтесь, мисс Венгль, мы с Эдмундом все устроим. – Мистер Фитц дружески похлопал ее по руке. – Бурные эмоции во время еды ведут к разлитию желчи.
Мне его увещевания показались странными, обычно именно он и мистер Галье сами нагнетали напряжение. Сейчас, как только я заговорила об убийстве в городе, возбуждение среди присутствующих увеличилось десятикратно.
– Не стоит так ожесточенно скорбеть, джентльмены, – заговорил мистер Тревельян, пытаясь разрядить обстановку. – Если бы мне предоставили возможность выбора, я бы получил удовольствие от проделок женщин, таких как Кэт – невеста Петруччо, предпочтя это убийству и предательству. Каково ваше мнение на этот счет, миссис Бушерон?
Произнося слова о «проделках женщин», он остановил свой взгляд на мне, и этот взгляд был... притягательным.
– Я считаю, что «Макбет» – меньшее из двух зол.
Шесть пар глаз ошеломленно уставились на меня.
Миньон заговорила первая:
– Почему ты так говоришь, Жюльет? Леди Макбет подталкивает своего мужа на преступление – убийство короля.
– Макбет и леди Макбет по крайней мере были хозяевами своей судьбы. У них был выбор. Кэт в «Укрощении строптивой» – всего лишь пешка.
– Это абсурд! – сердито провозгласил мистер Галье, даже его бакенбарды были с этим согласны и топорщились от возмущения.
Мистер Фитц откашлялся.
– Тихо, Эдмунд! Мне любопытно узнать, почему наша хозяйка склонна предпочесть убийство и предательство любви.
– Да, – добавил мистер Тревельян. – Вы хотите сказать, что оправдываете убийство как способ управления своей судьбой?
Его вывод удивил меня.
– Вы оба неверно меня поняли, джентльмены. Я всего лишь хотела сказать, что предпочитаю сама выбирать судьбу. Но мы отошли от нашей темы. Если бы я принимала решение, это была бы пьеса «Много шума из ничего».
– Острый ум Беатрисы не уступает уму мужчины, – проговорил мистер Тревельян, изучающе глядя на меня. – И хотя им мешают признаться в любви, герой и героиня сами выбирают свою судьбу.
– Именно так, месье Тревельян. – Его объяснение вызвало у меня непонятное беспокойство.
Я обратила внимание на то, что мистер Фитц увел разговор от убийства в городе и что все мужчины воздерживались от комментариев по поводу преступления. Складывалось впечатление, что они знали обо всем, но предпочитали молчать.
– Нет ничего более привлекательного, чем женщина, сознающая свой ум, – сказал мистер Тревельян.
Его негромко произнесенные слова ласкали мой слух. Мистер Галье поперхнулся вином, Миньон подмигнула мне, мистер Фитц кашлянул.
– За здоровье женщин в таком случае.
Мистер Тревельян словно получал удовольствие, уничтожая мужчин и беря в плен женщин. Он поднял бокал, при этом сверкнул золотой перстень, который он носил на мизинце. Его грань в форме плоского диска имела необычный рисунок в виде переплетенных кругов. Я могла бы поклясться, что где-то видела этот рисунок раньше, но никак не могла вспомнить, где именно, и это меня беспокоило. Но я определенно могла утверждать, что никогда раньше не встречала такого неординарного человека, как он.
Глава 4
– Мы сегодня рано закончили, – сказала я мамаше Луизе, поставив последнюю вымытую кастрюлю на полку. Смахнув крошки с кухонного стола, я сложила посудное полотенце. Приятно видеть, что дела целого дня подходят к концу.
– Если рано закончили – это значит, что Господь приготовил для нас еще работу, только мы не знаем об этом, – сказала мамаша Луиза.
– Будем надеяться, что этого не случится. Нужно проверить дом, чтобы убедиться, что все в порядке и везде заперто.
– Я уже сказала папаше Джону, чтобы он позаботился об этом. Что-то странное ощущается в воздухе, миз Жюльет, и это нехорошо. Я пойду вместе с ним прямо сейчас.
– Спасибо, – поблагодарила я, и мамаша Луиза направилась по лестнице в ту часть дома, где они жили с папашей Джоном. Множество раз за эти годы я задавала себе вопрос: что бы мы делали без их любви и преданности?
Миньон вошла в кухню как раз в тот момент, когда я повернулась, чтобы уйти. Она выглядела почти рассерженной – состояние для нее, можно сказать, из ряда вон выходящее.
– Жюльет, если бы месье Фитц и месье Галье не затронули эту тему, когда ты рассказала бы нам об убийстве в городе?
– Скоро.
– Когда? Я подозреваю, что ты бы и не упомянула об этом. Нельзя к нам относиться так, словно мы дети.
– Ну как ты можешь говорить такое?
– Ты не доверяешь нам! Не рассказываешь о вещах, которые мы должны знать, как, например, о повышении налогов.
– Я не хотела вас беспокоить.
Миньон вздохнула:
– Я знаю. Но прошло уже десять лет, как умер отец. Я больше не ребенок. Когда тебе было семнадцать, ты уже была помолвлена и готовила себе приданое.
– Что следует делать и тебе, а не портить руки стиркой.
– Я должна помогать. А теперь скажи, сколько нам не хватает, чтобы заплатить налоги.
– Если месье Тревельян останется в течение того срока, который он планирует, этого хватит, чтобы покрыть значительную часть налогов. А если актерская труппа отправится дальше, нам нужно будет заселить их комнаты.
– Тогда, может быть, пора дать объявление? Сколько он еще останется у нас?
– По крайней мере полгода.
– Достаточно времени, чтобы ты хорошо узнала его, не правда ли?
Интуитивные предупредительные сигналы и скрытый подтекст в словах сестры заставили меня перейти на менторский тон.
– Нонни, месье Тревельян – человек умудренный опытом и состоятельный. Он занимает гораздо более высокое общественное положение и намерен вернуться в Сан-Франциско, когда завершит здесь свои дела.
Похоже, на Миньон мои слова не произвели ни малейшего впечатления.
– Ты находишь его красивым?
– Даже очень.
– И еще он удивительно обаятельный.
Я хотела было солгать, но не смогла.
– Да. Но Господь населил землю многими тварями, и некоторые созданы для того, чтобы только на них смотреть и не трогать их.
Миньон ахнула:
– Почему он тебе не нравится?
– Я этого не сказала, и к тому же мы едва знакомы. Ты ведь прекрасно понимаешь, что огонь обжигает, даже если не дотрагиваться до него, не правда ли?
– Ты любила Жан-Клода?
Я прикрыла глаза, но затем честно встретила вопрошающий взгляд Миньон.
– Папу устроил этот брак. Жан-Клод был гораздо старше меня, но думаю, что со временем мы зажили бы счастливо. Если бы можно было вернуться в прошлое, я вышла бы замуж не иначе как по любви и не стала бы женой человека, который прошел большой жизненный путь и никогда не видел тех роз, которые видела я. – Я погладила Миньон по плечу. – И больше не надо заводить разговоров обо мне или месье Тревельяне. Есть вещи поважнее, о которых тебе следует знать. Месье Дейвис назвал тебя славной и сговорчивой. Похоже, мужчина настроен достаточно серьезно. Он не говорил тебе о своих чувствах?
Миньон побледнела и озабоченно прикусила губу.
– Боже, он спросил, было ли приятно мне находиться в его компании, и я, естественно, сказала «да». А истина в том, что он говорит слишком много, мне же захотелось вернуться к вышиванию, чтобы не заснуть.
Я рассмеялась, Миньон ненавидела вышивание.
– Ладно, мы найдем способ и дадим ему понять, что ты не разделяешь его чувств. Он хотел взять тебя на карнавал в пятницу, а я сумела включить в его план всю семью. Мы должны встретиться у собора в семь часов.
Миньон обрадовалась.
– По крайней мере он не будет одинок. Что конкретно, по-твоему, он имеет в виду, называя меня сговорчивой? – спросила она, явно обескураженная такой характеристикой.
– Я думаю, что в его понимании – это быть как мадам Галье перед месье Галье.
– Откуда у него это представление обо мне? На месте мадам Галье меня трудно было бы заставить соблюсти рамки приличия. Месье Галье, кажется, считает, что его жена – всего лишь пьедестал для его большой головы.
Я широко раскрыла глаза.
– Мне приятно, что ты так наблюдательна. Я уверена, что, если ты как-нибудь при случае выскажешь свое мнение, месье Дейвис перестанет считать тебя слишком сговорчивой и у него пропадет желание ухаживать за тобой. А сейчас я должна навестить Андре и Жинетт.
– Я присмотрю за Жинетт. Я буду спать в ее комнате, чтобы помочь, если ей что-нибудь понадобится ночью. Она так напугала меня днем, когда я увидела, что она лежит на полу бледная как смерть. Она не приходила в себя до тех пор, пока я не дала ей нюхательную соль. И даже после этого она не сразу поняла, кто я.
– Я и не знала, что все было так ужасно. Она выглядела усталой, но здоровой. Я пошлю утром записку доктору Ланау и попрошу его зайти завтра. Если Жинетт...
– Если у Жинетт возникнут проблемы, которые я не смогу решить, я позову тебя, обещаю. – Она обняла меня и ободряюще похлопала по спине, словно старше была она, а не я. Оказывается, моя сестра давно выросла, а я была слишком занята, чтобы это заметить.
У всех нас были характерные для рода Де-Перри сердцевидный овал лица, темные глаза и черные волосы, похожие на воды Миссисипи в безлунную ночь, однако неземная деликатность Жинетт выделяла ее и делала похожей на ангела, который послан для того, чтобы некоторое время находиться среди простых смертных.
Я нашла сына в постели, хотя он еще не спал. Он тщательно умыл лицо, однако на пальцах его ног все еще была видна засохшая грязь, как и на его простынях, которые теперь не отстирать.
– Андре, почему ты не принял ванну? – Я села рядом с ним на кровать, не зная, что делать.
Он сонно потер глаза.
– Я все равно запачкаюсь, когда встречусь с Филиппом и Уиллом утром в лагере.
– Я тебе говорила много раз, что человек таков, каков он в деле. У тебя есть дела более серьезные, чем ежедневные прогулки с приятелями. Завтра ты должен остаться дома и сделать то, что намечалось на сегодня, плюс к этому постирать свои вещи. Сюда относятся и простыни, которые ты сейчас испачкал.
Он сел в кровати и ошеломленно открыл рот.
– Сделать сам?
– Да.
– Но я должен пойти! Я обещал Филиппу и Уиллу, что...
– Ты обещал сегодня мне.
Он потупил взор.
– Ты просто не хочешь, чтобы я снова отправился к лагерю.
– Это не так. – Я отвела завиток волос с его лба, обратив внимание, что он накрыл подушку мягкой голубой накидкой, которую моя мама приготовила еще до его рождения. Ему нравилось прикасаться щекой к мягкому поношенному материалу. – Я надеюсь, ты будешь человеком слова.
– Да, но ты не понимаешь меня!.. Это очень важно.
– Мы поговорим об этом завтра. И еще ты должен знать, что в пятницу мы поедем на карнавал в город. Разве это не будет интересно?
Он пожал плечами.
– Отправиться с Филиппом и Уиллом в лагерь, который строил мой отец, – это интересно.
Я вздохнула, поцеловала его и, поправив сетку над кроватью, пожелала спокойной ночи.
– Увидимся завтра.
Он кивнул и закрыл глаза. Я вышла из комнаты, чувствуя себя разочарованной из-за того, что он не проявил никакой радости по поводу карнавала. Его интерес к армейскому лагерю был понятен, в некотором смысле я недооценивала его потребность почувствовать таким образом связь с отцом. Я надеялась на сообщение мистера Гудзона. Оно подтвердит, что мои предположения в отношении Жан-Клода соответствуют истине.
Я приняла ванну, позволив пару снять с меня напряжение, благодаря отца за то, что он прозорливо установил современные коммунальные удобства. Я то и дело возвращалась в мыслях к мистеру Тревельяну и моему отношению к нему и с трудом заставляла себя сконцентрироваться на более практических делах.
Я надела ночную рубашку, халат и шлепанцы, а выйдя из ванной комнаты, стала искать в карманах платья телеграмму. Карманы были пусты, в них я нашла только визитную карточку мистера Тревельяна. Мне стало не по себе, когда я, обшарив карманы халата, не нашла телеграммы и там.
Должно быть, я обронила ее где-то в доме. Взяв фонарь, я отправилась своим обычным маршрутом на третий этаж. Ничего не найдя в коридоре и в комнате Андре, я спустилась на два пролета по лестнице. Беглый осмотр кухни и комнаты дворецкого ничего не дал, но долетевшее из гостиной звяканье стекла заставило меня замереть в центре вестибюля. Я резко повернулась, пульс мой участился, когда я поняла, что здесь, внизу, я не одна. Впервые в жизни моя гостиная показалась мне мрачной и неприветливой. Я погасила фонарь и на цыпочках подошла к двери.
Если учесть, что мистер Тревельян обладал способностью оказываться там, где я меньше всего этого ожидаю, я не должна была удивляться тому, что увидела именно его, стоящего у окна. В руках он держал стакан, подняв его вверх и вглядываясь в его содержимое при свете луны. Спустя некоторое время он сделал глоток, хрипло чертыхнулся и выплеснул остатки в растущий в кадке цветок.
Я поморщилась, что он нашел наше спиртное таким неприятным, да и мысль о подвыпившей герани вызвала у меня досаду.
– Смею заметить, что мамаша Луиза уже поливала цветы сегодня:
Он повернулся и улыбнулся, словно довольный тем, что я застала его врасплох.
– Я разбудил вас? – Голос его прозвучал хрипло, выдавая скрытое беспокойство.
– Я ищу бумажку, которую потеряла.
Я зажгла ближайшую лампу, изгнав из комнаты темноту, но не интимность пребывания с ним наедине. Мистер Тревельян подошел к каминной полке и поставил свой стакан.
– Вероятно, телеграмму? – спросил он, стоя спиной ко мне.
– Вы нашли ее?
Он повернулся ко мне, но лицо его оставалось в тени.
– После ужина, на полу своей комнаты.
Я проглотила комок в горле, испытанное мной облегчение оказалось кратковременным.
– Должно быть, я потеряла ее, когда показывала вам вашу комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27