Впрочем, шутки в сторону! Я непременно буду на сегодняшней премьере. — Тут бабушка ласково и чуть застенчиво улыбнулась: — Думаешь, я тебя скоро покину?
— Не надо меня покидать, — сказала Белла, и сердце у нее сжалось от волнения.
— Да, деточка, это будет тебе больно — теперь, когда нет твоих родителей.
— Не хочу выглядеть непочтительной по отношению к маме и папе. Но наша с тобой близость… Она совсем особенная.
Бабушка согласно кивнула.
— Хотя я тоже тиранила тебя не меньше Кармиты и Марио. Тоже заставляла тебя петь. Порой думаю: а вдруг я ошибалась? Но слыша твой чудный голосок, я и помыслить не могла, что твоя судьба не будет связана с оперным театром.
Белла задумчиво сдвинула брови.
— Ты уверена, ба, что поездка на премьеру не повредит твоему здоровью?
— Ни за что на свете не пропущу такое событие! — Бабушка пытливо заглянула в глаза. — — Да, никак, тебя что-то тревожит?
— Ты видишь меня насквозь.
— Ну так выкладывай. Никогда не поверю, ты боишься петь в хоре. Или что от качания в клетке у тебя морская болезнь!
Белла рассмеялась.
— Нет, до морской болезни дело не дошло, во время смены декораций от бликов хрустального шара у меня кружится голова.
Изабелла нахмурилась.
— Напрасно они выдумали это. Деточка, весьма опасная затея!
— — Ну так было в постановке конца прошлого века
— Не думаю, что можно ставить сомнительные интересы искусства выше техники безопасности!
Белла рассеянно кивнула.
— Знаешь, ба, что вертится у меня в голове?
— Да, деточка?
— Только не удивляйся… Не может ли воссоздание быть таким точным, что оно незаметно превращается в первоначальную постановку?
— Вот так идея! — воскликнула Изабелла. — Ну-ка признавайся, ты опять видела театральное пpивидение?
— Хуже. Прошлым вечером во время затемнения для смены декораций произошло нечто очень странно.
— Ну-ну?
Растерянный взгляд Беллы встретился с ясным глазами бабушки, исполненными любопытства.
— Мне кажется, что во время вращения хрустального шара я на несколько мгновений перенеслась на сто лет назад.
— Но это же замечательно!
— Не столько замечательно, сколько чудно. Не которые детали происшедшего только сейчас всплывают в памяти. Я оказалась на сцене того же «Сент-Чарлз-опера», только выглядела она несколько иначе. Занавес не синий, а бордовый. Стены и потолок зрительного зала более темного оттенка, нежели сейчас. Да, теперь я отчетливо припоминаю шипение газовых люстр. У дирижера в оркестровой яме был такой не обычный вид, да и публика в зале… Мужчины с усами, женщины в длинных платьях, наподобие тех, что сшили нам для «Калейдоскопа»…
— Боже правый! — ахнула бабушка с выражением ребенка, слушающего увлекательную сказку.
— Я стояла у самого края сцены, и дирижер явно ждал от меня знака — я была в ужасе. И тут услышала пение Жака Лефевра. Я быстро повернулась в сторону голоса, и мне показалось, что я вижу его во плоти — в костюме тореадора. — Белла поежилась. — И через полмгновения я вернулась в настоящее.
Бабушка всплеснула руками.
— Я так и знала! — воскликнула она.
— — Что ты знала?
— Что Жак Лефевр намеревается умыкнуть тебя! Я ведь тебе так прямо и говорила: этот проходимец хочет тебя украсть! — Бабушкины глаза сияли.
Белла рассмеялась.
— Бабушка, но это же безумие! Смысла — какого!
— А есть смысл в том, что твои родители ежегодно присылают тебе на день рождения алые розы?
Беллу как током ударило. Она уставилась на бабушку. Та отвечала ей светлым невинным взгляде На какое-то мгновение Белла поверила, что бабушка говорит чистейшую правду, и ей стало не по себе.
— Это ты, ба, посылаешь мне розы! — рассерженно сказала она дрожащим голосом.
Изабелла отрицательно покачала головой.
— Нет, деточка, не я.
Белла была окончательно сбита с толку.
— Так, значит, ты и впрямь полагаешь, что Жак Лефевр намерен утащить меня в прошлое?
— Уж не знаю, куда этот негодяй хочет тебя утащить, но только он полон решимости завладеть тобой. И я уверена, происходили еще более странные вещи, хотя ты мне про них не рассказываешь.
Белла озадаченно молчала.
Изабелла нагнулась к внучке и схватила ее за руку.
— Запомни, деточка, не бойся покинуть меня, Иди, куда тебя влечет судьба.
Белла едва сдержала слезы. Пристально глядя бабушке в глаза, она ответила:
— Никуда я не уйду, пока не порадую тебя полноценной оперной партией.
Бабушка лишь потрепала ее по руке и рассеянно, сказала:
— Ты для меня еще споешь. Непременно.
Иди, куда тебя влечет судьба.
Во время премьеры, раскачиваясь в клетке и слушая обращенную к ней серенаду Виктора Дейли, Белла нашла глазами бабушку. Та сидела в первом ряду битком набитого зрительного зала и улыбалась внучке. Как жаль, что по роли Белле следовало быть грустной! Ей хотелось улыбнуться бабушке и даже помахать ей рукой. Бабушка, милая, бескорыстная бабушка, для которой счастье внучки важнее собственного благополучия!
Соло Виктора Дейли закончилось под восторженные аплодисменты. Свет погас, клетка опустилась на сцену. Белла открыла дверцу и ступила на пол. И в ту же секунду вернулись головокружение и паника. Кое-как она доплелась до кулис и уперлась рукой в стену. Глядя на кордебалет, исполняющий мудреные па «Мечтательного вальса», Белла медленно приходила в себя. Однако укорять себя было некогда. Она побежала в гримерную, чтобы переодеться к «Полету валькирий».
Дикси сидела за туалетным столиком, уже одетая валькирией.
— Привет, Белла. Как прошел номер?
— Хорошо. Хотя проклятый шар по-прежнему действует, мне на нервы.
Белла положила розу на столик, сняла брошь и стала быстро расстегивать блузку.
Дикси встала и подала подруге шлем.
— Помочь тебе с костюмом?
— Да, буду очень благодарна, — сказала Белла, сбрасывая блузку. — Сейчас идет «Мечтательный вальс», потом Дейли и Бернард будут петь любовный дуэт из «Ромео и Джульетты», так что у нас в запасе минут десять.
С помощью подруги девушка быстро надела сложный костюм воинствующей девы из скандинавской мифологии. Через пару минут обе, уже в полной готовности, разглядывали себя в зеркале. На них были сверкающие крылатые шлемы, свободно струящиеся белые хитоны, прикрытые серебристой кольчугой. Распущенные волосы разбросаны по плечам.
— Вид у нас самый идиотский, — констатировала Белла.
Дикси рассмеялась.
— Правда. — Она протянула Белле копье. — Если опять закружится голова, опирайся на него. Жаль, что мы выходим на сцену из противоположных кулис, а то я бы тебе помогла.
— Ничего, как-нибудь справлюсь, — храбро заявила Белла.
Девушки выбежали из гримерной и за кулисами разошлись в разные стороны. Белла заняла нужную позицию у боковой кулисы как раз на последних нотах дуэта Дейли и Бернард. Загремели аплодисменты, затем погас свет и заработал хрустальный шар. Белла покрепче ухватила копье и ринулась вперед мимо уходящей со сцены Анны Марии, с трудом шагающей в пышном платье времен итальянского Ренессанса.
Не пройдя и нескольких шагов, Белла затопталась на месте. Голова закружилась пуще прежнего. Белла ощутила, что опять теряет контроль над своим телом и сознанием. По сцене кругами вращались тысячи разноцветных бликов, и послышался вдруг упоительный, зовущий голос Жака, исполнявшего «Старую милую песню любви»:
Просто песня на закате
В теплых сумерках земли
Прилетит из ниоткуда
И заполнит все собой.
Пусть сердца за день устали,
Накопили боль и грусть,
Звуки нежные вернутся
В теплых сумерках земли
Песни милой, песни старой,
Вечной песни о любви.
Белла немного пришла в себя и обнаружила, что стоит на той сцене с бордовым занавесом, где она уже была накануне вечером!
Девушка стояла под аркой авансцены, и перед ней волновался смеющийся викторианский зрительный зал. Сзади неслось пение знакомого тенора. Белла повернулась и увидела Жака Лефевра в роскошном черно-алом наряде тореадора. Певец ничем не напоминал призрака. Он смотрел на внезапную пришелицу с явным изумлением, хотя и не прерывал пение — он как раз исполнял знаменитую арию тореадора. Задник за спиной Жака изображал испанскую деревенскую таверну, а рядом с певцом стояли и сидели за столами с кубками в руках хористы в испанских костюмах. Среди них не было ни единого знакомого лица!
Хохот в зале усиливался; Белла держалась из последних сил — только бы не упасть в обморок! Боже правый, что творится?! И хороша же она сейчас — в костюме валькирии из Валгаллы попала в испанскую деревню!
Она продолжала беспомощно стоять на сцене, будто приросла к месту, Жак Лефевр наконец оборвал арию и изумленно уставился на нее. Оркестр несогласно умолк. Поводя головой из стороны в сторону, Белла видела сотни устремленных на нее любопытных глаз. С ужасом она почувствовала, что ее вот-вот стошнит…
Перепуганная до смерти, не чуя под собой ног, она кинулась за кулисы.
— Юная леди, что вы, черт возьми, здесь делаете?
За кулисами Белла, уронив копье, совершенно обессиленная, присела на старинный сундук. Возле нее суетился темноволосый и темноглазый коротышка, на котором был уморительно старомодный черный сюртук с бархатным воротником-шалькой, канареечно-желтый атласный жилет с массивной золотой цепью часов и полосатые брюки. Багровый от ярости, коротышка топал ногами и тряс мизинцем у ее лица — почему-то именно мизинец казался ему самым грозным пальцем. Будь это в другой ситуации, Белла бы рассмеялась и сравнила сердитого коротышку с заводной куклой. Но поскольку она была по-прежнему на грани обморока, то лишь униженно залепетала:
— Сэр, я… я не по-понимаю, что вы от меня хо-хотите… Я даже не знаю, где я…
— О-о, стало быть, юная леди изволит быть лунатиком, а театр из-за нее должен страдать! — шипел человечек. — Да как вы посмели вторгнуться на сцену подобным возмутительным образом! Или вы считаете, что добьетесь роли в опере, если непрошено ввалитесь на сцену в этаком диком наряде? Блеснули, нечего сказать! Видно, вы одна из тех бесстыжих вертихвосток, которые готовы пойди на что угодно, лишь бы привлечь внимание Жака Лефевра!
Белла навострила уши. Выходит, она находится там, где Жак Лефевр существует реально. Во-первых, она сама только что видела его в костюме тореадора — и в нем не было и намека на призрачность. Во-вторых, для этого человечка Жак тоже материален. Господи, ведь это может значить только одно…
— Итак, юная леди, — не унимался коротышка, — будем молчать или все-таки объяснитесь?
Белла продолжала оторопело смотреть сквозь него. Наконец до ее смутного сознания мало-помалу стали доходить звуки музыки со сцены. Она слышала, как Лефевр повторяет «Песню тореадора» с самого начала. Так где же она? И что с ней происходит?
— Наглость! — возмущался коротышка. — Как вы смеете игнорировать мои вопросы! Ладно, не хотите добром, тогда я зову констебля, чтоб он выяснил вашу личность и вышвырнул вон из театра!
Слово «констебль» привлекло внимание девушки и мигом вывело ее из транса.
— — Нет, погодите! — всполошилась Белла. — Не надо полиции! Простите меня, я совсем не собиралась помешать представлению. Просто заблудилась, потеряла ориентацию…
Коротышка немного поутих и озадаченно прищурился.
— Послушать вас, так вы невинная заблудшая овечка, — сказал он.
В этот момент обоих отвлек грохот аплодисментов. Через несколько секунд за кулисы стремительно зашел со сцены высокий мужчина. И снова Белла — уже в который раз! — оказалась совсем рядом с Жаком Лефевром.
Но тенор, только что раскланявшийся на сцене после исполнения арии тореадора, определенно не был призраком! Он остановился рядом с коротышкой и смотрел на девушку. Его пристальный взгляд был полон любопытства и чувственного, чисто мужского интереса. Она заробела пуще прежнего.
Ей было трудно поверить, что все происходящее не сон.
Божественно сложенный, высокий, стройный, с правильными чертами лица и здоровой кожей, Жак был очень хорош в черно-алом костюме тореадора. Густые темно-каштановые волосы его чуть блестели. Белла жадно впитывала все подробности его облика — впервые она видела Лефевра близко и отчетливо. Его руки, загорелые, с длинными пальцами и ухоженными ногтями, так и приковали ее взгляд. Она представила, как эти прекрасные крепкие руки касаются ее, и у нее перехватило дыхание. Она застыла от удивления: неужели он вызвал в ней такую бурю эмоций?
Белла рискнула еще разок взглянуть ему в лицо и уловила насмешливую улыбку в чуть прищуренных глазах. Значит ли это, что он ее узнал? Об этом она могла только догадываться.
— Ну-с, Этьен, кто тут у нас? — осведомился Лефевр у коротышки. Легкий французский акцент придавал особую чувственность его грудному голосу.
Этьен в отчаянии махнул рукой.
— Понятия не имею. Но, видно, та еще штучка, если у нее хватило наглости вылезти на сцену.
Жак рассмеялся.
— Она заинтриговала меня своей дерзостью. Не ругай ее, Этьен. Скорее всего девушка очень хочет попасть в нашу труппу, и я должен признать, она из брала весьма оригинальный способ добиться своего. Ничего подобного я еще не видел. Отчего бы нам не устроить ей экзамен? — Он прошелся взглядом по Белле — от макушки до пят. — А она хорошенькая — ты не находишь, Этьен?
Сознание Беллы слегка помутилось от слов Жака, от его обжигающего, бесстыдного взгляда. Сердце бешено забилось.
Этьен почесал подбородок и хмуро поглядел на девушку.
— Хм-м… Нет, на мой вкус — выскочка. Не уверен, что мне нужны такие в моем театре.
— А я полагаю, такие в нашем театре нужны, сказал Жак не терпящим возражений голосом. — Kaк вас зовут, милашка?
Какое-то мгновение даже на столь простой вопрос Белла не находила сил ответить — до того она была подавлена близостью Жака, великолепного и самоуверенного самца. Наконец она обрела голос.
— Меня зовут Белла… Белла де ла Роза.
— Так-так, — произнес Жак, — добро пожаловать в «Сент-Чарлз-опера», мисс Белла де ла Роза.
Вслед за этим, к полнейшему изумлению девушки он наклонился к ней и без тени смущения поцеловал прямо в губы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48