— Думаю, что после знакомства со мной она успокоилась. Ей стало очевидно, что я не представляю никакой угрозы ее положению.
Граф удивленно взглянул на Элизабет. Неужели она и в самом деле не понимает, что чувствует мужчина в ее присутствии? Неужели не догадывается, что одного взгляда на нее достаточно, чтобы самый что ни на есть пресыщенный повеса воспылал желанием? Ну и слава Богу, что она об этом не догадывается.
— Никакого положения у леди Дэндридж нет, — заметил он. — В последнее время я все больше и больше склоняюсь к выводу, что эта особа мне надоела.
Он швырнул на стол кожаные перчатки, которые до сих пор держал в руках.
— Так что в будущем скорее всего ее визиты, в Рейвен-уорт-Холл совсем прекратятся или будут редкими и непродолжительными.
Несколько секунд Элизабет молчала, в упор глядя на графа, и наконец проговорила:
— Вы сердитесь за то, что она ко мне подходила. Вам неприятно, что ваша любовница разговаривала с вашей подопечной. Леди Дэндридж это предвидела.
— Леди Дэндридж обладает поистине необыкновенной проницательностью. Однако я намереваюсь закончить наши с ней отношения совершенно по другой причине.
— Если из-за того, что я живу в вашем доме…
— Ваше присутствие не имеет к этому никакого отношения. Я вам уже говорил, что не собираюсь из-за вас менять свой образ жизни.
— Тогда почему?
— Мириам Бичкрофт капризна и своенравна. Мне надоели ее детские выходки.
Склонив голову набок, Элизабет некоторое время размышляла над его словами, после чего заметила:
— Думаю, какая-то другая женщина вызвала ваш интерес. У такого человека, как вы, наверняка на примете немало женщин, которых он с удовольствием бы соблазнил.
Черт подери, она и в самом деле необыкновенно наивна, и слава Богу! Если бы она хоть на мгновение заподозрила, что всякий раз, когда он ее видит, его охватывает безудержное желание, она бы, забыв о страхе перед Бэскомбом, понеслась бы, как испуганный заяц. Впрочем, ей не о чем беспокоиться. Он не позволит желанию вырваться на волю. Он дал Элизабет слово и не намерен его нарушать.
И граф сказал Элизабет то, чего она ожидала.
— Мужчине необходима женщина, Элизабет. Мы с женой разошлись девять лет назад.
— Я знаю, — проговорила Элизабет, и черты ее лица смягчились. — Мне очень жаль, милорд.
Черт бы ее побрал! Не нужна ему ее жалость! Пытаясь скрыть смущение, Ник сердито буркнул:
— Нечего меня жалеть. Я счастлив, что живу так, как пожелаю, и мне не перед кем отчитываться.
И прежде чем Элизабет заговорила, прежде чем смогла прочесть в его глазах, что свобода, за которую он заплатил такую дорогую цену, больше ничего для него не стоит, повернулся и направился к двери.
— Продолжайте наслаждаться Блейком, мисс Вулкот, — бросил он и, выйдя за дверь, с облегчением вздохнул.
Элизабет сидела за обеденным столом напротив тети Софи. Последние из гостей его светлости разъехались по домам, и, к удивлению Элизабет, граф пригласил их с тетушкой на ужин.
Элизабет расправила салфетку, которой она прикрыла юбку зеленого шелкового платья, и взглянула на графа. Он был неотразим в своем темно-фиолетовом сюртуке, украшенном серебристым бархатным поясом, белой батистовой рубашке, черных панталонах и черных, начищенных до блеска сапогах.
Лакей поднес графу блюдо с жареным фазаном, и тот одобрительно улыбнулся. Элизабет смотрела на Николаса, не в силах оторвать взгляда. Боже правый! Как можно быть таким красивым? Лицо его было сурово, четкие черты придавали ему непроницаемое, холодное и даже несколько жестокое выражение.
Наконец Элизабет удалось обратить взгляд на стоявшую перед ней тарелку с золотой каемкой, от которой поднимался парок и исходил потрясающий аромат. Ужин, которым граф потчевал их с тетей Софи, был поистине восхитительным: суп из устриц, тюрбо в соусе из омара, пирог, начиненный трюфелями и куропатками, телятина с грецкими орехами в сладком соусе, засахаренная морковь и капуста, тушенная в масле. Среди прочего на десерт обещали подать яблочный пудинг.
Граф уплетал за обе щеки, да и тетя Софи от него не отставала.
— Бог мой! — воскликнула толстушка, на секунду оторвавшись от еды. — Все необыкновенно вкусно. Ваша кухарка, милорд, превзошла сегодня саму себя.
— Благодарю вас. Я непременно ему об этом скажу.
— Ему? — переспросила тетя Софи. — Так ваш повар мужчина?
— Да.
— А с ним вы тоже познакомились во время ссылки?
Элизабет едва не поперхнулась.
— Тетя Софи, не думаю, что его светлости приятно обсуждать свое прошлое.
— Напротив. — Рейвенуорт глотнул вина. — Я провел на Ямайке семь лет, и нелепо было бы притворяться, что их не было. Что же касается моего повара… Нет, я познакомился с Вэлкором не на Ямайке. Он служил в Рейвенуорт-Холле еще при жизни отца. Он и Эдвард Пендергасс были среди тех немногих, что не бросили меня, когда я вернулся в Англию.
Любопытство придало Элизабет смелости. Ей так хотелось узнать о графе как можно больше!
— А как вам жилось на чужбине, милорд? Там так ужасно, как все об этом говорят?
Откинувшись на спинку стула, граф вытянул длинные ноги.
— Сначала да. Я никак не мог поверить, что я действительно нахожусь в чужой стране, что я и в самом деле заключенный и что в течение целых семи лет моя жизнь будет в чьей-либо власти.
Он покачал головой.
— Плавание было просто кошмарным, а когда мы наконец добрались до острова, лучше не стало. С нами обращались как со скотиной, хотя, по правде говоря, многие из заключенных заслуживали подобного обращения: убийцы и воры, грабители, воры-карманники и жулики. Но были среди осужденных и порядочные люди, которые просто оступились.
— Как Фредди Хиггинс, — подсказала Элизабет.
— Как Фредди, и Тео, и Элиас. Обстоятельства сложились так, что эти люди вынуждены были пойти на преступление, однако они твердо решили по возвращении в Англию встать на праведный путь.
— И вы им в этом помогли, — заметила Элизабет.
Граф пожал плечами:
— Я сделал то, что смог. Каждый из них так или иначе помог мне в свое время.
— Очень благородно было с вашей стороны дать этим несчастным возможность начать новую жизнь, — вмешалась в разговор тетя Софи. — Только, думаю, ни один из представителей высшего общества так бы не поступил… Впрочем, вас к ним все равно нельзя отнести.
Элизабет вспыхнула от такой бесцеремонности, однако Николас лишь усмехнулся.
— Что верно, то верно, — согласился он.
— Вы сказали, что сначала было ужасно, — напомнила Элизабет. — А потом стало лучше?
Граф кивнул и сделал еще глоток вина. Как ни старался он выглядеть безразличным, лицо его приняло суровое выражение: похоже, воспоминания доставляли ему боль.
— Первые несколько лет я работал на сахарной плантации. Это был каторжный труд, да еще всякие насекомые, жара. Через четыре года плантацию приобрел новый владелец. Его звали Рейли Татум. Это был честный и работящий человек, стремящийся к процветанию своего дела. Когда он узнал, что я умею читать и писать, он забрал меня с плантации и поручил вести бухгалтерский учет. Со временем мы с ним даже стали в некотором роде друзьями. Я подсказывал ему, как лучше организовать дело, а он, в свою очередь, сделал условия моего пребывания в ссылке более или менее терпимыми.
Элизабет задумалась: можно представить себе, сколько ему пришлось выстрадать, хотя он и пытается говорить о пережитом с такой легкостью.
— Я думала, после таких испытаний, вы ожесточились, но вижу, что этого не произошло.
Граф снова пожал плечами, однако напряжение не покинуло его.
— Когда я в тот вечер отправился к Стивену Бэскомбу, я понимал, какие последствия повлечет за собой наша встреча. Но так или иначе я все равно намерен был его убить. По правде говоря, мне повезло, что меня не повесили.
По спине Элизабет пробежал холодок. «Я все равно намерен был его убить…» Дико было слышать такие слова, однако она понимала, что, должно быть, Бэскомб совершил какой-то из ряда вон выходящий поступок. Интересно какой? Ей хотелось спросить, но она боялась. Лицо графа было таким суровым, а поза настолько напряженной, что Элизабет решила не рисковать.
— Пожалуй, я уже созрела для десерта, — заметила тетя Софи, в кои-то веки сообразив, что пора переменить тему разговора. — Вы обещали яблочный пудинг, милорд, и я уже ощущаю, как он тает у меня во рту.
Рейвенуорт расслабился и улыбнулся. По контрасту со смуглой кожей зубы его казались ослепительно белыми.
— Сейчас я распоряжусь, миссис Крэбб.
Он повернулся к лакею. Тот кивнул, поклонился и вышел из столовой, а несколько минут спустя вернулся, неся огромный серебряный поднос, заставленный блюдами со всевозможными сластями, включая обещанный пудинг.
Элизабет принялась за свою порцию, поглядывая искоса на склоненного над тарелкой Рейвенуорта. Она все время открывала для себя в жизни и характере Беспутного графа что-то новое, поражаясь противоречивости его натуры. Повеса и распутник, картежник и дамский угодник, совершенно не стыдящийся своих пороков. И все-таки было в его глазах что-то, дававшее понять: под неприятной, будто приклеившейся к лицу маской скрывается совершенно другой человек.
А может быть, ей просто хочется думать, что граф лучше, чем он есть на самом деле? Но почему?
Вечер выдался на удивление приятным, по крайней мере был таким, пока тетя Софи не пошла к себе, оставив Элизабет с графом наедине в гостиной. Их разговор, такой непринужденный вначале, с каждой минутой становился все более и более вымученным. Рейвенуорт сидел с Элизабет совсем рядом и не сводил с нее взгляда. Глаза его при свете лампы казались совсем темными.
Было в их серебристых глубинах что-то такое, отчего у Элизабет захватывало дух, а сердце билось все быстрее и быстрее. Элизабет казалось, что в комнате нечем дышать.
Сославшись на усталость, Элизабет вышла из гостиной и поднялась к себе, но сна не было. Тишина сада манила, звала к себе. Что ж, если она тихонько спустится в сад по черной лестнице, никто ее не услышит, решила Элизабет.
Вытащив из ящика комода кашемировую шаль, Элизабет накинула ее на плечи, а концы завязала на груди. Спускаясь по лестнице, она наткнулась на Мерси Браун — та как раз шла наверх, — однако горничная уже настолько привыкла к ее ночным прогулкам, что лишь поздоровалась шепотом и пошла дальше.
Ночь стояла необыкновенно темная. Сквозь толщу серых облаков смутно проглядывала луна. Дождя не было, однако воздух был напоен запахом сырой земли и казался настолько влажным, что Элизабет поняла: прогулка будет недолгой.
Она пошла по извилистой, посыпанной гравием дорожке, наслаждаясь терпким ночным воздухом, легким ветерком и одиночеством. Где-то тихонько заухала сова. Элизабет взглянула вверх: что-то белое промелькнуло прямо над головой. Тяжело захлопали крылья, нарушая тишину.
Элизабет улыбнулась. Ей всегда нравились совы, загадочные, непостижимые существа, дикие и независимые, живущие по своим законам, не имеющим ничего общего с человеческими. Совсем как граф, подумала Элизабет и улыбнулась. Ну надо же, сравнить графа с совой! Скорее уж он похож на сокола — птицу беспощадную, агрессивную и опасную, с которой нельзя не считаться. Или на ворона, от которого, кстати, и происходит его фамилия, темного и зловещего.
Но больше всего Рейвенуорт был похож на ястреба — красивую, умную птицу, которая охотится только для того, чтобы добыть пропитание себе и своим детям, и в случае необходимости умеет за себя постоять.
Поплотнее запахнувшись в шаль, Элизабет все шла и шла по тропинке, останавливаясь лишь для того, чтобы полюбоваться только что распустившимся цветком. Внезапно справа от нее мелькнула какая-то тень, и Элизабет испуганно вздрогнула. Наверное, показалось, подумала она, но испуг не проходил. Элизабет остановилась, напряженно прислушиваясь, но все было тихо. Наверное, это сова. Вернулась в свое гнездо, досыта налетавшись по полям.
Чувствуя, что ей все-таки не по себе, Элизабет повернулась и направилась к дому. Но не успела она пройти и нескольких шагов, как послышался шорох, и на дорожку прямо перед ней выскочил человек.
Элизабет испуганно вскрикнула и, повернувшись, бросилась бежать, но столкнулась с другим мужчиной, неслышно появившимся позади нее. Незнакомец был худющий — кожа да кости, но высокий и, как это ни странно, видно, что сильный. Элизабет закричала, однако тощий зажал ей рот рукой, и крик получился приглушенный и слабый.
Первый — огромный рыжебородый грубый детина — грязно выругался и, схватив Элизабет, заломил ей руку за спину с такой силой, что на секунду ей показалось, что она теряет сознание от боли.
— Закрой пасть, сука, а иначе я тебе помогу! — зло прошипел он. — Ты меня слышишь? Замолкни и делай то, что я скажу!
Морщась от боли, Элизабет прикусила нижнюю губу и кивнула, решив дождаться подходящего момента, чтобы звать на помощь.
Однако сделать это ей не пришлось. Послышались быстрые шаги: кто-то бежал по дорожке. А в следующее мгновение тощий бандит взлетел на воздух и через секунду рухнул на землю.
— Николас! — крикнула Элизабет.
Не отвечая, граф схватил все того же незадачливого похитителя за ворот рубашки и нанес ему такой сильный удар в челюсть, что он снова свалился на землю, стукнувшись головой. Не дожидаясь, пока Уорринг доберется и до него, бородатый детина схватил Элизабет за руку и потащил ее за собой, однако она уперлась каблуками в землю и принялась отчаянно вырываться. Она не позволит, чтобы ее отвезли к подонку Бэскомбу! Не бывать этому!
Николас устремился за ними. Схватив рыжего за плечо, он с силой оттолкнул его, а как только Элизабет отскочила, вырвавшись из его железных лап, нанес ему такой мощный удар в живот, что детина согнулся в три погибели.
Он пришел в себя довольно быстро, однако граф не стал терять времени даром. Он снова ткнул рыжебородого кулаком в живот, отчего тот снова согнулся пополам. Не теряя ни секунды, Рейвенуорт саданул его ногой по подбородку. Громко хрустнула челюсть. Детина тяжело рухнул на землю, похоже повредив при этом руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49