Миссис Блейк обещает разъяснить обвиняемой всю серьезность ее проступка и обеспечить, чтобы подобное никогда не повторилось.
— Миссис Блейк не в том положении, чтобы давать такие обещания, — возразил мистер Фентон. — В настоящее время у нее на попечении шестеро детей, каждый из которых участвовал в этом разбойном нападении и уже представал перед судом по обвинению в серьезных преступлениях…
— Это неправда, — запротестовала Женевьева. — Моего брата Джейми никогда не обвиняли ни в каком преступлении.
— Прошу прощения, ваша честь, — извинился прокурор, раздраженно шевеля усами. — По-видимому, один из опекаемых миссис Блейк не имеет преступного прошлого. Мы еще расследуем его роль в варварском нападении на мистера Инграма, а также лорда и леди Струзерс, как и действия других подопечных миссис Блейк. — И он бросил на Женевьеву многозначительный взгляд.
У Женевьевы сжалось сердце. Было очевидно, что прокурор с удовольствием предъявил бы обвинение и остальным детям.
— В любом случае, — продолжал Фентон, — тот факт, что подсудимая вновь встала на путь нарушения закона, свидетельствует, что обстановка в доме миссис Блейк не явилась для нее благотворной, и, следовательно, она должна быть возвращена в тюрьму для ее же блага и для блага общества, в котором мы живем.
— При всем моем уважении, ваша честь, возвращение в тюрьму не пойдет на пользу ни этому ребенку, ни обществу, — возразил мистер Поллок. — Дабы обвиняемая поняла свои заблуждения и исправилась, ее лучше всего отправить домой к отцу и матери, где перед ее глазами будет пример любящей и законопослушной семьи.
— Эта, с позволения сказать, законопослушная семья, если не считать самих мистера и миссис Блейк, состоит из воров и хулиганов, — с презрением заявил мистер Фентон. — За детьми присматривают две женщины и мужчина, уже побывавшие в тюрьме за воровство. Такое окружение едва ли подходит обвиняемой, которая продемонстрировала неспособность обуздать врожденные преступные инстинкты.
— У нее нет никаких преступных инстинктов! — воскликнула Женевьева, пытаясь хоть что-то сказать в защиту Шарлотты. — Она просто ребенок, совершивший ошибку…
— Вынужден напомнить вам, миссис Блейк, что вы должны только отвечать на вопросы, заданные адвокатом или мной, — прервал шериф.
— Тогда пусть мне зададут вопросы! — сердито отозвалась Женевьева.
Шериф быстро заморгал, озадаченный ее воинственным тоном.
— Мистер Поллок, у вас есть вопросы к вашему свидетелю?
Адвокат заглянул в свои записи.
— Не будете ли вы так любезны, миссис Блейк, сообщить суду, почему вы полагаете, что Шарлотту следует вернуть под вашу опеку?
— Когда Шарлотта пришла ко мне год назад, она почти ни с кем не разговаривала, — начала Женевьева. — Ее жизнь с отцом была ужасна. Он постоянно пил, бил свою дочь и заставлял ее помогать ему воровать, что и привело девочку в тюрьму…
— А насколько она изменилась, живя с вами? — допытывался мистер Поллок, чувствуя, что внимание шерифа ослабевает.
Истории о детях, избиваемых родителями или опекунами, были у всех на слуху и едва ли могли служить основанием для снисходительности суда.
— Она стала совсем другой, — ответила Женевьева. — Осознав, что в новом доме никто не поднимет на нее руку, Шарлотта постепенно превращалась в обычного ребенка. Она понемногу начала говорить, потом улыбаться и даже смеяться. Девочка быстро научилась читать и писать, с удовольствием исполняет обязанности по дому и каждое воскресенье посещает церковь со всей семьей. Это серьезный, пытливый ребенок, способный на любовь и преданность. Я знаю, что Шарлотта совершила тяжкий проступок, ваша честь, — добавила она, глядя на шерифа, — но умоляю вас проявить сострадание и вернуть ее мне. Могу обещать вам, что ничего подобного никогда не повторится.
— Благодарю вас, миссис Блейк. — Мистер Поллок удовлетворенно кивнул. — У меня больше нет вопросов, ваша честь.
Шериф подавил зевок.
— У обвинителя есть вопросы к свидетелю?
— Есть. — Прокурор подошел близко к Женевьеве, почесал голову под париком и произнес: — Должен признаться, миссис Блейк, что я несколько озадачен. Если ваш дом является образцом добродетели и стабильности, где обвиняемой было предоставлено все необходимое, почему же она была поймана в момент кражи в магазине мистера Инграма?
Женевьева колебалась. Она чувствовала, что ее завлекают в ловушку, и хотела ответить так, чтобы это не пошло на пользу обвинению.
— Она нуждалась в чем-то, что вы не могли ей предоставить? — допытывался Фентон.
— Конечно, нет.
— Тогда что заставило ее вести себя столь якобы нетипичным для нее образом?
Хейдон с беспокойством наблюдал, как Женевьева пытается найти единственно верный ответ. Если она признается, что попала в отчаянную финансовую ситуацию и дети старались ей помочь, суд немедленно пожелает убедиться в ее возможности содержать стольких подопечных. Но, если она ответит, что не знает, почему Шарлотта участвовала в нападении на мистера Инграма, это подтвердит предположение, что в девочке есть нечто изначально порочное, особенно учитывая то, что о ней хорошо заботились и обеспечивали всем необходимым.
— Шарлотта считала, что она помогает мне… — неуверенно начала Женевьева.
— Воруя?
— Она ничего не украла…
— Ну-ну, миссис Блейк, не будем играть словами. Обвиняемая находилась среди шайки воров, которые похитили драгоценности из магазина мистера Инграма, нанеся при этом магазину ущерб в размере нескольких сотен фунтов. Тот факт, что во время ареста при ней не оказалось украденных вещей, едва ли имеет значение. Вы говорите, что она таким образом пыталась помочь вам?
Женевьева медлила с ответом.
— Я так думаю, — сказала она наконец.
— Понятно. Прошу прощения, миссис Блейк, если этот вопрос покажется вам дерзким, но, мне кажется, суду следует знать, не переживаете ли вы определенный финансовый кризис.
— Я в состоянии содержать моих подопечных, — спокойно заверила его Женевьева.
— Тогда вы должны признать, что у обвиняемой не было никакой нужды грабить магазин мистера Инграма, и, следовательно, она действовала, побуждаемая собственными порочными инстинктами, которые вы, несмотря на все ваши старания, не смогли обуздать, — заключил прокурор.
— Это неправда!
— У меня больше нет вопросов, ваша честь.
— Но то, что он говорит, ложь!.. — не могла успокоиться Женевьева.
— Миссис Блейк, вы уже дали показания, — прервал шериф. — Можете вернуться на свое место.
Женевьева заставила себя сдержаться и не вспылить, не устроить истерику. Она не хотела, чтобы Шарлотта решила, будто все пропало. А девочка, разумеется, так бы и подумала, если бы увидела, как Женевьева кричит или плачет в зале суда. Ободряюще улыбнувшись Шарлотте, она медленно направилась к своему месту рядом с Хейдоном.
Шериф изучал лежащие перед ним бумаги не более минуты, прежде чем вынести вердикт.
— Поскольку не может быть никаких сомнений в участии подсудимой в вышеупомянутой краже, я признаю ее виновной в совершенном преступлении. Остается определить меру наказания. Кажется неоспоримым, что, несмотря на все усилия миссис Блейк направить ее на путь добра и законопослушания, обвиняемая не смогла преодолеть врожденную тягу к воровству. Следовательно, для ее же блага и с целью дать ей возможность исправиться я приговариваю Шарлотту Макколлам к шестидесяти дням тюремного заключения и четырем годам пребывания в исправительной школе в Глазго.
— Нет! — крикнула Женевьева. — Вы должны меня выслушать…
— Уведите обвиняемую, чтобы мы могли заняться следующим делом, — сказал шериф, отодвигая документы. Ему не терпелось выпить чаю.
Шарлотта смотрела на Женевьеву. В ее огромных карих глазах застыл страх.
— Женевьева…
— Все в порядке, Шарлотта, — отозвалась Женевьева, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, хотя ее также охватил ужас. — Все будет хорошо.
Шарлотта молча кивнула. В этом жесте ощущались любовь, печаль и отвага.
Повернувшись, она позволила увести себя. Женевьева, вцепившись в руку Хейдона, с тоской смотрела ей вслед.
Глава 9
Начальник тюрьмы Томпсон с удивлением оторвал взгляд от тарелки с копченой лососиной, когда к нему в столовую вошел Хейдон.
— Простите, что прерываю ваш завтрак, мадам, — извинился Хейдон, отвесив изящный поклон супруге Томпсона, — но дело слишком серьезное и не терпит отлагательств. Надеюсь, вы примете мои искренние извинения за то, что я лишу мистера Томпсона вашего очаровательного общества в столь ранний час.
Дженет Томпсон была маленькой толстой женщиной. Она походила на дыню с головой и коротенькими ножками. Лицо ее выражало постоянное неодобрение, вошедшее в привычку этой добродетельной матроны. В качестве жены начальника тюрьмы она находила достаточно поводов смотреть на окружающих свысока, и только глубокие религиозные убеждения позволяли ей испытывать какую-то надежду на будущее человечества в целом. Как особа прагматичная, миссис Томпсон давно научилась воспринимать отсутствие внешней привлекательности, свой брачный союз и жизнь в тюрьме как ниспосланные богом испытания, за которые она будет соответственным образом вознаграждена в ином мире.
Ее строгие моральные устои не означали, однако, неуязвимости для лести, тем более исходящей из уст такого красивого мужчины.
— Очень рада с вами познакомиться, мистер Блейк, — промурлыкала она, когда Хейдон коснулся губами ее пухлой руки.
— Это удовольствие взаимно, мадам, — заверил ее Хейдон.
— Я очень сожалею о том, что произошло с подопечной вашей супруги, — продолжала миссис Томпсон, придав лицу огорченное выражение. — Я разговаривала с Шарлоттой после ее возвращения в нашу тюрьму и нашла ее по-прежнему славной девочкой. Хотя нравственный уровень ее отца просто ужасен. Проведя почти всю жизнь вблизи от тех, кто сбился с пути истинного, я поняла, что проявление милосердия не способно обуздать наследственные дурные инстинкты. «Праведные будут благоденствовать вечно, а дети грешников будут отвергнуты». Хотя усилия вашей жены достойны всяческих похвал.
— Благодарю вас. — Хейдон едва удержался от совета держать свои теории о врожденных дурных инстинктах при себе. — Мы с женой твердо верим, что детям изначально свойственны только хорошие качества, и до сих пор не были разочарованы. К чести вашего супруга, он проявил мудрость и сострадание, предоставив этих бедных детей заботам моей жены, не ища при этом иной награды, кроме облегчения их участи. Должно быть, прекрасно делить жизнь с таким бескорыстным человеком. — В голосе Хейдона звучали нотки презрения, впрочем, полностью ускользнувшие от внимания миссис Томпсон.
— В самом деле, — согласилась она, довольная тем, что такой хорошо воспитанный и, очевидно, высокоморальный джентльмен одобряет поведение ее супруга. — Конечно, мы с мужем далеко не богаты, мистер Блейк, но бог возложил на нас трудную задачу пытаться помочь этим бедным грешникам найти путь к праведности. «Веруйте в господа и творите добро — тогда вы будете обитать на земле в довольстве. Ищите радость в господе, и он дарует вам то, что желают сердца ваши». Наше величайшее достояние — работа, которую выполняет мой муж, и заслуженное нами уважение.
— Восхитительная философия, — одобрил Хейдон. — Остается лишь надеяться, что не произойдет ничего такого, что сведет на нет эго уважение. Нет ничего хуже, чем видеть, как плоды ваших трудов идут насмарку.
Миссис Томпсон позволила себе озадаченно улыбнуться.
— Что вы имеете в виду, сэр?
— Я уверен, что мистер Блейк всего лишь размышляет вслух на отвлеченные темы, — поспешно вмешался начальник тюрьмы. — Не так ли, мистер Блейк?
— У вас здесь имеются недурные вещицы, мистер Томпсон, — заметил Хейдон, не отвечая на вопрос. Он посмотрел на великолепные золотые часы, стоящие на каминной полке. — Превосходное антикварное изделие — кажется, швейцарское. По-моему, это начало восемнадцатого столетия. Фамильная ценность?
— Конечно, нет, — ответила миссис Томпсон. — Скажу вам с гордостью, что и я, и мой муж весьма скромного происхождения. Эти часы муж купил в прошлом году, когда мы ездили в Эдинбург.
Хейдон поднял брови.
— Как интересно!
Томпсон отодвинул тарелку с лососиной.
— Надеюсь, ты извинишь нас, дорогая? Ведь мистер Блейк сказал, что хочет обсудить со мной какое-то важное дело.
— Обещаю не задерживать вашего супруга надолго. — Хейдон галантно помог миссис Томпсон подняться со стула. — Будучи новобрачным, я хорошо понимаю, как мучительно тянется время в отсутствие очаровательной жены.
Миссис Томпсон покраснела, словно юная девушка.
— Надеюсь, вы доставите нам удовольствие, посетив нас вновь. Желаю вам доброго дня, сэр.
— Возьмите пальто и шляпу, — распорядился Хейдон, как только они остались вдвоем. — Мы отправляемся к шерифу Троттеру.
Начальник тюрьмы затеребил бороду.
— Зачем?
— Вы поддержите мою просьбу о пересмотре его вчерашнего решения отправить мою одиннадцатилетнюю дочь в тюрьму и исправительную школу. Вы заверите шерифа, что за все время вашей работы у вас никогда не было более образцовой заключенной. Вы скажете, что испытываете особый интерес к делу Шарлотты, так как знаете ее лично, с тех пор как она впервые попала к вам в тюрьму год назад, и изумлены огромными положительными изменениями, происшедшими с девочкой после того, как поручили ее нежным заботам моей жены. Далее вы добавите, что Шарлотта — образец скромности и послушания и что, учитывая эти качества в сочетании с плачевным состоянием ее здоровья, вы не можете со спокойной совестью смотреть на возвращение девочки в тюрьму. Вы признаетесь, что там холодно, сыро и грязно и что Шарлотта рискует заболеть и, может быть, даже погибнуть, проведя в камере хотя бы еще одну ночь. Заодно объясните, что если она умрет, то его, а не вас будут считать ответственным за это.
Томпсон уставился на него, выпучив глаза.
— Я не могу этого сделать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35