Неужели все это происходит с ней наяву?– Мистер Тадлоу – хозяин молочной фермы в Бруклине, – прошептала она. – Он был очень добр к нам, покупал у меня яйца и платил за них гораздо дороже, чем они стоили на самом деле. А Сета, моего старшего сына, научил вырезать ножичком по дереву. – Она говорила сама с собой, ни к кому не обращаясь. – Да, он был очень добр...– И ваш муж считает, что вы должны связать с ним свою судьбу. Мистер Тадлоу позаботится о вас и ваших детях.Миссис Дженсон молчала. Она постепенно приходила в себя. Наконец на ее щеках снова заиграл румянец, и она улыбнулась впервые за этот день, а может, и за многие годы.– А Хайрам не рассердится?– Нет, конечно. Он мечтает, чтобы и вы, и дети жили безбедно и счастливо. Это его самое заветное желание.– Мистер Тадлоу, – задумчиво промолвила вдова. Она улыбнулась, но тут же смутилась и зарделась, как девочка. – Он очень хороший человек – спокойный, добрый. И почти не пьет, а виски просто на дух не переносит.– На дух? Тогда лучше не говорите ему, что были у меня.Скрипка снова улеглась в кресло, и в комнате стало тихо. Миссис Дженсон оторопело уставилась на Селию и вдруг рассмеялась.– Поняла! Это шутка, дух и «дух»-привидение!– Миссис Дженсон, я уверена, что теперь у вас все наладится, – сказала Селия, не скрывая своей радости.Вдова поднялась и окинула взглядом комнату.– Мне очень нравится ваша гостиная, мисс Томасон. Я и у себя хотела бы повесить гардины. Непременно так и сделаю. – Она сняла с руки кошелек и развязала шнурок. – Денег у меня немного, но это все, что осталось после...– Нет, – решительно перебила ее Селия, понизив голос. – Не стоит, миссис Дженсон. Денег я у вас не возьму.– Как же так?– Оставьте их себе и детям. Купите хорошенькую шляпку или гардины на окна.– Но я думала...– Ни слова больше. – Селия затянула тесемки сумочки и вернула ее вдове. – Помните, что вы заслужили счастье, и если у вас все сложится хорошо, это будет лучшей наградой и мне, и вашему покойному супругу.Селия провела ошеломленную миссис Дженсон через холл к парадной двери, распахнула ее, и холодный осенний воздух дохнул им в лицо. Миссис Дженсон остановилась на пороге. Ветер рвал разноцветную листву с деревьев на площади Вашингтона, дети водили веселый хоровод вокруг клумбы с розами, звонко смеясь и распевая песенки. На другом конце площади стояли двое. Определить их возраст издалека было сложно. Мужчина склонился к женщине и поцеловал ей руку.Вдова обернулась к Селии, испытующе посмотрела ей в лицо и улыбнулась:– Благослови вас Бог, мисс Томасон. – Сказав так, женщина горячо сжала руку Селии и, чуть помедлив в нерешительности, порывисто обняла ее за плечи своей худенькой рукой. – Благослови вас Бог. – Затем, смущенно потупив глаза, сбежала по ступенькам крыльца и, не оглядываясь, зашагала по улице, закутавшись в черную шаль и распрямив плечи.Селия смотрела ей вслед, гадая про себя, доведется ли еще встретиться с миссис Дженсон или же вдова переедет на ферму в Бруклине и начнет новую жизнь.Некоторое время она стояла в задумчивости, невольно привлекая к себе внимание необычной, яркой внешностью, которая, к слову сказать, всерьез беспокоила тетю Пруденс. Тетушка надеялась, что племянница со временем станет очаровательной юной леди, разумеется, маленькой, пухленькой, с непременными округлостями там, где нужно, и золотистыми кудряшками. Словом, копией самой Пруденс в молодости.Но Селия, которая жила у тети с восьмилетнего возраста, превратилась в высокую стройную девушку с густыми каштановыми волосами и огромными карими глазами, чей взгляд казался слишком проницательным для двадцатишестилетней незамужней леди. Тетя расценила эту перемену во внешности Селии как самое настоящее предательство. Впрочем, все еще можно поправить. Чтобы хоть как-то сгладить наиболее заметные изъяны в чертах любимой племянницы, тетя Пру пыталась заставить Селию спать в папильотках, чуть-чуть сутулиться, чтобы казаться пониже, и пришивать под платье подушечки и турнюры из конского волоса, а еще лучше – накладные «бедра» из каучука.– Такая тонкая талия, – вздыхала тетя Пру. – Надо бы ее подчеркнуть, иначе кто заметит? Считай, что подкладки под платье – вроде указателей для джентльменов, чтобы те знали, на что обратить внимание.– Ах, тетя Пру, если они сами не знают, куда смотреть, чем же я им помогу? А так я стану похожа на карту местности.По мнению тетушки Пруденс, худая долговязая девица обречена остаться в старых девах. Но не знала тетя, что Селия и не собиралась замуж. За последние несколько месяцев она окончательно убедилась в том, что всегда подозревала, счастливые браки редки. И если такая, как есть, она никому не нужна, – что ж, тем лучше.Однако, несмотря на все свои недостатки, Селия все же получила несколько предложений руки и сердца. Это были в большинстве своем вдовцы с кучей капризных, избалованных отпрысков. Селия прекрасно понимала, что жена обходится гораздо дешевле, чем экономка или гувернантка. Кроме того, связав себя узами брака, супруга никуда не денется в отличие от той, кому платят деньги за ту же работу. Нет, замужество совершенно не привлекало девушку. Для других это предел мечтаний, но только не для нее.Селия вернулась в дом и притворила дверь, потирая озябшие плечи. День прошел не зря, подумалось ей. Бедная вдова обрела надежду на счастье. И Селии было приятно, что и она к этому причастна.Пройдя в гостиную, она отдернула гардины, и в окна проник мягкий свет. Полумрак рассеялся, и комната стала уютной и приветливой.В камине что-то зашуршало, но Селия как раз возилась с гардинами и не стала оглядываться. Из каминной трубы высунулась сначала одна нога в огромном сапоге, потом другая, и сверху посыпались пыль и сажа.– Мисс Томасон! – Мужской голос звучал глухо, словно издалека. – Помогите мне вылезти!Селия подвязала гардины и подошла к камину.– Сейчас, Патрик.Более нелепое зрелище трудно себе представить, из камина торчат две ноги, смешно болтаясь в воздухе. Селия невольно улыбнулась и, ухватившись за сапоги, потянула вниз. Показался Патрик Хиггенс.– Простите, мисс, – промолвил он, отряхиваясь. – Ну как, сегодняшнее представление удалось?При слове «представление» Селия поежилась.– По-моему, да.Позади кресла со скрипкой открылась потайная дверца, и тетя Пруденс, лукаво улыбаясь и тряся седыми кудряшками, выбралась на волю.– Сколько мы заработали, дорогая? Этот спектакль стоит не меньше пяти долларов.– Гораздо больше! Десять долларов! – Патрик, веснушчатый крепкий паренек, скрестил руки на груди. – А песенку я угадал, мисс Томасон?– Да, Патрик. По крайней мере миссис Дженсон ее узнала, а это главное. Спасибо тебе.– А я боялся, что ничего не выйдет. Мне сказали, что это любимая песенка покойного Хайрама Дженсона и он частенько распевал ее в компании потаскушек. Песенка называется «Шлепни ее по...». – Парень густо покраснел и смущенно откашлялся в кулак, покосившись на дам. – Ну вот я и подумал: а что, если жена никогда ее не слыхала? Но вышло все как надо – мотивчик она узнала.– Патрик, ты молодчина! – Тетя Пру похлопала паренька по плечу. – А история с хозяином молочной фермы! Надо же так случиться, что ты случайно подслушал, как фермер обсуждает с приятелем женитьбу на вдове Дженсона. Редкая удача!Хиггенс и тетя Пру улыбнулись друг другу, наслаждаясь собственным триумфом, и чуть не упустили Селию, которая хотела потихоньку выскользнуть за дверь.– Селия! – окликнула ее тетя. – Так сколько мы заработали?– Сколько? – смущенно повторила та, не поднимая глаз.– Да, сколько? Селия молчала.– Ну вот опять, миссис Купер. – Патрик присвистнул сквозь зубы. – Уже в который раз.– Селия! – укоризненно промолвила тетя Пру. Селия пожала плечами:– Это же бедная вдова с тремя детьми. – Виновато пряча глаза, девушка поправила хрустальный графин для бренди, покоившийся на столике, и смахнула несуществующую пыль с его сверкающей поверхности. – Они живут неподалеку от Файв-Пойнтс, на самой окраине. Ужасное место – грязь, воровство.Пруденс и Патрик продолжали молчать, и Селия поняла, что ее оправдания выглядят не особенно убедительно.– У несчастной вдовы трое детей, – повторила она.– Вдовой ей оставаться недолго, коль скоро речь зашла о фермере из Бруклина. И мы, считай, ее сосватали. А это чего-нибудь да стоит. – Тетя Пру уперлась кулачками в бока, казавшиеся и вовсе необъятными в пышных складках черного платья из дамасского шелка. – Селия, и о чем ты только думаешь, скажи на милость? Вот уже в пятый раз за неделю ты отказываешься брать у посетителей деньги.Патрик разочарованно покачал головой:– Столько работы – и все впустую. И в дымоходе мерзну, и вазу заставляю плясать...– Но ведь не напрасно – разве нет? Бедная женщина всю жизнь трудилась как каторжная. А теперь перед ней забрезжила надежда. И дети, не знавшие ничего, кроме голода и страха, почувствуют, наконец, заботу и любовь. Но если бы не мы, вдова вряд ли отважилась бы на перемены. Так неужели это недостаточная плата за наш труд?Хмурые лица Патрика и тети Пру выразили решительное несогласие. Хиггенс снова покачал головой и вышел из комнаты, пробормотав что-то на гаэльском. Тетя подождала, чтобы дверь за ним закрылась, и обратилась к племяннице:– Мы не можем питаться воздухом, дорогая. Пока был жив твой дядюшка, упокой Господь его душу, мы могли не заботиться о хлебе насущном. Но теперь, Селия, все переменилось. И хотя твой дядя обеспечил нам безбедное существование, этих денег явно недостаточно.Племянница согласно кивала с отсутствующим видом, а тетушка продолжала свой нескончаемый монолог об ответственности перед семьей и о том, что ждет их в будущем. Эту речь тетя Пру отшлифовала до блеска за последние несколько месяцев и теперь цитировала без запинки, в положенных местах всплескивая руками или скорбно опуская голову.Слушая все это, Селия удивлялась про себя наивности тетушки. Бедная Пруденс не имела ни малейшего понятия об истинном положении дел. Дядя Джеймс, добрейшей души человек, держал их в полном неведении относительно состояния семейного бюджета. Глубина финансовой пропасти была скрыта от них до поры до времени. Когда дядя заболел, Селия вместе с тетушкой преданно ухаживали за ним, и он не раз, оставаясь с племянницей наедине, брал ее за руку и пытался что-то сказать, но с губ его срывались только хрип и сиплый кашель.К сожалению, очень скоро она поняла, что именно пытался сообщить ей умирающий. Об этом поведал, увы, не сам дядя Джеймс, а трое дюжих молодцов весьма зловещего вида, возникших на пороге их дома в день его похорон.Все объяснялось просто. В последние годы жизни дяде частенько приходилось занимать солидные суммы. По словам самого грозного из этих троих – крепкого детины с огромным носом-луковицей, испещренным пятнами и прыщами, – дядя Джеймс спорил на деньги по всякому поводу, будь то международные проблемы (он готов был держать пари, что Англия станет еще одним штатом Америки) или вопросы местного характера (к примеру, что петуха Джеба Хэнкинса можно научить говорить).Дядя Джеймс был никудышным спорщиком и вскоре обнаружил, что целиком зависит от неких подозрительных личностей, ссужавших ему деньги, которые тратились на ведение хозяйства, жалованье слугам и, самое главное, помогали держать в неведении обожаемую Пруденс.И теперь, если наследники – то есть тетя Пру и сама Селия – не выплатят все его долги до пятнадцатого декабря, их вышвырнут на улицу. Грозный тип с носом-луковицей для пущего эффекта сунул ей под нос документы на владение домом.А ведь они все вверх дном перевернули в поисках этих бумаг! Как выяснилось, напрасный труд.Все это свалилось на бедную Селию (а она постаралась сделать так, чтобы тетя Пру не слышала их разговор) как гром среди ясного неба, но самое страшное ждало ее впереди, когда трое мерзавцев объявили ей сумму, которую задолжал дядя.К середине декабря полагалось выплатить двадцать одну тысячу долларов. Наличными. Обладатель носа-луковицы показал Селии контракт, подписанный, без сомнения, рукой дядя Джеймса – она узнала его легкий витиеватый почерк. Из документа следовало, что он согласен на все условия, в том числе и на выплату пятидесяти процентов годовых.Сейчас уже ноябрь, и Селии осталось меньше месяца, чтобы найти эту огромную сумму денег.И если ей не удастся раздобыть требуемую сумму, все обитатели дома, начиная от слуг, их семей и кончая Селией и тетей Пруденс, останутся без крова и средств к существованию. Нельзя даже попытаться продать что-нибудь ценное, поскольку все до мелочей перечислено в контракте, подписанном дядей.Дядюшка Джеймс, милейший старичок с реденькими седыми волосами и кроткими голубыми глазами, такой трогательный в своем старомодном жилете и накрахмаленном белом галстуке, довел семью до полного разорения из-за такой нелепицы, как говорящий петух.Как только Селии открылась эта страшная тайна, она сразу же решила, что, во-первых, сделает все возможное, чтобы тетя Пру никогда не узнала правду о своем благо верном. Единственное, что служило утешением тетушке в ее горе, так это незапятнанный образ Джеймса Купера. И Селия поклялась, что никогда не бросит тень на светлую память покойного.А во-вторых, надо раздобыть необходимую сумму во что бы то ни стало. Если ей это удастся, слуги ничего не заподозрят, и тетя Пру сможет и дальше пребывать в уверенности, что дядя Джеймс обеспечил им безбедное существование до конца дней.Отныне Селия ни о чем другом и думать не могла, кроме как об этих злосчастных деньгах.Полгода назад задача представлялась ей не такой уж сложной. Кончина дяди Джеймса глубоко опечалила девушку – он ведь заменил ей отца после смерти родителей и двадцать лет опекал ее, как родную дочь. И хотя он в последние годы тяжело болел, его смерть все равно явилась для Селии тяжелой утратой. Но прошло немного времени, она стряхнула с себя печаль и принялась за дело. Чего только она не перепробовала, чтобы заработать денег, и шила, и писала статьи в «Нью-Йорк дейли дис-пэтч» под псевдонимом «Сесил Томасон», и даже пекла пирожки на продажу, к великому изумлению тети Пруденс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29