— Да, жирный осел! — парировала Пичи. — А теперь ты и все твои охотники-убийцы немедленно уберутся отсюда… — скомандовала Пичи.
Вэстон побагровел от ярости. Его Величество король поддержит его и одобрит его в любом случае. А что касается принца Сенеки… то он, Вэстон, не будет больше беспокоиться о том, что подумает принц. А потому Вэстон громко и решительно сказал:
— У нас задание короля отстрелять тех свиней, которые будут пастись в его лесах. Мы слушаемся его, нашего короля, а не тебя — самозванку, которую король скоро вышвырнет отсюда. И убери свою толпу отсюда!
— Нет, — решительно ответила Пичи. Вэстон подал знак своим компаньонам для того, чтобы они объединились все вместе.
— Нас тринадцать, — сказал Вэстон, — и все мы вооружены!
— Напугал нас букашечка-таракашечка, Вэстон! — выпалила Пичи. Вэстон проигнорировал ее.
— Не забывайте, что нам приказал Его Величество король, — обратился Вэстон к дворянам. И чтобы пуще запугать толпу крестьян, Вэстон поднял ружье и выстрелил вверх.
— Хорошая пальба! — сказала, улыбаясь, Пичи. — Научил бы ты нас, как делать дырки в небе!
С самодовольной улыбкой Вэстон вновь поднял ружье и выстрелил в ветку дерева. Пичи даже бровью не повела, когда ветка слетела ей прямо к ногам.
— Тысячи извинений. Ваше Высочество! — ухмыльнулся Вэстон. — Я не собирался свалить ветку так близко к вашей королевской особе.
Все еще улыбаясь, Пичи подошла к крестьянину, взяла у него ружье и тоже выстрелила в ветку дерева, что была над головой Вэстона. Пуля одна, другая, третья, четвертая разбили ветку на четыре куска, и все обломки свалились Вэстону на голову.
— Тысячи извинений, Вэстон. Я не собиралась разбить ветку над твоей пустой головой, — сказала она и отдала ружье крестьянину.
Вэстон чуть было не зарычал от злости и заорал на Пичи.
— Займись своим делом! Я организовал эту охоту и доведу ее до конца!
Теперь наступил черед Пичи смеяться. — Неужели ты думаешь, Вэстон, что я уйду отсюда и позволю тебе убить свиней?
Вэстон двинулся вперед, навстречу Пичи. Его спутники следовали за ним.
Пичи повернулась к крестьянам.
— Идите все в леса и зовите своих свиней домой. Забирайте их домой и не выпускайте в лес, пока я не скажу вам, — сказала она.
Крестьяне пошли в лес, а крестьяне помоложе остались со своей принцессой.
— А если ты попытаешься убить их свиней, — обратилась она к Вэстону, — то я тебе голову сверну. Вэстон улыбался:
— Я здесь затем, чтобы выполнить пожелание короля. Неужели же я такой идиот, что не выполню приказ? — спросил Вэстон и вновь вскинул ружье.
Пичи вырвала ружье из жирных лап Вэстона и уперла ствол ему в живот. Вэстон сделал еще один шаг по направлению к Пичи. Она направила ствол ружья к его паху.
— У тебя, говорят, есть там «шары», тонкогубое чудовище. Если ты сделаешь еще хоть один шаг, то я прострелю их, обещаю тебе, Вэстон. Ну, подойди ко мне, и ты проснешься в гробу.
Вэстон шел прямо на нее, но выстрел остановил его. Вэстон замер на минуту, ожидая появления ужасной боли и поглядел на свои ляжки. Но нигде не было крови, как и не было боли.
— Вэстон! — раздался громовой голос. — Руки прочь от моей невесты!
Все обернулись на голос и увидели Сенеку на Дамаске с пистолетом в руке.
— Принцесса собиралась подстрелить меня. Ваше Высочество, — пожаловался Вэстон. — По приказу короля я и моя команда должны были освободить лес от свиней, но принцесса преградила нам дорогу.
— Она не подстрелит Вас, но если Вы еще раз осмелитесь дотронуться до нее, и я узнаю, то Ваши земли Ваш титул и Ваше благосостояние улетучатся моментально. Я слов на ветер не бросаю, Вэстон!
Вэстон отступил в сторону, его жирные руки тряслись. Сенека направил Дамаска к Пичи и, увидев ее вблизи, поразился тому, как она была одета. Сенека соскочил с жеребца и заслонил собою Пичи от взгляда Вэстона, но тут же понял, что от крестьян он ее не заслонил. В данной ситуации он ничего не мог поделать.
— Ты не будешь стрелять свиней! — сказал гневно Сенека.
И в этот момент свиньи начали выходить на зов крестьян из леса. Крестьяне подгоняли их длинными прутами.
Вэстон, понимая, что вот-вот потеряет контроль над собой, сказал:
— Ваше Высочество, со всем уважением к Вам, мы здесь по приказу короля и…
Но грохот движущегося экипажа заглушил его. Это был экипаж Августы, и Вэстон узнал его. Когда экипаж остановился, то Августа выпрыгнула из него и громко сказала:
— Вэстон! Подойди сюда сейчас же!
Вэстон ушам своим не поверил: его жена Августа кричала на него?!
Пичи прошлась рядом с Вэстоном и съязвила:
— Что, встретился с незнакомкой? Это ведь не Августа, так?
Вэстон все еще продолжал трясти головой. Нет, это не могла быть его жена. Это какой-то абсурд.
— Вэстон! — вскрикнула Августа снова. — Если ты подстрелишь хоть одного из этих беззащитных животных, я никогда, слышишь, никогда не буду с тобой разговаривать!
Ее угроза привела его в недоумение. Как осмелилась эта женщина угрожать ему на глазах этих людей!
— Августа, ты никогда больше не повысишь своего голоса…
— Заткнись, Вэстон! Я терпела твое поведение уже слишком долго. Теперь ты прекратишь приказывать мне, понятно тебе?
Он всплеснул руками.
— Это … это варвар — принцесса сделала тебя варваром тоже. Боже! Ты так же кричишь, как и она, и так же толстеешь, как она. Ты…
— Я и дальше потолстею, а ты лучше привыкни к этому сразу…
— Августа…
— Скажи-ка мне, как остаться худой и родить тебе ребенка?
У Вэстона рот раскрылся от удивления.
— Ребенка?
— Да, ребенка! И хочу сказать, что ты мне советуешь какие-то глупости! Разве ты желаешь зла своему неродившемуся еще на свет ребенку? Я предлагаю тебе сесть на лошадь и поехать за мной. Это мое последнее слово! — сказала она и, обернувшись к Пичи, спросила:
— Можно мне опять тебя называть Пичерс, Ваше Высочество?
Пичи улыбнулась и ответила:
— Конечно же можно, Джусси!
— Ну, Вэстон? Идем сейчас же домой! Вэстон растерянно посмотрел на крестьян, на Августу, на Сенеку и Пичи.
— Я… я не могу желать зла своему ребенку… Я думаю, это будет сын. Я буду отцом… Свиньи… Если я… Августа ужасно расстроится, а это отразится на ребенке. Ребенок… охота… Как я осмелился не выполнить приказание короля? О, Боже! Что мне делать? — пробормотал он.
— Я все объясню королю сам, — заверил его Сенека. — Но сначала ты извинишься перед принцессой!
— Я… я… Извините меня за то, что стрелял перед Вами из ружья, что вел себя недостойно. И если Вы меня извините, то я поеду за леди Шер-рингхейм. Я не должен расстраивать ее и не должен стрелять свиней. Я скоро стану отцом. Вы слышали…
Все еще не веря сказанному, он вскочил на свою лошадь и поехал за экипажем Августы. Дворяне также разошлись.
Секека проводил взглядом всю эту процессию и, повернувшись к Пичи, сказал:
— Ты лучше не нашла себе занятия, чем противостоять здесь охотникам?
Боль пронзила сердце Пичи. Она знала, что он был рассержен на нее за ее поведение, но надеялась, что он поймет ее.
— Я делала то, что нужно, Сенека, — ответила она. — И если еще понадобится, сделаю то же самое!
— Могла бы посоветоваться со мной. Она не могла уловить ничего в его голосе и не знала, что ей ответить. Она уткнулась глазами в землю и, увидев маленький камешек, подшвырнула его ногой. Камень отлетел в сторону и попал Сенеке на босые ноги.
— Где, черт возьми, твоя обувь? — воскликнула Пичи.
— Где, черт возьми, твое платье? — вторил ей Сенека.
Подняв голову, она ткнула его пальцем в плечо.
— Послушай меня, принц Сенека. Я…
— Я выслушаю тебя, принцесса Пичи, но не здесь, — сказал он и подхватил ее на руки.
Она пыталась выскользнуть из его рук, но бесполезно. Сенека крепко держал ее и нес к Дамаску. Пичи брыкалась и кричала:
— Сенека! Черт побери, что ты собираешься делать? Ты сумасшедшая, бездомная крыса! Отпусти меня сейчас же!
Не обращая внимания на ее болтовню, он поднес ее к жеребцу и одним махом усадил ее в седло, и в мгновение ока сам очутился позади и пустил Дамаска галопом. Следом за ними поскакал жеребец Пичи. Сенека, пользуясь моментом, обхватил ее крепко за талию и держался за нее там, где ему хотелось, а Пичи, в свою очередь, бранилась на чем свет стоит. Сенека никогда в жизни своей не слышал такой брани. Но каждое слово, сказанное ею, нравилось ему.
Приехав во дворец, Сенека направил жеребца прямо к центральному входу во дворец. Он слез с коня, взвалил Пичи себе на плечо и вошел внутрь. В тот момент, когда Сенека со своей ношей вошел в фойе, Виридис уже спустилась с главной лестницы. Она была так шокирована увиденным, что ухватилась за перила лестницы, чтобы не упасть.
— О, Боже! Что я вижу? Она… Ее платье… Сенека, я сожалею… Мне нечего сказать!
— А мне есть что, — сказал Сенека, проходя мимо нее. — Я говорю Вам «до свидания!» Вы освобождены от своих обязанностей!
Он дошел до своих апартаментов, открыл дверь в свою спальню и поставил ее на ноги.
Сенека сказал ей:
— Ну, помню, что ты собиралась что-то рассказать мне. Теперь можешь говорить.
— Я буду, дружище, говорить тогда, когда мие захочется. Ты мне не хозяин, — сказала она и отошла в сторону от него.
Он небрежно снял свою рубашку и бросил ее на пол. Она не могла удержаться, чтобы не взглянуть на его обнаженную грудь.
— И я ничем больше никому не обязана! Я по горло сыта этими чертовскими правилами поведения, слышишь? Мне осталось немного жить, и я не хочу провести ее «по указке сверху». Я ненавижу вышивание, рисование. Я ненавижу носить нижнее белье, я ненавижу «скользить».
— Ну, и не шей, не рисуй, не носи нижнее белье и не «скользи».
— И еще я хочу тебе кое-что сказать! Мне не нужен ни титул, ни звания. Я — живой человек, и не собираюсь больше прятать свои чувства. Я счастлива, когда ты знаешь, грустна ли я, обеспокоена чем или удивлена. Я люблю тебя, Сенека, но я тебе ничего не собираюсь обещать сейчас, а тем более, выполнять те чертовские правила поведения.
— К черту все обязанности! — сказал Сенека.
— Да? Что ты сказал? — не поверила своим ушам Пичи.
— Я сказал, что не нужно никаких обязанностей, — повторил Сенека и бросился к ней. Он обнял ее и провел своей ладонью ей по щеке.
— Я прошу у тебя прощения, что заставил страдать целых три недели из-за этих уроков этикета. И если ты сможешь простить меня, то я еще попрошу тебя кое о чем.
— О чем? — спросила она.
— Люби меня, Пичи! Люби меня, моя дикая и прекрасная горная принцесса.
Его признание тронуло ее до глубины души. Сенека прижал ее к себе еще крепче. Одной рукой он крепко держал ее за талию, а другой перебирал ее золотистые локоны. Боже! Как он соскучился без этих шелковистых волос, без их чарующего запаха.
— Я был не прав, — прошептал он ей на ухо. — Прости меня, моя дорогая! Я думал, что любовь ошеломит и ослепит меня, как бриллианты. — Он поцеловал ее в уголок брови и продолжил:
— Но любовь это не что-то блестящее, что ослепляет тебя… Любовь это… что-то особенное… Она заставляет тебя понять, что это такое. Он заглянул ей в глаза.
— Пичи, я люблю тебя за то, что ты можешь разбираться в людях, люблю твою душу, люблю твои глаза, сердитые и страстные, люблю твои рассказы о детстве, которые трогают меня до глубины души. Пичи, я люблю тебя всем своим сердцем!
Слезы радости брызнули из ее глаз.
— Сенекерс, — прошептала она. — Сенекерс! Я даже и не знаю, что сказать. Он улыбнулся и приказал:
— Скажи, что ты любишь меня! Скажи, что ты хочешь быть моей женой.
Пичи поняла сразу, что он имел ввиду. Сенека повторил:
— Скажи, что ты хочешь быть моей женой, Пичи!
— Да, — ответила она. — Я хочу быть твоей женой. Он схватил ее в объятия и понес на кровать. Он положил ее и насмешливо сказал:
— Надеюсь, что ты не устала, моя дорогая!? У нас с тобой будет длинная ночь. Принцесса!
— Длинная и особенная, Сенекерс! — подхватила Пичи. — Очень особенная!
Она протянула к нему свои руки, а Сенека — свои.
Глава 15
На нем были только брюки.
Пичи сняла их.
— Не могу поверить, что я когда-то боялась тебя, — сказала она, заглядывая в его сияющие любовью глаза и лаская руками его обнаженное тело.
— Мне странно, что я не понял сразу, как я люблю тебя, — добавил он. — А по правде говоря, я люблю тебя с семи лет.
— С семи лет? — переспросила Пичи.
— Да, там, в башне был ангел… — задумчиво произнес он.
«Его ангел», — подумала Пичи.
— Сенека, что ты сказал? — спросила она.
— Не важно! Это длинная история. Она давно прошла, хотя осталась в душе. Но когда-нибудь я тебе расскажу, как я дважды терял своего ангела и как я каждый раз находил ее, — сказал Сенека.
Не дождавшись очередного вопроса, он повернул ее и стал расстегивать корсет. Когда она уже была полностью раздета, он взглянул на ее обнаженное тело и нахмурился: на ее пахнущей магнолиями коже были ярко-красные отметины от корсета. Он знал, что это по его вине она стала носить корсет, чтобы стать настоящей леди. Он знал, что корсет доставлял ей большое неудобство, что ей даже больно было в нем ходить.
— Пичи, — прошептал он. — Прости меня! Нагнувшись, он стал целовать каждую красную отметину на ее теле. И она тоже стала его целовать. Ее инициатива, ее молчаливые жесты очень поразили Сенеку. Он положил ее сверху себя так, что ее тело вытянулось во всю его длину.
Ритм… Это самое древнее начало в любовной игре. Он понял, что она уже усвоила это — тысячелетний инстинкт проснулся у нее в крови.
Начался брачный ритуал: мужчина пришел к женщине, женщина пришла к мужчине. Он двигался с нею вместе, улавливая каждое ее движение. Его плоть стала увеличиваться в размерах и, когда он почувствовал с ее стороны такое же страстное желание, как и у него, он перевернул ее на спину и склонился над ней.
— Боже! Какая же ты сладкая!!! — пробормотал он и раздвинул своею рукой ее ноги.
Он почувствовал, что она уже была готова принять его и стал ласкать пальцами ее влагалище. По прежнему опыту он уже знал, что эта ласка особенно возбуждает ее — так, что она начинает стонать и извиваться. Сегодня он намеревался довести ее до экстаза прежде, чем она почувствует боль, прежде, чем станет женщиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45