Как вы помните, на составление брачного договора нам волею судьбы и короля было отпущено всего несколько часов. Кроме того, этот пункт, как мне тогда казалось, и не нуждался ни в каких исправлениях: ваш сын всегда отличался крепким здоровьем, а вы, слава Богу, находитесь в таком цветущем возрасте, что можете еще иметь детей и наследников.
Признаю, мне бы и в голову не пришло снова просматривать этот пункт, если бы я не узнал, что мистер Моллипонт скопировал его для какого-то человека. На вопрос, зачем он это сделал, мистер Моллипонт ответил, что всему виной долги, в которых он увяз, играя на бегах, и с которыми был не в силах расплатиться. Правда, мистер Моллипонт до сих пор не назвал мне имени покупателя упомянутых документов, но заверяю вас, что рано или поздно его имя я выясню.
Элисса согласно кивнула: в том, что мистер Хардинграно или поздно вырвет признание у своего клерка, она не сомневалась.
Хотя, быть может, все, о чем я вам написал, не имеет непосредственного отношения к вашему супругу, хочу тем не менее заметить, что он больше, чем кто-либо, выигрывает в случае смерти вашего сына.
До тех пор, пока мы не узнаем имени человека, который скупал выписки из ваших документов у мистера Моллипонта, рекомендую вам, не жалея усилий, всемерно беречь и охранять здоровье и жизнь вашего милого сына.
Преданный вам Роберт Хардинг.
Элисса, до глубины души пораженная содержанием письма, некоторое время стояла без движения, не зная, что предпринять.
Первым ее побуждением было позвать к себе Ричарда и все ему рассказать, но потом… потом она решила, что с этим, возможно, торопиться не стоит.
С одной стороны, Ричард никуда не выезжал из Блайт-Холла с тех пор, как здесь поселился, и обвинить его в сговоре с мистером Моллипонтом было бы затруднительно.
Но это с одной стороны… С другой же — Ричард имел возможность писать письма, и у него было множество знакомых в Лондоне, так что кто-нибудь из них вполне мог стать его доверенным лицом.
Но нет! Мистер Хардинг, конечно же, насчет Ричарда заблуждается. Ее муж не мог сделаться участником такого зловещего заговора. Мистеру Хардингу вообще свойственно подозревать людей в самых дурных намерениях…
— Миледи! Миледи!
Элисса услышала взволнованный крик слуги и поспешила к двери.
— Что случилось? — спросила она у высокого лакея, который стоял у входа в большую гостиную.
— Случилось несчастье, миледи!
Чтобы не упасть, Элисса ухватилась за дверной косяк.
— С кем несчастье, с кем?
— С вашим сыном, миледи. Они с милордом фехтовали и…
— Но не боевыми же рапирами?
— Ваш сын сказал, что с острия слетела специальная пуговка и…
— Спаси нас. Господи, и помилуй!
В эту минуту в дверном проеме появился Ричард. Ему хватило одного взгляда на бледное, искаженное ужасом лицо Элиссы, чтобы понять, что над его головой собирается гроза.
— С Уилом все в порядке, Элисса, — поторопился он успокоить ее, входя в комнату. — Во всем, разумеется, виноват я: мне следовало перед уроком еще раз проверить оружие.
Тем не менее заверяю тебя, что порез ничтожный…
— Где Уил?
— У себя в комнате. Играет…
— Ты уже послал за доктором?
— Да говорю же тебе, порез незначительный и вряд ли есть смысл беспокоить…
— Позволь мне судить об этом! — бросила она и, отстранив его движением руки, выбежала из гостиной.
Неужели она в нем обманулась — точно так же, как в свое время обманулась в Уильяме Лошберне? Неужели он замышлял лишить ее состояния таким ужасным способом, на который намекал мистер Хардинг?
Ну уж нет, больше она не позволит Уилу заниматься с Ричардом фехтованием, думала Элисса, мчась на всех парах к лестнице. Да и к чему Уилу фехтование? Со временем он сделается деревенским помещиком и будет жить тихо-мирно. Ему надо лишь научиться бухгалтерскому делу, экономике, да еще, пожалуй, ладить с арендаторами и договариваться с торговцами шерстью…
Боже, но что будет, если в ранку Уила попала инфекция? Вдруг у него через некоторое время начнется гангрена?
Из глаз Элиссы полились слезы. Если с Уилом что-нибудь случится, она не простит себе этого до конца своих дней!
Разумеется, она не простит этого и Блайту.
Интересно, стал бы Ричард заниматься фехтованием с собственным сыном? Пошел бы на такой риск? И что, в конце концов, случилось? Имеет ли этот инцидент отношение к заранее обдуманному плану или является следствием случайной оплошности?
Элисса больше склонялась ко второму. Ричард всегда был добр к Уилу и всячески о нем заботился.
Или же он просто-напросто изображал из себя заботливого отчима?
Элисса имела уже возможность убедиться в том, какой Ричард прекрасный актер.
И потом, с чего это он взялся ей помогать с составлением деловых писем и ведением бухгалтерии? Просто потому, что хотел ей помочь — или это тоже было частью задуманного им зловещего плана?
Перед Элиссой, однако, стоял еще один вопрос — самый важный из всех. Не подвергала ли она опасности жизнь своего сына, позволив себе полюбить во второй раз?
Вздохнув и пожав плечами, Ричард отправился вслед за своей разъяренной супругой.
Не то чтобы он опасался за здоровье своего пасынка — совсем нет. Порез на руке мальчика был незначительным и почти не кровоточил. Другое дело, кто был виноват в том, что он порезался? Ричард целиком возлагал вину за происшедшее на себя. Он и никто другой оцарапал Уила и расстроил Элиссу.
Ему не следовало поддаваться на уговоры Уила и давать ему в руки боевую рапиру. Уж лучше бы они, как и прежде, фехтовали на палках.
Он уже был рядом с комнатой Уила, когда до него донесся взволнованный голос мальчика:
— А потом, мама, он поджег порез!
— Правильнее сказать, прижег, — с улыбкой поправил парнишку Ричард, входя в комнату.
Спаленка Уила поражала простотой, даже аскетизмом обстановки. По полу были разбросаны деревянные игрушки, в углу кровать с веревочной основой и волосяным матрасом, а у окна стояли письменный стол и стул. Принадлежности для умывания скрывались в небольшом алькове в стене и были задернуты занавеской. Бинты, которыми Ричард наскоро перетянул руку Уила, были сняты и горкой лежали на покрывале.
Уил стоял посреди комнаты, держа на весу руку с закатанным до локтя рукавом. Элисса, присев рядом с ним на корточки, осматривала ранку.
Ричард ухмыльнулся. Парень, вне всякого сомнения, представлял себя храбрым воином, только что вернувшимся с поля боя. Как и все бывалые солдаты, он вспоминал о своих ранах и бранных подвигах. В этом не было ничего удивительного, поскольку даже умудренные годами и опытом мужчины редко отказывали себе в подобном удовольствии. Король Карл, к примеру, очень любил вспоминать, как он уходил от погони кавалеристов Оливера Кромвеля, когда, чтобы не быть схваченным, ему пришлось провести ночь на дереве.
— Он даже ни разу не захныкал, — заметил Ричард, не скрывая своего восхищения перед храбростью мальчика.
— Я же говорил тебе, мама, что не плакал, хотя порез жгло, как чер-р-р… — Уил посмотрел на Ричарда и виновато покраснел. — Хотя порез очень сильно болел, — поправился он. — Ричард сказал, что теперь у меня будет боевой шрам!
— Думаю, что будет, — согласилась с сыном Элисса, доставая рулончик перевязочного материала, чтобы заново перебинтовать ему руку.
Уил лучился от счастья, как именинник.
— Уверен, что у парня ничего серьезного, — примирительно произнес Ричард.
— Поскольку медицину ты не изучал, думаю, нам все-таки стоит узнать мнение доктора.
Ричард заметил, как приуныл при этих словах Уил.
— Не хочу к доктору! Это же простая царапина, — заныл ом. — Когда я полоснул по рапире Ричарда своей, клинки сцепились. Я подумал, что, возможно, лезвие одной рапиры треснуло и защемило клинок другой. Ну я и подошел поближе, чтобы посмотреть, что случилось. А Ричард не знал, что я захочу подойти, дернул свою, шпагу за эфес, чтобы высвободить клинок, ну и оцарапал меня.
— Ты не возражаешь, если мы с мамой спустимся ненадолго вниз и поговорим? — спросил Ричард. — Сможешь немного поскучать?
Уил согласно кивнул.
— Думаю, мне лучше остаться здесь, — быстро сказала Элисса.
— А вот я так не думаю! — прорычал Ричард, как он имел обыкновение рычать на репетициях на актеров, когда они начинали упрямиться или противоречить ему.
И, подобно его актерам, Элисса тоже не решилась в этот миг ему противоречить.
Но и подчиниться, не сделав попытки продемонстрировать свое «я», она тоже не хотела.
Вздернув подбородок, она величественно, как королева, выплыла из комнаты Уила.
— Мы побеседуем у меня в кабинете, — уронила она, выходя.
Ричард понял, что сегодня заниматься любовью они не будут.
Глава 17
Когда они вошли в кабинет, Элисса повернулась к Ричарду.
— Как ты мог пойти на такой риск?
— Я не видел в этой затее ничего рискованного, — ответил Ричард, стараясь говорить по возможности спокойно.
Ричард очень надеялся, что Элисса не придаст этому инциденту большого значения. Уил никаких страданий не испытывал, если, разумеется, не считать страданием муки неудовлетворенного тщеславия — уж слишком ему хотелось демонстрировать им с Элиссой свой «боевой» шрам.
Ричард присел на край письменного стола и, пожав плечами, продолжил:
— Говорю же, я признаю свою вину, но вся моя вина заключается в лености и, если хочешь, в недостатке выдержки. Уж очень долго и настойчиво Уил меня уговаривал, и я не выдержал, сдался. Обещаю, что в следующий раз буду предусмотрительнее.
— Но ты заменил палки настоящими рапирами! — Элисса скрестила на груди руки и посмотрела на него в упор. — Неужели твое богатое воображение не подсказало тебе возможность трагического исхода?
— Рапиры имели на остриях специальные насадки вроде пуговок. То, что одна из них сорвалась, — не более чем случайность.
— Когда имеешь дело с детьми, такого рода случайности происходят постоянно. Стоит только ненадолго выпустить из рук вожжи — и жди неприятностей. А между тем ты не только смотрел на некоторые проделки Уила сквозь пальцы, ты его к этому подстрекал! К примеру, ты подбивал его залезть на дерево…
— Между прочим, залезть на дерево ему разрешила ты, — запротестовал Ричард.
— Я бы никогда не позволила ему фехтовать настоящими рапирами, — заявила Элисса. — Но быть может, я предъявляю к твоему воображению непомерно высокие требования?
В конце концов, своих детей у тебя нет. Тем не менее твоя беспечность меня все равно поражает.
— Я не ребенок, Элисса. Не надо говорить со мной в таком тоне.
— Ты ведешь себя немногим лучше ребенка.
Выражение лица Ричарда стало жестким, даже суровым — Я не вел себя как ребенок с восьмилетнего возраста, потому что меня лишили этой привилегии. Говорю же тебе, я совершил ошибку. Больше такого не повторится. Вот и все, что я хочу сказать по этому поводу.
Если я не правильно веду себя с тобой и ты ставишь мне это в вину, как ты смеешь обвинять меня в том, что я проявляю, по твоему мнению, излишнюю заботу о своем сыне? Я его мать!
— Детей у меня, конечно, нет, это вы, миледи, верно заметили. Но неужели вы не заметили и другого — того, что ваши детские перепады настроения, неожиданные переходы от сладенького сюсюканья к грозному тону обижают и дезориентируют мальчика?
Элисса почувствовала укол совести и поняла, что Ричард во многом прав. Но ведь не в его правде дело! Он не в состоянии понять материнское сердце — и в этом-то вся суть! И по этой причине он не смеет говорить с ней таким авторитетным, покровительственным тоном!
— Так куда же ты все-таки ходишь по ночам? — спросила она ледяным тоном.
Ричард, удивившись тому, как быстро она сменила тему, прищурившись, пристально на нее посмотрел.
— С какой стати ты меня об этом спрашиваешь?
— А почему бы мне тебя об этом и не спросить? Я имею полное право знать, где ты бываешь в столь неурочный час и на что изводишь чернила, перья и бумагу? Я-то думала, что с писательством покончено навсегда. Или ты вместо пьес стал теперь писать зашифрованные письма?
— И кому же, по-твоему, я пишу такие письма?
— Это ты мне должен сказать кому, поскольку используешь письменные принадлежности, купленные на мои деньги.
— Я, миледи, не привык к тому, чтобы меня допрашивали как преступника.
— Я задаю тебе этот вопрос, потому что ты шныряешь ночью по дому, забираешься ко мне в кабинет и берешь без спросу мои вещи — короче, ведешь себя как преступник или, в лучшем случае, как неверный муж.
Ричарду показалось, что его захлестнула волна раскаленной вулканической лавы. Он испытывал сильнейший гнев и отчаяние одновременно.
Подумать только, она обвинила его в мелком воровстве и непорядочности — и это после всех тех нежных слов, которые он ей говорил!
Впервые в жизни он поверил женщине, впервые испытал к особе противоположного пола подлинные чувства, которые не ограничивались одним только вожделением или желанием над ней властвовать. К чему лукавить перед собой? Впервые в жизни он полюбил…
Ирония судьбы!
Он, Ричард Блайт, скептически смотревший на мир автор пьес, в которых высмеивал так называемые нежные чувства, сам оказался вдруг в плену чувства, сильнее которого не было ничего в мире. Он влюбился в женщину, но вместо нежных признаний в ответном чувстве услышал от нее обвинения в нечестности, непорядочности и даже в мелком мошенничестве!
Ужас!
Это ли не подтверждение того, что она его не любит!
Стук колес подъезжавшего к дому экипажа заставил Элиссу и Ричарда одновременно повернуть головы к окну.
— Кого-нибудь ждешь? — осведомился Ричард. — Доброго соседа мистера Седжмора? Торговца шерстью с неприличной фамилией Эсси? Или, быть может, бессердечного сутягу Хардинга?
— Никого я не жду, — бросила она и подошла к окну.
Ричард встал за ее спиной и выглянул во двор.
И сразу узнал изображенный на дверце подъехавшей кареты герб.
— Три тысячи чертей! — воскликнул он. — Так это же Невилл! Не пойму только, какого черта ему здесь надо?
— Ты опять начал ругаться! Хорошо же на тебя действуют лондонские знакомые. Насколько я понимаю, приехавший к нам джентльмен — твой друг?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39