Все это принесла миссис Бэлли. Пичи смотрела на еду, в ее желудке заурчало, так ей захотелось есть.
— Ты же не смотришь, Пичи! — раздосадованно сказал Сенека.
Она улыбнулась. Сейчас он был похож, скорее, на озорного мальчишку, нежели на принца. Но все же это был Сенека, который, наконец, научился совмещать работу с игрой и делать все сразу вместе. Это был человек, который постиг, что самая чудесная вещь в жизни — это просто возможность находить и наслаждаться каждым мгновением счастья, независимо от того, много его или мало.
— Пичи! — крикнул вновь Сенека.
— Я люблю тебя, Сенека! — прокричала она.
— Если ты действительно любила бы меня, то ты бы посмотрела на меня.
Улыбаясь, она посмотрела наверх.
— Я смотрю, мой дорогой.
Удовлетворенный тем, что она наконец-то поглядела на него, Сенека крикнул:
— Я собираюсь спуститься с этой ветки на веревке, а потом я собираюсь поймать другую веревку и спуститься с той ветки, что свисает над ручьем, — сообщил ей он.
Он просвистел на веревке прямо перед ее лицом и остановился на мощном суке дерева, свисающем над ручьем.
— Убьешься, Сенека! — закричала она.
— Не беспокойся, Пичи! Я проделывал это тысячу раз, — громко проговорил он.
— Ты — величайший лгун на всем белом свете. Ты же прекрасно знаешь, что никогда этим не занимался, а говоришь, — сказала Пичи.
— Занимался. В мечтах своих я все это проделывал много раз.
— Это не одно и то же. Гляди…
Она не успела распорядиться дальше, как сук, на котором стоял Сенека, треснул, а затем обломился, увлекая с собой Сенеку вниз, в воды ручья. Вылезая из воды и отряхиваясь, он произнес:
— Боже! Это было забавно!
Пичи каталась со смеху до тех пор, пока Сенека не поднял ее с земли.
— Удивляюсь, — говорила она. — Как ты не сломал свою дурную голову?
— Знаешь, чего бы мне хотелось сейчас? — спросил он.
— Прыгнуть с крыши нашего домика или, возможно, полететь? — спросила она.
Сенека прильнул к ее щеке и прошептал:
— Мне бы хотелось увидеть тебя обнаженной, принцесса. Мне бы хотелось преклониться перед твоим телом и любить каждую его частичку. Мне бы хотелось доставить тебе такое удовольствие, Пичи, которого ты еще не испытывала. Ну, что скажешь, жена? — спросил он ее, подталкивая к домику.
Их желания совпадали. Он поднял ее на руки.
— Корзину… — сказала она ему. — Возьми вот эту корзину с едой.
Он, молча, подхватил корзину и вместе со своей ношей пошел в домик. Не дожидаясь даже того момента, когда они попадут в спальню, он начал раздевать ее еще по пути. Они были еще на кухне, когда на Пичи уже ничего не осталось из одежды. Он начал снимать свою одежду, а Пичи поспешила в спальню. Вдруг она услышала какой-то шум: это Сенека второпях чуть было не опрокинул стул.
— Черт побери! — пробурчал он.
Пичи стало смешно. Она решила подшутить. Очень быстро она отыскала место, куда можно было спрятаться. Этот человек никогда в своей жизни не играл в прятки, и, если он действительно хотел доставить ей удовольствие, то он непременно первым найдет ее. Она решила спрятаться под кроватью. Едва она залезла туда, как в комнату вошел Сенека. Он был так близко от нее, что пальцы его босых ног едва не дотронулись до ее щеки.
— Пичи? — удивленно позвал он ее. Она едва удержалась от желания, чтобы не пощекотать его за пальцы.
— Пичи, где же ты? — настойчиво повторил он. Она видела, как он дошел до конца кровати. Дальше она не разглядела, так как спустившийся с кровати конец пледа закрывал ей весь обзор. Она напряглась и прислушалась, но ничего не услышала. Ей стало любопытно, и она вылезла из-под кровати. Осмотрев хорошенько комнату, она не обнаружила в ней Сенеки.
— Сенека? Сенека? Где ты? — в свою очередь спросила она.
Не услышав ответа, она заглянула в крошечный шкаф, но ничего, кроме обуви и одежды, там не обнаружила. Она нахмурилась. Не мог же он выйти из комнаты! Она бы об этом узнала и увидела из своего укрытия. Он также не мог вылезти через небольшое оконце. Слишком он был велик, чтобы пролезть туда.
— Сенека, черт возьми, где ты? Ты словно сквозь землю провалился!
Ее сердце зашлось, когда пальцы ее ног зацепились за что-то теплое.
— О, боже! — закричала она, вспрыгнув на кровать. — Крысы! Крысы!
Заливистый смех раздался из-под кровати. У Пичи чуть было глаза на лоб не вылезли от удивления.
— Как, черт побери, дружище, ты попал под кровать? Я ведь тебя не заметила! — сказала она ему. — Вылезай!
Сенека вылез из-под кровати и все объяснил ей.
— Ты не услышала меня потому, что в тот момент, когда ты вылезала, я залезал с другой стороны. Это ведь была твоя идея сыграть в прятки, не так ли?
— Замечательно! — воскликнула Пичи.
— Но я знаю еще кое-что, что намного замечательнее, — загадочно произнес Сенека и подошел к ней. Она прильнула к нему, повисла у него на шее и вдруг подскочила и обняла его своими ногами за талию.
— Давай сейчас пойдем в кровать, — прошептала она ему на ухо.
— Нет, — ответил он.
Пичи на мгновенье была озадачена, но прежде чем сообразила что-то, он уже поднес ее к креслу-качалке, у которого не было подлокотников. Она поняла его намерения и попыталась вырваться, но уже было поздно. Он уже садился с нею в кресло.
— О, боже! — произнесла Пичи. — Никогда еще такого не видала! Наверное, это будет самое лучшее катанье в моей жизни! — воскликнула она.
— А теперь сядь хорошенько, жена! — приказал он ей и сильными, мускулистыми руками поднял ее вверх, посадил на себя сверху, а затем привел кресло в движение. Медленно, очень медленно он проникал в нее, ощущая каждую частичку ее тела. Внутри у нее все затрепетало.
— Ох, Сенека! — воскликнула она.
— Тебе нравится, как мы сегодня любим друг друга? — спросил он.
— Так замечательно! — прошептала она. — я переполнена любовью.
Когда он полностью вошел в нее, то перестал раскачивать кресло взад-вперед и остановился… Мягкое покачивание кресла, мягкие, аккуратные движения Сенеки доставили Пичи большое удовольствие. Вздохнув, она наклонилась к нему и поцеловала его.
— Пичи, — прошептал он. — Я неспроста решил любить тебя сегодня таким образом.
— Потому что ты знал, что доставишь мне большое удовольствие? — спросила она.
Он дотронулся своими смуглыми руками до ее груди.
— Мне бы хотелось, чтобы ты поскорее «понесла» моего сына, — пробормотал он. — Мне так кажется, что он должен быть зачат в кресле-качалке…
Слезы брызнули из глаз Пичи.
— Но, Сенека. Я…
— Ах, да, — сказал Сенека. — «Типинозис». Не думай об этом последние девять-десять месяцев.
— Но я…
— Ты не знаешь часа своей смерти, Пичи, — сказал он ей, нежно улыбаясь. — Она может наступить сегодня, завтра, на следующей неделе, в следующем месяце или даже через годы. В любом случае я буду желать тебе лучшего и чтобы ты мне подарила сына, прежде чем уйдешь в мир иной. Это будет последний благородный поступок с твоей стороны, действительно благородный. И я уверен, что с твоих грехов отнимут биллионы и триллионы лет в твоем чистилище, — сказал он.
— Но… Неужели ты и впрямь думаешь, что я смогу сегодня зачать ребенка? Сейчас? В этом кресле? — спросила Пичи.
— Если не сможем сегодня, то мы будем повторять это каждый день, пока не дадим жизнь нашему сыну… — А может быть, это будет девочка…
— Это будет мальчик, мой сын.
— Но…
— Моим первенцем будет сын, и больше я ничего не желаю слушать, жена.
— Твой первенец, — прошептала она. — Твой наследник.
Сенека прекратил раскачивать кресло. — Тебе надо вернуться назад, Сенекерс! — сказала она. — Ты не можешь отказаться от короны, если люди нуждаются в тебе. Ты же знаешь, что твой отец не сможет всю жизнь быть королем. Когда-то ты взойдешь на золотой трон и ты сможешь помогать людям, — сказала она.
Сенека вновь начал раскачивать кресло. Пичи сидела напротив него. Они любили друг друга. Они соединились так страстно губы к губам, грудь к груди, сердце к сердцу, что так могли соединиться лишь любящие друг друга мужчина и женщина…
Когда Пичи была на грани экстаза, Сенека прошептал ей на ухо:
— А теперь я подожду, подожду до тех пор, пока ты не «понесешь» моего сына, которого я так хочу иметь вместе с тобой.
Они оставались неподвижными довольно долгое время. Оба они пребывали в надежде, что совершится чудо и внутри Пичи появится живое существо — их сын.
— И я божусь, что когда ты начнешь поправляться с ребенком… когда ты не сможешь делать ничего и будешь ходить переваливающейся походкой, я буду навещать тебя так часто, как разрешит моя любимая жена, — сказал Сенека.
Он дотронулся до ее спины.
— Жена, прекрати так ерзать! Не потревожь моего сына! — заявил Сенека.
— О, Боже! Не прошло и пяти минут, как парнишка зародился на свет, а ты боишься. У него, должно быть, только появились уши! — воскликнула Пичи.
— Чьи лучше ему подойдут — твои или мои? Они долго пребывали в безмолвии, пока их покой не нарушил резкий стук в дверь. Сенека практически опрокинул Пичи на пол, пытаясь быстро встать и одеться.
— Боже! — воскликнула Пичи. — Минуту назад ты беспокоился о своем ребенке, а сейчас чуть было не вывернул его наизнанку.
Ухмыльнувшись, Сенека сгреб брюки, быстро оделся и побежал в кухню на стук.
— Мистер Бриндиси! — раздался чей-то голос. — Я пришел сообщить, что гроб для вашей жены уже готов.
Сенека понял, что это был плотник Джон Мид.
— Я думал, что ваша жена зайдет посмотреть его. Магазин закроется через час.
— О, да, мистер Мид! — крикнула ему из спальни Пичи. — Мы будем быстрее, чем кот сможет облизать свою…
— Свою лапу, — быстро закончил Сенека, прежде чем она могла произнести слово, которое бы привело плотника в шок. Сенека поспешил прикрыть дверь, а Пичи, наскоро одевшись, была уже на кухне.
— Поторопись, Сенека! — взволнованно сказала она.
Сенека понял, что никакие силы на земле не удержат ее от того, чтобы посмотреть на свой гроб.
— Правда, мы не обедали и кишки мои играют победный марш, — сообщила она.
— Хорошо, — сказал Сенека, — оставайся здесь и ешь, а я схожу и посмотрю.
Он вышел.
— Подожди! — крикнула ему вдогонку Пичи. — Я возьму что-нибудь из корзины с едой, что принесла нам миссис Бэлли.
И она, схватив кусок сыра и маленький кусок хлеба, пустилась догонять Сенека.
Она проглотила сыр, еще не добежав до фургона.
— Ты и впрямь не хочешь съесть кусочек этого хлеба, Сенекерс? — спросила Пичи мужа в то время, когда он заворачивал повозку на сельскую площадь. — Ты же совсем ничего не ел!
Он покачал головой и остановил осла рядом с колодцем. Он помог Пичи спуститься на землю, и они направились прямо к лавке мистера Мида. Рядом с ними прыгала белка. У Пичи дух перехватило, когда она увидала свой гроб. Он стоял посередине лавки на деревянной подставке. Крышка была приоткрыта: она как бы торопила ее.
— Дуб! — прошептала Пичи и пробежала рукой по краям крышки. — Я даже и мечтать об этом не могла. Просто рассчитывала на сосновый ящик. А тут!!!
— Для моей жены — самое лучшее! — сказал Сенека.
Он закрыл глаза и тихо смеялся ей на ухо.
— Только самое-пресамое лучшее для моей жены.
Пичи тщательно осмотрела гроб со всех сторон, проверила, как он закрывается, и поблагодарила мистера Мида за работу. Он, действительно, выполнил заказ так, как она хотела.
С одной стороны крышки был нарисован ее крошечный домик в Поссом Холлоу, а с другой — прекрасный дворец Авентины на фоне прекрасного леса.
Работа превзошла все ее ожидания. Внутри все было отделано изумрудно-зеленым атласом.
— Тебе нравится этот зеленый цвет, Сенека? Сенека посмотрел и сказал:
— Да, нравится. Мне всегда этот цвет нравился на тебе. Изумительно, что ты будешь носить этот цвет целую вечность! — воскликнул Сенека.
— Все сделано так, как надо! И, самое главное, он очень комфортабелен. А еще атлас — это мне и впрямь подойдет, — сказала Пичи.
— Что подойдет? — не понял ее Сенека. Она подошла к Сенеке и попросила:
— Помоги мне залезть в него. Только тогда, когда я улягусь в него, я буду уверена, что он мне не лгал. А вдруг он мне будет мал и придется с хрустом подгибать мне пальцы. Это будет ужасно. — Пичи, Бога ради! — сказал Сенека. — Не складывайся туда, — попросил он ее. — Да? Если ты мне не поможешь, то я все равно испробую, — сказала она и полезла в гроб.
Она улеглась на дно, и белка ее улеглась рядышком. Это было ужасное зрелище. Она была помешана на своей смерти. Она была абсолютно и совершенно сумасшедшей.
— Пичи, — сказал Сенека. — Достаточно. Вылезай!
— Как я выгляжу? — спросила она, не слушая его.
А Сенека даже и не знал, как вытянуть ее оттуда.
— Знаешь, что, — сказал он ей, — ведь у мертвых всегда руки скрещены на груди.
Она скрестила руки на груди и спросила опять:
— А теперь как? Я тебе нравлюсь?
— Мистер Бриндиси! — раздался вдруг голос Уэйнрайта. — А где же ваша жена?
— Лежит в своем гробу, мистер Уэйнрайт, — сказал Сенека и показал на Пичи.
Мистер Уэйнрайт был почти что в шоке. Ему даже пришлось опереться на крышку гроба, чтобы не упасть. А когда понял, на что он облокотился, то отскочил, как ужаленный.
— О, Боже! Миссис Бриндиси! Вы же еще не мертвы! — воскликнул он.
— Она практикуется, — пояснил Сенека.
Он взглянул на Пичи. Та лежала с закрытыми глазами и едва дышала.
— Так быстро умерла? — поддразнил он ее. — Надо бы знать, прежде чем умирать, что тебе нужно в руках держать лилию, — сказал Сенека.
Он рассмотрел в толпе зевак женщину с корзиной свежесрезанной жимолости. Дав женщине золотую монету за цветущую ветку, он вручил ее Пичи. Взяв ветку в руки, Пичи вдруг поняла, что не ощущает ее. Но она знала, что ветка была в ее руках, она видела ее, но не ощущала ее.
— Сенека! — позвала она мужа, но губы ее еле двигались. — Сенека! — прошептала она. Она не понимала, что с нею происходило. Что-то было не так, что-то происходило плохое.
Она открыла рот, чтобы позвать Сенеку, но губы ее не слушались. Образ Сенеки начал вдруг улетучиваться и совсем исчез. Глаза ее плотно сомкнулись, и она не могла их раскрыть.
Когда Сенека увидел ее закрытые глаза, едва вздымающуюся грудь, он понял, что она разыгрывает умирающего человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45