Барашек умирал, и она понимала, , что ее попытки оживить его уже ни к чему не приведут.
— Тивон, — сказала она дрожащим голосом, — твой барашек… он умирает… Ему осталось совсем немного.
Тивон начал громко плакать.
Кэтти спросила:
— Что еще мы можем сделать?
— Конечно, можно попробовать вашими лекарствами, — неуверенно сказал один из стражников. Пичи посмотрела на сочувствующие лица вокруг себя.
Только Сенека реально оценивал происходящее. А Пичи, Пичи знала, что ничем не может спасти животное. Но тем не менее она начала готовить свое лекарство, чтобы показать Тивону, что она сделала все, что было возможно. Она очистила луковицу, разрезала ее и бросила в бутыль с горячей водой. Туда же, в бутыль, она набросала кусочков жирного мяса и положила горсть соли. Все это она размешала, а затем вынула кусок луковицы и мяса и приложила к месту укуса змеи. Сделав это, она приказала Тивону держать примочку покрепче и как следует. Затем она вынула щепотку «своей» травы из сумки, бросила в бутыль и начала размешивать все в бутыли, бормоча себе что-то под нос. В конечном итоге у нее получилась какая-то похожая на ликер микстура.
Она взяла ложку, налила в нее микстуры и влила барашку в рот. Но… но уже было поздно. Барашек лежал бездыханный. Он был мертв. Пичи уселась на колени рядом с барашком и сказала:
— Ох, Тивон… Я… он… Это был укус змеи. Твой барашек… Мне очень жаль, что все так получилось.
Сенека подошел к мальчику.
— Твой барашек умер, Тивон, но ты должен быть благодарен за то, что твоя принцесса так старалась его спасти.
До Тивона едва дошел смысл сказанного.
— С-с-спасибо, — пролепетал он, глотая слезы. Сенека помог мальчику встать на ноги.
— Стража позаботится о том, чтобы вынести барашка отсюда и поможет тебе закопать его. А потом ты должен будешь вернуться на луга, чтобы посмотреть за оставшимся стадом.
Принц ведь и не знал, что барашек этот остался единственным у них в семье.
Тивон направился к двери. Он все еще продолжал всхлипывать. Прежде чем покинуть комнату, он повернулся к Сенеке и сказал:
— Вы прикажете бросить меня в тюрьму после того, что я вам скажу, но я ненавижу вашего отца. Я…
— Замолкни, — закричал на него один из стражников.
— Да, я ненавижу его, — закричал мальчик. — Я его ненавижу так, что иной раз хочу даже, чтобы он умер!
Кэтти и Нидия всплеснули руками.
— Тивон, — прошептала Нидия. Обе девушки замерли в ужасе, ожидая, что на это скажет принц. Гяова мальчика поразили всех, как удар молнии.
— Тивон, ты не должен так себя вести, — сказала Пичи. — Ты не желаешь смерти короля. Скажи принцу, что ты все выдумал.
— Нет, — ответил Тивон. — Я ничего не выдумал. Мне хотелось бы, чтобы змея укусила короля!
Пичи взглянула прямо Сенеке в глаза.
— Не слушай его, — сказала она ему. — Ему ведь только еще семь лет, Сенека. Он совсем мальчишка. А они такие рассеянные в этом возрасте и не понимают, что говорят.
Сенека стоял, широко раскрыв глаза, и пристально рассматривал пастушка.
— Твоя принцесса защищает тебя, Тивон. Если ты, действительно, стоишь того, чтобы тебя защищали, то я прощу тебя, но если нет, то я прикажу наказать тебя.
Пичи взяла Сенеку за руку.
— Сенека…
— Тивон, ты понимаешь, что твое пожелание смерти короля можно расценить как акт измены против короны Авентины? — спросил Сенека.
Тивон кивнул головой и поднял вверх свое худое личико.
— Да, я знаю, сэр.
— В таком случае ты не настолько наивен, как это представляет принцесса. Ты не достоин ее защиты, поэтому ты будешь наказан. Но пока я придумаю для тебя меру наказания, ты, как я и говорил, вернешься к своему стаду немедленно. Ступай!
Тивон покинул комнату. Его шаги эхом отдавались на лестничной площадке.
Сенека посмотрел на Кэтти и Нидию.
— Вы будете молчать, о чем болтал мальчишка. Если вы только о чем-нибудь заикнетесь, то я непременно узнаю. А теперь оставьте нас одних.
Служанки послушно закивали головами, раскланялись и поторопились покинуть комнату.
То же самое Сенека сказал стражникам:
— Держите язык за зубами! И ступайте, помогите мальчишке закопать животное.
Когда стражники удалились с мертвым барашком, Сенека повернулся к Пичи. Он очень удивился, увидев закипавшую в ее глазах ярость. Она тяжело дышала, грудь ее высоко вздымалась. И… от этого она становилась еще красивее и желаннее.
Внезапно у Сенеки появилось непристойное желание овладеть ею прямо здесь, на пыльном полу этой грязной комнаты.
Он стоял напротив нее, тяжело глотая слюну и стараясь побороть себя.
— Ты должна понять, что все то, что сказал Тивон, — это не только оскорбительно, но и, с точки зрения законов Авентины, противозаконно. Так что ничего не повлияет на мое решение наказать его.
— Что ты собираешься сделать с ним, — спросила Пичи. — Прикажешь побить?
— В мои намерения не входит побить его, Пичи, — сказал Сенека.
— Я… Я не смогла спасти его барашка. А теперь у них никого нет…
Сенека разглядел слезы на глазах у Пичи.
— Почему Тивон ненавидит твоего отца? — спросила она.
— Это тебя не касается, — ответил он. — Ты мне очень сейчас не нравишься, — закончил он.
— А ты мне такой тем паче, — подхватила она. — Меня от тебя мутит.
— Меня твои чувства ко мне не интересуют, — парировал Сенека.
— В тебе, должно быть, много хорошего, Сенека, но это никогда не выходит наружу.
Он одарил ее свирепым взглядом. Она ответила тем же.
— Когда ты меня поцеловал сегодня утром, я даже подумала, что для меня этого слишком мало. Я подумала тогда, что небеса сошли на землю. И я знаю, что ты один-единственный, кто заставил меня так чувствовать. Я действительно хочу быть твоим другом, Сенека. Я влюбилась в тебя, Сенека. Это факт. Но пока я не разберусь в своих чувствах, я ничего не смогу дать тебе.
Она оглянулась и продолжила.
— Ты сам разрешил мне принести барашка сюда, в эту комнату. Ты мог всех выставить наружу, за пределы замка, но ты всех нас привел сюда. Это было самое лучшее, что ты мог сделать для нас.
Ее слова умерили его гнев. Но он не хотел подавать вида и внешне оставался сердитым. Этого требовала ситуация.
— Мой разум запрещает выпрашивать твою любовь. Это — твоя обязанность.
Она пристально посмотрела на него и сказала:
— В народе говорят, что нет ничего труднее, чем достучаться до разума.
— Вот я тебе и советую, не делай этого.
— Не буду.
— Мудрое решение!
— Я попробую достучаться до твоего сердца. Если получится, то тогда уж и до разума достучусь. Сердце без разума, как и разум без сердца, не существует.
Сенека не оценил логики сказанного.
— Пичи…
— Хватит меня учить, Сенека. Я знаю о своих обязанностях. Прежде, чем я умру, ты получить мою любовь. Возможно, я никогда не дождусь твоей любви, но мою — получишь, как только я почувствую ее. Не сомневайся, это будет сильная любовь, я никогда наполовину ничего не делаю. Более того, это — моя любовь, и кому хочу, тому ее дарю. А вообще, ты знаешь, что жизнь без любви — это не жизнь вообще.
— Ты уже закончила?
— Как видишь!
— Очень хорошо, иди прими ванну, почисти зубы и надень что-нибудь поприличнее, чем это атласное бальное платье. Я на сей раз прощу тебе твое ужасное поведение, но это — в последний раз.
А Пичи не понимала, за что он должен был ее простить. За то, что она хотела оказать помощь бедному животному?!
— А в свою очередь, я благодарю тебя за то, что считаешь меня полным идиотом.
— Никто не считает, Сенека.
Ее сарказм привел его в бешенство. Какой это дьявол вселился в него?! Но всем видом он старался не выдавать своих эмоций.
— Ты спокойно отдохнешь после обеда. Мне придется обедать с советниками отца, а ты будешь обедать у себя. Но я буду ждать тебя у себя в покоях в девять часов. И не заставляй меня ждать.
С трудом сохраняя на лице маску безразличия, он удалился.
Глава 5
Пытаясь согреться, Бубба зарылся в стог сена. В темноте он не мог видеть своей тетушки, но он чувствовал, что она где-то рядом. Соломинка щекотала ему нос. Он поморщился, затем привстал и вынул из своей сумки птичку, которую он нашел, пока тетушка Орабелла не видела. У птицы было подбито крыло, и Бубба знал, как его вылечить.
— Я же говорил тебе, тетушка Орабелла, — сказал он. — Не я ли тебе сказал, что кузина Пичи стала принцессой. Ты гордишься этим?
— Заткнись, — закричала на него тетушка Орабелла. По ее лицу бегали насекомые. Где-то рядом запищала мышь… А еще… запах. Орабелла была уверена, что этот запах она узнала бы всегда и везде.
Узнав о том, что Пичи стала принцессой, Орабелла пришла в ярость. И ярость эта не проходила, а, наоборот, все усиливалась. Орабелла рассчитывала, что она вернется в Северную Каролину, поселится в домике Макги и присвоит себе золотоносный ручей. Но, кто знает, вернется ли или не вернется когда-либо эта проклятая девчонка к себе домой? Может, когда-нибудь ей взбредет в голову мысль навестить своих соседей Макинтошей? Нет, девчонка должна умереть. Другого выбора не было.
— Тетушка Орабелла? Орабелла тяжело вздохнула.
— Что надо?
— А ты знаешь что-либо о принце, за которого Пичи вышла замуж.
— А что я могу знать о нем?
Бубба прекратил гладить по голове свою птаху. Он очень опасался того, что птица раскричится и тем самым выдаст себя. Он знал, что тетушка Орабелла не любит животных и может приказать выбросить ее.
— Послушай, тетушка Орабелла! Когда кузина Пичи умрет… Тот принц… возможно, захочет иметь ее золотоносный ручей… Поэтому мы должны убить и его, так ведь?
Орабелла стряхнула насекомых со своего лица.
— Принц никогда не получит земель, даже если очень захочет. Воля у Даффа Макги была железной Он завещал свои земли только кровным родственникам, — так размышляла Орабелла.
— Тетушка Орабелла! У меня есть большой-пребольшой секрет. Я…
— Бога ради! Заткнись и укладывайся спать. Но Буббе не хотелось спать. Его осенила идея.
— Послушай! Послушай меня, тетушка Орабелла! Знаешь, о чем я подумал?.. Сейчас кузина Пичи стала принцессой. Может быть, ей не понадобится тот золотоносный ручей. Сама рассуди: она живет в замке, и у нее самой есть золото. Если бы я жил в замке и имел немного золота принцессы, то мне не нужен был бы ни дом, ни грязный ручей. Знаешь, что я сделаю завтра? Я пойду в замок, постучусь в дверь, а когда кузина Пичи выйдет, я ей честно скажу, что мы хотим жить в ее доме и пользоваться ее ручьем. Я…
— Идиот! — зашипела Орабелла. — У нее богатства здесь и богатства — в Северной Каролине.
— Да?
— Бубба, никто и никогда ни от какого богатства не отказывался, запомни!
Бубба выждал мгновение и сказал:
— Тетушка, если у меня будет золото, то больше я уже ничего не захочу.
— Это потому, что ты — глупый, Бубба. Представь себе человека, который бы не хотел иметь больше того, что он имеет? Ты самый бестолковый человек на всем белом свете! И ты доставил мне столько беспокойства сегодня ночью, что завтра утром ты останешься голодным, Бубба.
Бубба зашмыгал носом, но Орабелла ни капельки pro не пожалела. В мыслях своих она вновь вернулась к смерти Пичи. Убийство будет трудно совершить, так как Пичи, возможно, окружена вооруженными людьми. Но невозможного ничего нет.
Ведь случаются же несчастные случаи. Девчонка может ехать верхом и сломать себе шею. Она может упасть в реку и утонуть, а то ведь ее могут и подстрелить из охотничьего ружья. А почему бы ей не задохнуться под своей собственной подушкой или не съесть отравленной пищи?
Смерть может настигнуть ее в любое время. Орабелла так размечталась, что и сама не заметила, как мечты стали сами по себе куда-то улетучиваться, улетучиваться… и… она заснула.
Пичи внезапно проснулась и сразу не смогла сообразить, где она и что с нею происходит. Мягкий утренний свет проникал сквозь тяжелые, массивные шторы. Белка сидела на подоконнике и что-то теребила своими лапками.
Пичи села в постели. Ее кружевные простыни спадали на пол. Она никак не могла понять, сколько времени и где она находится. Она оглянулась вокруг. Прошло еще некоторое время, прежде чем к ней вернулась память.
Это были ее комнаты, и она была замужем за Сенекой. Она начала вылезать из своей постели. Ее руки и ноги занемели от сна, а их, казалось, покалывали тысячи иголок.
Провал в памяти и занемевшая нога. Да ведь это же два признака «типинозиса»?! Доктор Грили ведь говорил ей, чтобы она наблюдала за собой. Боль теперь прошла через все ее тело. У Пичи ком в горле застрял.
— Я умираю, — прошептала она. — О, Боже, я долго не проживу.
Она разрыдалась так сильно, что начала раскачиваться из стороны в сторону. Прошло много времени, прежде чем она успокоилась. Мысли о вещей птице не давали ей покоя.
— Нет, не дождешься того, что я проведу свои последние дни в слезах, — сказала она своей белке.
Вдруг она увидела желтый бархатный халат и вспомнила, что в нем она должна была вечером идти к Сенеке. Она схватилась руками за голову. О, Боже! Я должна была встретиться с ним в девять часов! Мне не надо было ложиться, я проспала почти всю ночь.
Сенека не заснул всю ночь. Ну, теперь-то уж он ее проучит! Он напомнит ей о ее обязанностях. Он не боится чистилища, как боится чистилища она. Он не боится потому, что он не католик. Конечно же, это большой грех воевать мужу с женой, как и жене с мужем.
Она не будет молиться за его и за свою душу.
— Ну, хорошо, — сказала она себе. — Я сделаю все, чтобы он со мной помирился. И когда он начнет меня вычитывать, я смогу рассказать ему о тех хороших делах, что сделала за день. Вот это мысль, моя плутовка, — обратилась она к белке.
Она подошла к своему столу и посмотрела на перечень того, что надо было сделать, который составил Сенека.
— Шить, — прочитала она своей белке. — Рисовать, одеваться со вкусом, писать письма, музицировать, посещать знатных дворян, давать вечера… наносить визиты.
Она улыбнулась. Наносить визиты. О, боже! Я люблю наносить визиты. Это занятие для леди, и я думаю, оно совсем не трудное. А когда я вернусь помой с визита, Сенека будет гордиться мной, я сделаю все так, как он мне сказал.
Пичи пошла к своему стенному шкафу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45