– Я не могу. Сейчас не до того, Кэтти. Если волнения на заводе не прекратятся в ближайшее время, наши немногие покупатели не смогут нам платить.
– Они и так не платят, – весело возразила Кэтти, – пойдите, посмотрите акробатов, миссис Мак Катчен. Там будет фокусник, с которым мы когда-то выступали в одном цирке, и клоун.
Бонни с тоской подумала о вечере в театре «Помпеи». Она могла бы немного посмеяться, порадоваться и даже пролить несколько слезинок, но уж никак не из-за Элая Мак Катчена.
– Не сомневайтесь, – настаивала Кэтти, – всего десять центов. Разве это деньги! Уверена, что вы можете потратить их. Джиноа не даст нам умереть с голоду.
Бонни резко встряхнула кухонное полотенце и повесила его на вешалку.
– Мы не можем зависеть от Джиноа, Кэтти. Во всяком случае, Розмари и я.
– Я обидела вас, да? – печально спросила Кэтти, обхватив чашку ладонями. – Я не это имела в виду, миссис Мак Катчен. Я, правда, не хотела.
– Я знаю, – тихо сказала Бонни. – Через открытые окна кухни до нее доносились звуки музыки из театра, они словно звали ее. – Мне хотелось бы пойти туда, – сказала она.
Кэтти вновь углубилась в чтение, но Бонни знала, что девушка все слышит и замечает малейшее движение Роз.
Чувствуя себя очень одинокой, Бонни понимала, что не уснет в комнате, где Элай так нежно занимался с ней любовью и затем отшвырнул, как шлюху. Она спустилась вниз и достала монетку из кассы. Оправив платье, она проверила, в порядке ли лицо и волосы, посмотрев в зеркальце для бритья. Затем сказала Кэтти:
– Если я понадоблюсь, я буду в театре.
Голос Кэтти прозвенел, как колокольчик:
– Приятного вечера, мэм. Держитесь подальше от хулиганов, когда будете возвращаться.
Бонни улыбнулась и вышла, заперев дверь. Для такой молодой девушки, а Кэтти всего четырнадцать, в ней слишком развито чувство долга.
Представление уже началось, Бонни, купив билет, нашла место в зале, села и решила забыть хотя бы на короткое время все свои горести.
Она увидела фокусника, о котором говорила Кэтти, шесть удивительно умных собак и несколько медлительного канатоходца. Она всплакнула, когда громадная женщина спела «В тени старой яблони», посмеялась над анекдотами, рассказанными невзрачным молодым человеком по имени Уильям Филдс. Довольная проведенным временем, Бонни возвращалась домой в хорошем настроении. Возле магазина она заметила знакомый экипаж Джиноа.
Золовка сидела на кухне, попивая чай и болтая с Кэтти, которая, увидев Бонни, неопределенно улыбнулась, захлопнула книгу и исчезла в своей комнате.
– Видела ли ты более смышленого ребенка, чем Кэтти? – спросила Бонни, предчувствуя какую-то неприятность и желая отсрочить момент, когда узнает о ней.
Во взгляде Джиноа светились доброта и тревога.
– Кажется, я знаю кое-кого, кто тоже был смышлен не по годам, – сказала она.
Бонни села за стол и налила себе чай, готовясь к неприятным известиям. Джиноа казалась бледнее и изможденнее, чем обычно. Не в ее привычках было наносить визит в столь поздний час.
– Ребенок Фэрли? – спросила Бонни.
Слезы наполнили светло-голубые глаза, поблескивая на жидких ресницах.
– Бонни, со Сьюзен и ребенком все хорошо. Я здесь, потому что… Из-за Элая…
Сердце Бонни замерло, потом учащенно забилось.
– Что-нибудь случилось?
– Нет, – быстро проговорила Джиноа, положив ладонь на дрожащую руку Бонни. – Элай здоров. – Она помедлила, затем продолжала. – Бонни, он собирается забрать у тебя Роз, если сможет. Он говорил самые ужасные вещи и заставил бедного Кэллахана собрать бумаги, чтобы объявить тебе… э-э… обвинить тебя в плохом влиянии…
«Плохое влияние». Бонни не сомневалась, что Элай использовал более сильное выражение, но Джиноа боится оскорбить ее, а к тому же очень испугана.
– Он действительно ненавидит меня, – тихо сказала она скорее себе, чем Джиноа. – Боже, он хочет отобрать у меня ребенка!
– Мы с Кэллаханом старались урезонить его, Бонни, – поспешно сказала Джиноа. – Элай не желает ничего слушать.
Бонни поднялась со стула, как во сне, подошла к раковине и встала там спиной к Джиноа, корчась от боли.
– Я не могу потерять ребенка. Элай не может так поступить.
Джиноа промолчала, да и о чем сейчас говорить. Через несколько минут она встала, подошла к Бонни и положила руку ей на плечо. Ушла она, даже не попрощавшись.
Бонни почти не спала ночью, она была во власти кошмаров. Потрясенная, разбитая, она пыталась что-нибудь придумать для себя и Роз, но в душе понимала, что у нее нет ни малейшего шанса выиграть борьбу с Элаем, если он обратится к закону. Какой судья примет ее сторону?
Вебб прибыл спозаранку в своей коляске и с пакетом провизии для пикника, приготовленным Эрлиной Кэлб, его хозяйкой. Бонни вдруг подумала, как это Эрлина Кэлб, женщина со столь же сомнительной репутацией, согласилась выполнить его просьбу. Ходили слухи, что Эрлина имеет виды на Вебба, изредка встречаясь с Бонни, она весьма недвусмысленно давала ей это понять.
При всем том Вебб хранил неколебимую верность Бонни.
– Боже, – пробормотал он, увидев ее, – ты выглядишь так, словно месяц не спала. Ты в порядке?
Бонни не могла ему ничего объяснить, по крайней мере, сейчас. Еще будет время сказать ему ужасную правду, когда они укроются от «жадных» глаз Нортриджа. Она покачала головой и с помощью Вебба забралась в коляску. Он осторожно посадил Розмари к ней на колени и, взяв в руки вожжи, развернул лошадей.
Они ждали, пока маленький паром перевезет их на другой берег Колумбии. Бонни, наконец, заговорила:
– Вода поднялась.
– Ничего страшного, – сказал Вебб, когда крепкий паром из цельных бревен приблизился к берегу.
Вебб въехал на него, улыбнувшись старому седому паромщику.
Хэм Фенвик уже прочитал новую статью в «Нортриджских новостях». Взмахнув газетой, он проговорил:
– Вот здесь, на первой странице вы пишете о том, чтобы кой-кому «наступить на мозоли», Вебб. – Он вежливо кивнул Бонни и дал знак своему помощнику на другом берегу, что можно начинать переправу.
Вебб ухмыльнулся.
– Как твои мозоли? Я не наступил на них?
– На мои – нет, – ответил Хэм, – но эти парни из Союза взвоют и засуетятся.
Бонни так сильно прижала к себе Розмари, что та запротестовала, и Бонни пришлось ослабить объятия. Серо-зеленая вода бурлила вокруг парома, захлестывая палубу, но так как ни Вебб, ни Хэм не выказывали признаков беспокойства, то и Бонни не волновалась. Она прислушалась к их разговору, но тоже пожалела об этом.
– Нервишки у вас шалят, Хатчисон, – заметил Хэм, прислонившись спиной к ограждению и скрестив руки. Крученые веревки, протянувшиеся с одного берега на другой, натягивались над ними всякий раз, когда паром сносило течением. Оно было таким сильным, что паром могло унести в океан, если бы веревки не выдержали.
Вебб беспокоился не за себя, а за Бонни, но сделал вид, что не услышал слов Хэма, и, повернувшись к Роз, потрепал ее по плечу.
– Ну, надо же, не боитесь ни Союза, ни Элая Мак Катчена! – удивленно воскликнул Хэм.
Вебб побледнел, на скулах заходили желваки.
– Почему я должен бояться Элая Мак Катчена? – спросил он таким тоном, что Бонни испугалась бы, если бы его слова относились к ней.
Хэм сплюнул через плечо и сказал:
– Все знают, что Ангел – его женщина. – Бонни захлестнула такая ярость, что она почувствовала дурноту. Она не выносила, когда ее называли Ангелом, и у нее темнело в глазах, если о ней говорили, как о женщине Элая. Однако она сдержалась.
– Хэм, – твердо сказала она, – ты ошибаешься.
Ухмылка Хэма стала еще шире, но исчезла, как только он увидел угрозу во взгляде Вебба. Он отвернулся и начал подавать на берег ненужные сигналы.
– Мне очень неприятно, – тихо сказал Вебб, робко взяв Бонни за руку.
Она не отдернула руку.
– Мне тоже, Вебб.
Бонни почувствовала облегчение, когда паром, наконец, причалил и коляска Вебба выехала на берег.
Дорога была скользкой и узкой, но Вебб легко преодолел ее, и вскоре повернул лошадь на север, к тому участку земли, который купил еще до приезда Бонни в Нортридж. Он занимался строительством дома, когда ему удавалось выкроить время. Бонни думала, что все уже закончено, и дом готов к приему жены.
Бонни мрачно смотрела по сторонам.
– Улыбнись, – попросил ее Вебб, внезапно заметив красивую белую лошадь, стоявшую над невысоким обрывом у реки.
– О, Вебб, – прошептала Бонни, – как прекрасно!
Она увидела, как он обрадовался, и ей стало стыдно. Он дернул вожжи, лошадь пошла быстрее, и вскоре они свернули на тропинку, ведущую к дому.
Бонни затаила дыхание, когда они въехали на лужайку перед домом. На окнах были зеленые ставни, возле крыльца – качели, где хозяин с женой могли сидеть по вечерам, глядя на реку. За рекой виднелся Нортридж.
У Бонни сжало горло.
– Ты сделал все отлично, Вебб, – с трудом сказала она.
Вебб снял Роз с колен матери, поставил ее на землю, потом помог выйти Бонни. Взяв ее за руку, он повел Бонни вдоль стены дома на заднюю часть участка. Растений здесь еще не было, но земля предназначалась для сада и огорода.
Бонни вдруг захотелось остаться с Веббом навсегда, выращивать цветы и фрукты в этом саду. Тихая радость охватила ее при мысли о том, как она будет сажать, поливать, срезать цветы и ставить их в вазы, как будет собирать, и запасать на долгую зиму для всей семьи помидоры, морковь и горох.
Эти мечты показались ей прекрасными, хотя она понимала, что это не для нее.
– Не хочешь ли осмотреть дом? – ласково спросил Вебб.
Бонни знала, что ей едва ли понравятся эти тщательно спланированные комнаты, но отказать Веббу не могла.
– С удовольствием, – сказала она, взяв Роз за руку.
Вебб взял девочку за другую руку, и Розмари радостно засеменила ножками. Они поднялись по ступенькам и вошли в просторную кухню, еще не покрашенную, без линолеума на полу. Однако шкафы уже стояли. Их стеклянные дверцы сверкали чистотой. Плита оказалась больше, чем у Джиноа, с печкой для подогрева наверху и красивым медным ящиком для дров сбоку.
Здесь пахло свежим деревом, и Бонни представила себе, как она поджаривает ломтики хлеба, готовит еду, заваривает кофе для усталого мужа.
Роз смеялась, глядя, как искажает ее личико блестящая хромированная часть плиты. Бонни, осматривая раковину со сверкающими кранами, не удержалась и открыла их.
– О, Вебб, водопровод!!!
Вебб, обрадованный и гордый, скромно заметил:
– За домом вырыт колодец…
Окно-фонарь очень украшало столовую, куда они зашли после кухни. Этажом ниже была светлая гостиная с видом на реку и Нортридж. Камин из красного кирпича служил скорее украшением, так как в полу были решетки, свидетельствующие о том, что в доме есть центральное отопление.
Примыкающий к гостиной кабинет тянулся вдоль всей передней стены дома. Несмотря на множество книжных полок, здесь тоже было светло.
– Я могу работать здесь, – смущенно сказал Вебб, – а если кому-нибудь захочется почитать или шить…
Бонни отвела глаза.
Наверху были четыре спальни. В самой большой из них, примыкающей к фасаду, был камин со встроенными по бокам книжными полками. В этом маленьком раю оказались еще ванная комната, унитаз со сливом, горячая и холодная вода, и огромная ванна.
– Мы могли бы быть счастливы в этом доме, Бонни, – робко проговорил Вебб.
Бонни усомнилась, что выходить замуж можно только по любви.
– Конечно, – сказала она.
Глава 10
Элай был в смятении и раздражении. Он провел несколько часов за закрытыми дверями в «Медном Ястребе», споря с представителями Союза и их верными последователями, но добился очень немногого. Сейчас, зайдя на кухню Джиноа, он проклинал себя, неудивительно, что он ничего не достиг в этих переговорах: его мысли были заняты только Бонни. Она стала для него наваждением.
Джиноа, нагнувшись к открытой дверце духовки, с чем-то возилась. Элай всплеснул руками, и бумаги, которые он принес с собрания, разлетелись по кухне. Это были записи Сэта о ситуации на заводе.
– Боже! – гаркнул Элай, и младенец, лежавший в коробке, испуганно запищал. Элай выхватил коробку с ребенком из духовки. – Джиноа, ты что, рехнулась!?
Серо-голубые глаза Джиноа расширились, потом заискрились смехом.
– Отдай ребенка, Элай, – сказала она серьезно и мягко.
Элай отступил, держа ребенка, и с недоверием уставился на сестру. Та протянула к нему руки.
– Элай, – терпеливо повторила она, – ребенок…
Элай в ужасе смотрел на сестру. Как мог ее рассудок, прежде столь ясный, повредиться до такой степени за несколько лет? Он предположил, что виной всему одиночество. Отступив еще на шаг, Элай налетел на Сэта. Тот, ворча, собирал бумаги, разлетевшиеся по полу.
– Что здесь происходит? – раздраженно спросил Сэт, поблескивая очками и переводя взгляд с Джиноа на Элая.
– Это, – взорвался Элай, крепко держа коробку и расправляя плечи, – именно то, что я хотел бы узнать! Клянусь всеми святыми, Сэт, едва я вошел сюда, как увидел, что моя родная сестра собирается зажарить этого младенца, как молочного поросенка!
Джиноа разразилась смехом, и к ней, на удивление Элая, присоединился Сэт. Он выпрямился, забыв о бумагах, и осторожно забрал коробку из рук Элая.
Джиноа взяла ребенка, ее костлявые плечи все еще тряслись от смеха. Она закутала малыша в полотенце, заменявшее одеяло.
– Сюда, сюда, малыш, – нежно сказала она, ставя коробку в духовку.
Элай, рванулся было вперед, но его удержал Сэт.
– Элай, успокойся…
– Успокоиться?! – взвыл Элай, пытаясь оттолкнуть друга и спасти ребенка.
Сэт схватил Элая за плечи, на удивление крепко.
– Послушай меня, болван! Твоя сестра не собирается жарить младенца. Он родился преждевременно и его надо постоянно держать в тепле.
Элай закрыл глаза, чувствуя себя полным дураком. Воспоминания о той ночи, когда умер сын, вновь нахлынули на него, и он покачнулся, как от удара. Горе, которое, его никогда не покидало, сейчас ослепило его. Он закрыл лицо руками.
– Это Кайли, – тихо объяснил Сэт Джиноа и вышел. Элай напрягся, почувствовав у себя на плече руку Джиноа.
– Я очень огорчена, – мягко сказала сестра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34