Джек по-прежнему молчал.
— Ну, расскажи-ка нам, парень, что говорил лорд Рэдмонд о побеге. Ты-то небось знаешь, где этот убийца? — спросил Томпсон, как будто нисколько не сомневался в соучастии Джека.
— Нет, ничего такого он не говорил.
Констебль Драммонд едва сдерживался, чтобы не усмехнуться. Он не сомневался, что Джек — лжец и вор и верить ему нельзя ни в чем.
— А он говорил что-нибудь о своих знакомых в Инверэри?
— Нет.
— И не упоминал никакую таверну или гостиницу, где мог бы спрятаться? — допытывался Томпсон.
— Нет. — Джек отвечал коротко и зло. Констебль Драммонд задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику.
— Лорд Рэдмонд говорил о своей семье или друзьях? Джек покачал головой.
— Так о чем же вы разговаривали? — удивленно воскликнул начальник тюрьмы.
Джек молча пожал плечами.
— Должны же вы были о чем-то говорить. — В голосе констебля послышались угрожающие нотки. — Вы ведь провели вместе немало времени.
Джек бросил на него взгляд, не обещавший ничего хорошего.
— Он был болен. Все время валялся на койке, стонал. Какие уж тут разговоры. Меня посадили туда не для того, чтобы я заводил дружбу с убийцей, — с горечью закончил он.
Последовала неловкая пауза.
— Отлично, — заговорил Томпсон, смущенный напоминанием, что он посадил подростка в камеру с убийцей, приговоренным к повешению. — Думаю, это все? — он вопросительно взглянул на констебля.
— Что касается парня, пока все. — Драммонд холодно посмотрел на Джека, всем своим видом давая понять, что не верит ни единому его слову. — Но я хотел бы задать несколько вопросов мисс Макфейл.
— Спасибо, Джек. — Женевьева ободряюще улыбнулась юноше. — Можешь идти.
Джек колебался, словно ему хотелось остаться и услышать, что она скажет. Было очевидно, что он все еще не доверяет своей благодетельнице. Вероятно, подумала Женевьева, его слишком часто предавали, чтобы он мог вот так просто взять и поверить, что она сдержит слово и не выдаст беспомощного человека властям.
— Пошли, парень. — Оливер положил руку на худое плечо мальчика. — Посмотрим, удастся ли нам уговорить Юнис угостить нас свеженьким печеньем.
Джек бросил на Женевьеву настороженный взгляд и вышел из комнаты.
Констебль Драммонд брезгливо скривил губы.
— Он всегда останется лгуном и воришкой, как бы вы ни пытались его отмыть. Вам бы следовало вернуть его в тюрьму, мисс Макфейл. Железный кулак закона должен покарать преступника.
— Джек пробыл под моей крышей всего несколько часов, и его уже допросила полиция, хотя мальчик не сделал ничего дурного, — отозвалась Женевьева. — Едва ли можно ожидать, чтобы он был весел и счастлив.
— И все-таки я готов держать пари, что парень знает больше, чем говорит. — Начальник тюрьмы погладил седую бороду, пытаясь выглядеть проницательным. — Вы должны не спускать с него глаз. Сразу дать нам знать, если в доме что-нибудь исчезнет.
— Могу вас заверить, что буду внимательно наблюдать за Джеком. Но возвращать его в тюрьму я не собираюсь. А как же поиски лорда Рэдмонда? — спросила Женевьева, меняя тему. — Что вы намерены делать?
— Наши люди не пропустят ни одной таверны или гостиницы. Склад и другие подобные места в Инверэри мы тоже осмотрим, — ответил констебль Драммонд. — Мы обыскиваем каретные и прочие сараи во всех здешних домах и расспрашиваем людей, не заметили ли они чего-то необычного — например, не пропадала ли у них еда или одежда. Мы также проверяли все экипажи, выезжающие из Инверэри, особенно в Эдинбург или Глазго. Опасные преступники часто бегут в большие города, надеясь найти там работу и скрыться среди тысяч людей. Конечно, мы предупредили власти в Инвернессе, чтобы они немедленно его арестовали, если он там появится. У маркиза поместье на севере графства.
— Он совершил чудовищное преступление, — заметил Томпсон, наконец решившись расстегнуть одну пуговицу обтягивающего его жилета.
— Самое жестокое убийство, какое я когда-либо видел за двадцать с лишним лет, — добавил Драммонд, не сводя глаз с Женевьевы.
Ей неприятно было это слышать. Она никак не могла поверить, что беспомощный человек, лежащий сейчас на втором этаже ее дома, мог быть повинен в таком злодеянии.
Тем не менее Женевьева не удержалась от вопроса:
— А что именно произошло?
— Лорд Рэдмонд проломил одному бедняге голову камнем, — ответил начальник тюрьмы. — Впрочем, с его стороны это было милосердным поступком, ведь до этого лорд успел избить свою жертву до полусмерти.
Женевьева ощутила горечь во рту. Неужели все-таки Хейдон действительно жестокий, хладнокровный убийца? Она не хотела этому верить, но суд признал его виновным. Не напрасно ли она защищает его?
— Кого он убил?
— Власти не смогли опознать жертву. — Темные глаза Драммонда, казалось, сверлили ее насквозь. — Лицо было изуродовано до неузнаваемости.
Мысленному взору Женевьевы представились большие, сильные и в то же время изящные руки с длинными пальцами, словно предназначенными для того, чтобы касаться клавиш фортепиано или щеки любимой женщины. Она мыла эти руки, стараясь не причинить боли их хозяину. Она думала о том, как эти руки отшвырнули прочь надзирателя и Джек был спасен.
Неужели такие прекрасные руки могут забить человека до смерти?
— Кто-нибудь видел, как он сделал это? — слова давались ей с трудом, во рту внезапно пересохло.
— Свидетелей не было, — признал констебль. — Но несколько человек видели лорда Рэдмонда бегущим из доков, где нашли тело. Его руки и одежда были в крови. В суде это сочли убедительным доказательством.
Женевьева тщательно стряхивала воображаемую пылинку с платья, пытаясь не выдать своих чувств.
— А как это объяснил сам лорд Рэдмонд?
— Как и следовало ожидать. На него, видите ли, напали несколько человек, и, защищаясь, он случайно убил одного из них. Он утверждал, что не имеет понятия, кто это такие и какие у них могли быть причины напасть на него, кроме обычного ограбления. Ему не удалось убедить присяжных.
— Почему?
— Никто не мог подтвердить, что на него напали четверо. Как ему удалось от них отбиться? Скорее всего драка была один на один. Во время предполагаемого ограбления у него ничего не украли. А если лорд Рэдмонд в самом деле защищался, то почему он убежал, а не обратился к властям, как поступил бы на его месте всякий невинный человек? Наконец, он не смог найти никого, кто дал бы показания о его добропорядочности.
— Но ведь в его защиту могли выступить родственники или близкий друг?
— Никто его не защищал, кроме адвоката, который приехал для этой цели из Инвернесса. Обвинению же удалось заручиться свидетельствами многих знакомых лорда Рэдмонда о том, что он обладает буйным характером и пристрастием к выпивке. Некоторые видели, как он напился в таверне в тот вечер, когда произошло убийство, и едва не ввязался в драку с хозяином, прежде чем буяна вышвырнули оттуда.
— Какой стыд! — Томпсон сплел пухлые пальцы на круглом животе. — Обладать титулом и состоянием и абсолютно не уметь сдерживать себя! — Он говорил так, словно считал, что на этом основании упомянутые блага вполне могли бы принадлежать ему.
Женевьева ощутила тошнотворное чувство страха. Если человек, лежащий наверху в ее спальне, так опасен, как утверждают эти люди, она должна немедленно выдать его полиции, чтобы они могли арестовать его и вернуть в тюрьму. Но, если она признается, что помогала ему, ее арестуют тоже. Что же тогда будет с детьми? Конечно, Оливер, Юнис и Дорин охотно присмотрят за ними, но согласно ее договору с начальником тюрьмы право опеки принадлежит только ей. Никто не сможет убедить суд передать опекунство трем пожилым бывшим преступникам.
— Ну что ж. Мальчишка оказался совершенно беспомощен в этом деле, а мисс Макфейл не обнаружила никакой пропажи. Полагаю, мы можем откланяться, — предложил Томпсон, неуверенно глядя на констебля.
— Еще нет, — возразил Драммонд, не сводя глаз с Женевьевы. — С вашего позволения, мисс Макфейл, я бы хотел произвести здесь обыск.
Женевьеву бросило в жар.
— Я хотел бы осмотреть ваш каретный сарай, — уточнил констебль, заметив внезапный испуг девушки. — Маловероятно, что мы найдем нашего заключенного, но, как я уже упоминал, мы обыскиваем все наружные строения. Возможно, лорд Рэдмонд провел здесь ночь без вашего ведома.
Женевьева облегченно вздохнула.
— Конечно. Оливер проводит вас.
— В этом нет надобности, — вставая, произнес Драммонд, — Я уверен, мы сможем найти сарай сами.
— Нет уж, лучше я вас провожу, — сказал Оливер, неожиданно появляясь в дверях. — Не хочу, чтобы вы топтались по моему саду, — цветы хотя и в зимней спячке, но им это не понравится. Сейчас возьму куртку. — И он снова исчез.
— Еще один, которого вам никогда не удастся исправить, — заметил констебль Драммонд, почесывая бакенбарды. — Надеюсь, мисс Макфейл, вы присматриваете за ценными вещами, держа в доме столько преступников. Будет жаль, если вас ограбят в ответ на ваше великодушие — пускай даже опрометчивое.
— Кроме детей, у меня здесь нет никаких подлинных ценностей, констебль, — спокойно отозвалась Женевьева. — Все остальное не составит труда заменить. И никто из здесь живущих, включая Оливера, не помышляет о том, чтобы украсть что-нибудь в этом доме или, если на то пошло, где-нибудь еще.
— Будем надеяться. — Драммонд надел шляпу. — Не только ради вас, но и ради них. Доброго дня. — Кратко кивнув Женевьеве, он вышел из комнаты.
Ледяной ветер ворвался в вестибюль, когда констебль открыл парадную дверь.
— Всего хорошего, мисс Макфейл, — попрощался начальник тюрьмы, надевая пальто и шляпу.
— Эй, подождите меня! — Оливер нахлобучил видавшую виды фетровую шляпу и поспешил за ними так быстро, как ему позволяли старческие ноги.
Женевьева закрыла парадную дверь и прислонилась к ней, пытаясь унять сердцебиение.
Потом она, подхватив юбки, — стала медленно подниматься по лестнице.
Солнечный свет согревал Хейдона, охватывая все его тело ласковым теплом, облегчая резкую колющую боль, которая мучила его всю ночь. Усталый мозг то и дело впадал в дремоту. Мерно тикали часы. Где-то вдалеке слышались разговоры, но голоса звучали еле-еле, слов было не разобрать. Да и какое это имело значение? Сладковатый запах печеного хлеба плыл в воздухе, смешиваясь с пряным ароматом жареного мяса и овощей. Хейдон не хотел открывать глаза, боясь очнуться в зловонной тюремной камере, где ему нечего ожидать, кроме казни.
Дверь открылась. Послышался шелковистый шорох юбок, сопровождаемый запахами душистого мыла, апельсина и каких-то неведомых экзотических цветов. Хейдон лежал неподвижно, хотя представлял себе почти с кристальной четкостью появление прекрасной мисс Макфейл. Он жаждал ощутить ее ладонь на своей коже, увидеть очертания ее округлой груди, почувствовать блаженную влажную прохладу, которую приносили ему обтирания.
Но Женевьева молча остановилась поодаль. Почувствовав какие-то перемены в ее поведении, Хейдон открыл глаза и понял, что он не ошибся.
— Доброе утро, лорд Рэдмонд.
Голос Женевьевы звучал холодно, но больше всего его расстроило выражение ее лица. В глазах уже не было того сострадания, с каким она смотрела на него в тюремной камере. Хейдон не мог в точности припомнить ее взгляда прошлой ночью, но был убежден, что в нем отсутствовала теперешняя напряженная враждебность. Что произошло? Она так преданно ухаживала за ним всю ночь, а сейчас смотрела с презрением и настороженностью.
— Что случилось? — хрипло осведомился он.
— Я хочу задать вам один вопрос, лорд Рэдмонд, — начала Женевьева. — Дайте слово ответить на него честно, что бы там ни было. Это самое меньшее, что вы можете для меня сделать, помня, как я рискую, помогая вам. Вы даете мне слово?
Ледяное отчаяние нахлынуло на Хейдона. Окутанный зыбкой пеленой дремоты, он только что лежал и убаюкивал себя мыслью, что теперь ему ничего не угрожает. Но нет, не похоже. Он был слишком слаб, и, если эта красивая, чем-то взволнованная женщина решит выдать его властям, он будет казнен еще до захода солнца. Хейдон не мог смириться со своей беспомощностью. Жизнь его висит на волоске, он ничего не мог поделать, и это наполняло Хейдона бессильной яростью.
— Даю вам слово. — Лгать не имело смысла. Было очевидно, что она уже знает о его преступлении.
Женевьева медлила, казалось, боясь задать обещанный вопрос.
— Вы убили этого человека? — внезапно выпалила она.
— Да.
К ее чести, Женевьева не выбежала вон с душераздирающим воплем. Однако, видя, как она пошатнулась, Хейдон понял, насколько глубоко потряс ее этот ответ.
— Почему? — голос выдавал ее волнение.
— Потому что он пытался всадить мне в грудь нож, а я, естественно, не мог вот так просто позволить ему это сделать.
На лице Женевьевы отразилось недоверие.
— А почему этот человек хотел вас убить?
— Если бы я это знал! Или хотя бы знал, кто он вообще такой, что за люди с ним были. Тогда я бы смог добиться более благоприятного вердикта суда. К несчастью, те, кто на меня напал, не удосужились представиться. — Он болезненно поморщился, пытаясь сесть.
Женевьева не сделала попытки ему помочь.
— По словам констебля Драммонда, не было никаких доказательств, что тот человек был не один.
— Констебль Драммонд — озлобленный, разочарованный субъект, чья безрадостная жизнь заставляет его несправедливо порочить каждого, кто попадется ему на пути, — мрачно отозвался Хейдон. — Хорошо еще, что он не судья, иначе весь Инверэри оказался бы за решеткой.
Женевьева с удивлением смотрела на него. Ей нечасто приходилось слышать, чтобы кто-нибудь, помимо ее домочадцев, выражал подобное мнение о констебле. Но даже если Драммонд и в самом деле был злобной скотиной, это не могло обелить Хейдона перед законом. Но ведь сам лорд Рэдмонд ничего ей еще не рассказал.
— Что произошло той ночью, лорд Рэдмонд? — спросила Женевьева.
Хейдон вздохнул. Он проходил через это бесчисленное количество раз, и никто никогда ему не верил — даже дорогостоящий адвокат, которого ему пришлось вызвать из Инвернесса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35