Отсмеявшись, Вильгельм снова обратился к ней:
— Ты скоро начнешь уважать меня, Райна Этчевери, а может, даже и любить.
Она искала достойный ответ, но тут король велел женщинам подняться.
Пытаясь сохранить хоть видимость достоинства, Элан поднялась с колен и, поправив юбки, обойдя Максена, подошла к пожилому норманну.
— Отец…
— Дочь…
Райна едва не упала на короля. Как же она слепа! Этот пожилой человек имел такое же телосложение, как и Максен, похожие черты лица, только слегка измененные временем — широкоплечий, темноволосый, но густая шевелюра Пендери-старшего была щедро посыпана серебром. Если бы не двадцатилетняя разница в возрасте, он вполне мог сойти за близнеца Максена.
— А теперь отведаем угощения, — король направился к столу.
Райна знала, что монарх занимает самое высокое место, но то, что он сел там, где обычно сидел Максен, почему-то больно задело ее.
Вот так он занял место короля Гарольда…
— Мне нравится эта шея, — прошептал ей на ухо Максен, проведя пальцем по ее горлу. — Прошу, не наседай на короля, а то мне придется вылезать из кожи, заглаживая провинность.
У нее словно камень скатился с сердца. Она улыбнулась.
— Вот и хорошо. А ты не можешь улыбнуться моему отцу?
Она посмотрела на человека, который как раз перевел взгляд с Элан на нее. В его глазах светилось неодобрение. Наверно, потому, что он знал, кто она в замке, и ненавидел ее за это.
Рыцарь, очевидно, почувствовал настроение отца и счел нужным представить ему саксонку.
— Отец, это Райна Этчевери. — Затем посмотрел на девушку. — Мой отец, барон Пендери.
Она учтиво поклонилась, но старый барон остался неподвижен, и выражение его лица ничуть не изменилось.
— Я недоволен, — буркнул старик, взглянув на сына.
— Я вовсе не старался доставить тебе удовольствие, — ответил рыцарь, словно не замечая родительского гнева.
Положив руку на плечо Райне, он пошел с ней к помосту, где сидел король.
— Твоему отцу я не понравилась, — прошептала она.
— Его одобрение меня больше не волнует. Если ты ему не понравилась, то это его дело.
Ей было не по себе, когда она садилась рядом с ним. Обед показался девушке испытанием сродни прогулке по иголкам… раскаленным иголкам. Выпивая кубок за кубком, Вильгельм пришел в хорошее расположение духа. За два часа, прошедших с начала пира, Райна прониклась уважением к этому человеку. Нет… девушка была очарована умом и обаянием проклятого, как ей прежде казалось, короля.
Когда обед подошел к концу, вокруг Вильгельма собрались рыцари для обсуждения каких-то вопросов, которые тот оставил на десерт. Король забыл про шутки и говорил сухо и деловито. Перед рыцарями предстал уже не весельчак, душа общества, а суровый властелин.
Как и предполагала Райна, ее и Элан выпроводили из зала, и они сидели в комнате Максена. Удивительно, но никто этому не воспрепятствовал. Там можно было подслушать разговор. Вероятно, ей удастся узнать причину появления войска в Этчевери. Впрочем, ей казалось, это она уже знает.
Она прекрасно понимала, что стоять около ширмы и подслушивать при Элан некрасиво, но девушка все же пошла на это.
— Я слышал, что противник находится к северу от Этчевери, — раздался басовитый голос Вильгельма. — Один день езды.
— Он говорит об Эдвине? — осведомилась Элан.
Саксонка повернула голову, увидела стоящую рядом норманнку и вздохнула с облегчением — значит, та не находит в ее поступке ничего плохого. Что поделаешь, женское любопытство — порок.
— Да, думаю, о нем, — подтвердила Райна.
Хотя другие упоминали о Харволфсоне не иначе как о «волке», Вильгельм не употреблял это устрашающее прозвище.
— Говорят, он готовится к тому, что называет «последней битвой», — продолжал король. — И через две недели намерен напасть на Лондон.
Рыцари взволнованно зашумели.
— Но не он, а я нападу на него, — твердо произнес Вильгельм. — Утром мы двинемся в путь, а через день его кровь окропит землю, как когда-то кровь Гарольда.
Райна вздрогнула, а Элан сморщила свой прелестный носик.
— Максен Пендери, ты готов выступить со мной?
«Как будто у него есть выбор?» — подумала саксонка, ощутив, как тревожно забилось сердце.
— Я и мои люди, — ответил рыцарь, — выступят вместе с вами, милорд.
— Гай? — едва не задохнулась Элан и, схватив руку Райны, трясла ее до тех пор, пока саксонка не посмотрела на нее. — Он не может говорить о Гае? — умоляюще спрашивала она побледнев.
Ничем утешить ее нельзя, а ложь обнаружится утром, поэтому Райне ничего не оставалось делать, как кивнуть.
— Возможно, ты ошибаешься, Элан, потому что Гай — правая рука Максена, самый уважаемый здесь человек.
И тут ей пришлось броситься на помощь норманнке, которая грузно осела на пол.
— Элан.
Девушка закатила глаза и, как сноп, упала на ее руки.
— Ох, Элан! — застонала Райна. — И почему ты такая слабенькая!
Держать на руках ее было тяжело, и Райна опустилась с ней на пол, положив ее голову себе на колени.
— Господи, приди же в себя!
Через несколько минут норманнка открыла глаза.
— Боже, скажи мне, что это неправда…
— Прости, но я не могу, — огорченно прошептала Райна.
Глаза Пендери затуманились слезами:
— Я никогда никого не любила до Гая. Я не могу потерять его.
Можно подумать, Райна мечтала потерять Максена!
— Знаю, — проговорила она, отбрасывая прядь с мокрого лба норманнки. — Но мы должны быть сильными и верить.
— Как я могу? Я так ослабла из-за беременности, что у меня даже не хватает сил пережить день.
Девушка прижала ладонь к животу:
— Скоро я от него избавлюсь.
— Не говори так, — отрезала Райна. — В чем виноват младенец? — Неловко цовернувшись на бок, Элан села, потом с трудом поднялась.
— Ты права, — неожиданно согласилась Пендери. — Это только моя вина и ничья больше.
Чувствуя, что та готова признаться, Райна спросила:
— Даже не Эдвина?
Элан, взглянув на нее, отвела глаза.
— Конечно, это его вина, но если бы я по глупости не оказалась одна в лесу, этого бы не случилось.
Когда-нибудь, но не сейчас, она скажет правду. В этом Райна не сомневалась. Вздохнув, саксонка тоже поднялась.
— Я знаю, что другое ты хотела услышать, Райна, но именно это со мной произошло. Поверь мне.
Что толку спорить? Это ничего не даст. Отвернувшись от Элан, она снова стала прислушиваться к разговору в зале. Оттуда доносился приглушенный разговор, словно ряды гостей поредели. Девушка осторожно выглянула из-за ширмы. Еще недавно возле помоста толпилась добрая сотня рыцарей, а сейчас их было не больше дюжины.
Что произошло за то время, когда она занималась Элан? Сказано ли было о чем-нибудь важном? Саксонка посмотрела на Максена и короля, сэра Гая и Пендери-старшего, окинула взглядом остальных. Все говорили одновременно и негромко, так что не удавалось разобрать слова.
— Что они болтают? — повиснув на Райне, спросила Элан.
— Я ничего не могу разобрать.
Райна и Элан отошли от ширмы.
— А как ты думаешь, о чем они говорят?
— Обсуждают свой поход. Я в этом уверена.
Выпятив живот, Элан прислонилась к спинке кровати и медленно опустилась на нее.
— Надо молиться, — она сложила руки перед собой. — А ты?
Молящаяся Элан? Та Пендери, которую она знала, даже и помыслить не могла об этом. Но ведь тут любовь, не так ли? А любовь может круто изменить всю жизнь.
— Я буду молиться с тобой, — наконец сказала саксонка и опустилась на колени.
— Мы почти стали подругами, да? — осторожно спросила норманнка и, закрыв глаза, зашевелила губами.
«Странные какие-то подруги», — подумала Райна, но не стала в это углубляться. Мир всегда лучше ссоры.
— Что будет? — спросила Райна, когда после ночной прогулки с королем возвратился Максен.
Вытянувшись рядом с ней на соломенной подстилке в зале, рыцарь прижал ее к себе:
— Что будет, или что я сделаю?
— Не увиливай от ответа.
— Ну, наверно, все-таки сражение, хотя я дал королю повод для размышления.
— Ну и как?
— Ты помнишь, я говорил, что готов пожертвовать Этчевери, если это приведет к миру?
— Конечно, помню.
— Вот об этом я и говорил с Вильгельмом.
Сердце девушки зашлось от боли — так она боялась за человека, которого любила больше всего на свете.
— И что он ответил?
— Король назвал меня трусом.
Гнев охватил девушку:
— Он испытывал тебя.
— Это я знаю, но когда Вильгельм сказал, что кровожадный воин Гастингса мертв и что я должен был оставаться в монастыре, я понял, что обязан доказать обратное.
— Но это в тебе в самом деле умерло, поэтому ты не можешь доказать, что король ошибается.
— Неужто не могу?
Он покачал головой:
— Я молю Бога, чтобы это оказалось правдой, но во мне еще остались сомнения. Я чувствовал это, сражаясь с Анселем.
Она задрожала от ужаса, вспомнив страшный поединок. Смерть негодяя — облегчение для всех, но, исполняя свой долг, Максен казался не человеком. Он ничем не отличался от кровожадных хищников. Наверно, он будет таким в сражении с Эдвином. Неужели ее возлюбленный не изменился?
— Нет, — сказала девушка. — Есть разница в убийстве человека, достойного смерти, и невинного. При Гастингсе ты этого еще не понимал, но сейчас — другое дело.
Пендери ласково коснулся ее.
— Ты поддерживаешь во мне бодрость духа, дорогая моя саксонка, — пробормотал он, явно не желая спорить.
— Ну и что ты сделаешь? — не унималась она.
Рыцарь вздохнул:
— Я поеду вместе с ним и буду молиться, чтобы армия Эдвина оказалась сильной. Тогда король всерьез задумается над тем, что я предлагаю.
Для Вильгельма, как думала Райна, важно только то, могуч или слаб Эдвин. Тут уж о мире и говорить не приходится.
— Ты все еще считаешь, что можно обойтись и без кровопролития? — спросила она.
— Надежда слабая, — вздохнул Пендери, — хотя Вильгельма донимают постоянные мятежи, но с каждой военной удачей его мощь растет. Победа над Харволфсоном будет для него самым великим событием.
Райна прижалась к нему:
— Я боюсь за тебя, Максен.
— Не думай об этом.
Он был прав. Ведь она сама сказала Элан, что женщины должны казаться сильными. Закрыв глаза, Райна подумала, что опять нарушила данное себе обещание рассказать Пендери о зачатии. Утром рано рыцари уйдут в поход, а накануне его и предстоящего сражения нельзя говорить об этом. Да и ложь ее откроется. Он рассердится, что она сразу не сказала правду. А гнев делает нетвердой руку в битве. Потом — она надеялась, что час придет, — Максен узнает правду.
Глава 29
— Я не хочу идти! — взвыла Элан. — Не заставляй меня. Я не могу видеть человека, который сотворил со мной такое!
Она прижала руку к раздувшемуся животу.
— Я не прошу, — глухо бросил Пендери-отец. — Я говорю. Ты увидишь своими глазами смерть негодяя!
— Мне хватит того, что он умрет, — не сдавалась дочь.
— А мне нет. Теперь собирай вещи и готовься в путь.
Максен вместе с Райной вошел в зал, неся с собой свежесть раннего утра.
— Ей нельзя уже ездить верхом, — вмешался рыцарь, который слышал обрывки разговора.
Отец резко повернулся к нему.
— Ты боишься, что она потеряет внебрачного ребенка? — взревел он. — Да это же лучшее, чего можно желать!
Сын остановился в нескольких шагах от отца:
— Это риск не только для ребенка, но и для Элан.
Лицо старого вояки, закаленного в постоянных сражениях, побагровело от гнева:
— Элан — моя плоть и кровь. Она, хоть и женщина, но унаследовала мою силу.
— Она беременная женщина, — уточнил Максен, повысив голос. — И останется в Этчевери.
Отец словно потерял дар речи, но, придя в себя, упрямо вскинул голову:
— А я говорю, она поедет!
«Господи, пресвятая Матерь божья! — встревожилась Райна. — Неужели отец и сын затеют потасовку?»
Максен, не мигая, смотрел в глаза отца.
— Она поедет, — повторил старик.
— Останется, — настаивал рыцарь.
— Прости, Максен, — раздался голос короля Вильгельма, который вышел из-за ширмы, — но я на стороне твоего отца.
Гневно сверкая глазами, хозяин замка повернулся к королю и горячо возразил:
— Вы не можете не видеть, что моей сестре скоро рожать.
Он, должно быть, забыл, кто стоит перед ним и чем грозит ему это возражение.
— Я это вижу так же хорошо, как и вы, но если учесть ваше предложение, леди Элан и ее ребенку полезно путешествовать.
Значит, Вильгельм все-таки задумался над советом Максена заключить мир с Эдвином. Райна обрадовалась, но сердце ее зашлось от тревоги за норманнку.
— О каком предложении говорит милорд? — спросил Пендери-старший.
Король, стоя между отцом и сыном, пристально посмотрел на Максена:
— Тебе не следует знать об этом. Или сказать, Максен?
— Все равно, — хмуро отозвался рыцарь. — Элан останется в Этчевери.
— А ваша прелестная саксонка? — бросил на нее взгляд Вильгельм.
Максен ощетинился:
— Какое ей дело до всего этого?
— Ведь девушка была когда-то обручена с мятежником. Я хочу, чтобы она тоже поехала с нами.
Молодой Пендери закипел от возмущения:
— Зачем?
Короля начинало раздражать упрямство хозяина замка.
— Немногим я позволяю задавать мне вопросы. Я разрешаю это тебе лишь потому, что ты верно служил все эти годы, но я устал.
Подмывало рыцаря поспорить, но ведь от королевского предупреждения не отмахнешься. Райна молила Бога, чтобы ее возлюбленный перестал задавать вопросы, а то может и не дожить до сражения.
Об этом самом подумал и Максен. В поединке один на один он, бесспорно, вышел бы победителем, но о поединке честном, как на турнире, и речи не могло идти — вдоль стен стояло две дюжины рыцарей из свиты короля, готовых по мановению руки ринуться на обидчика. Как бы ни было горько признать, но столкновение с Завоевателем ничего хорошего не сулило. Ни Элан, ни Райна не останутся в Этчевери.
Неохотно молодой Пендери отступил:
— Я ваш слуга, ваша милость. Ваше приказание будет исполнено.
Король расплылся в улыбке, будто ничего не произошло.
— Ты снова сослужишь мне хорошую службу, — он хлопнул рыцаря по плечу. — В этом я уверен.
Повернувшись, Вильгельм, сопровождаемый свитой, направился к выходу.
Пендери-сын и Пендери-отец молча сверлили друг друга ненавидящими взглядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41