— Нет, дыхания не было, — упрямо возражала колдунья, тоже в сотый раз отрицая его слова.
— Еще неизвестно, удастся ли под моим водительством изгнать захватчиков, — продолжал Эдвин, не слушая ее возражения, — а что касается Райны… — и замолчал в раздумье.
Если верить Этелю и его сотоварищам, она не отреклась от своего народа, а сдалась, когда не было выбора. Но как быть с пятым саксом, пронзенным стрелой в тот миг, когда он поверил в свободу и честность Пендери? Знала девушка, что задумал Максен?
— Знала, — словно прочитала его мысли Дора. Эдвин резко повернулся:
— Ты угадала мои мысли, Дора. Может, ты и впрямь обладаешь таким даром, и в этом все твои чудеса?
Рассмеявшись — ее смех походил на скрип двери, — она подошла ближе и остановилась прямо перед ним:
— Дар, а? Да, я обладаю им, хотя ты прекрасно знаешь, что это еще не все. У меня есть власть…
— Хватит!
Он больше не станет ее слушать — иначе придется заключить сделку с самим дьяволом. Почему бы просто не отослать старуху? Эта мысль уже трижды за день приходила в голову, но что-то удерживало его.
— Она подарит тебе сына, Эдвин, — заговорщицким тоном проговорила старуха.
Сакс нахмурился.
— Райна?
— Нет. — Дора помахала сморщенной рукой. — Я говорю об этой шлюхе, Элан Пендери.
Он был ошеломлен ее словами и не напомнил, что не так давно она и Райну называла шлюхой. Неужели после одной встречи девушка зачала?
— Сын, — пробормотал он.
В его душе, наполненной местью и ненавистью, шевельнулось теплое чувство.
— Послушай меня, Эдвин. Ему нельзя жить на этом свете.
— Что? — воскликнул он. — Ты предлагаешь мне убить своего собственного сына?
— Неважно, чья рука это сделает.
— Ты зашла слишком далеко, старуха, — взревел сакс, сжимая и разжимая кулаки. — Уходи, иначе я избавлюсь от тебя раз и навсегда.
Дора широко раскрыла глаза:
— Он будет норманном!
— И саксом тоже.
— Одна капля норманнской крови может все испортить.
Харволфсон не был охотником убивать, но сейчас он бы с удовольствием свернул старухе шею, радуясь хрусту костей.
— Я не хочу повторять, — рявкнул он и оттолкнул от себя колдунью.
Дора едва устояла на ногах, запутавшись в плаще.
— Я все сделаю для тебя! — закричала она. — Я вернула тебе жизнь! Не только при Гастингсе, но и когда Томас Пендери… — тут старуха замолчала, застыв от ужаса.
Один прыжок — и Эдвин был рядом.
— Так это ты, да? Ты сделала это!
Женщина долго на него смотрела, зрачки ее глаз расширились, потом опять сузились:
— Я убила его!
— Ты метнула кинжал?
— Я!
Господи, может, она и ведьма, но откуда взялись силы в ее тощем, старом теле, чтобы бросить кинжал и попасть в цель?
— Зачем?
Дора провела языком по пересохшим губам:
— Он хотел тебя убить, а этого я не могла допустить. Не для того я воскресила тебя. Конечно, ты мне обязан.
Харволфсон, оглянувшись, посмотрел на нее:
— Я ничем тебе не обязан, старуха, и уж никак не жизнью сына.
— Это так мало, Эдвин.
Разъярившись, он шагнул к ней с явным намерением сломать шею.
Старуха с неожиданной для ее возраста ловкостью увернулась.
— Я тебя предупредила, — взвизгнула она и бросилась наутек.
Эдвин посмотрел ей вслед, потом, закрыв глаза, опустил голову на грудь. Господи, как он устал от крови, сражений, мести и ненависти, от постоянного бегства и ожидания, когда Вильгельм поймает его, устал от бесконечных нашептываний и козней Доры и зла, которое она принесла в его жизнь.
Глава 26
Зима сменилась весной, и до Этчевери дошел слух о блестящей победе короля Вильгельма у Йорка, оплота мятежников. Но Эдвина не было среди саксов, павших от руки короля. О Харволфсоне не поступало вестей месяца два, и постепенно разговоры о нем затихли. Ходили слухи, что он нечестными путями раздобыл хорошее оружие, что его люди шли в бой конными, а не пешими, что число его сторонников доходило до тысячи, что их боевое мастерство не уступало норманнскому. Но трудно было отличить правду от вымысла. Оставалось только ждать.
Все знали, что скоро Максена призовет король, и каждый день считался только отсрочкой.
Никто из обитателей Этчевери не мог пожаловаться на голод, хоть и кормили не до отвала. Особое питание получала лишь Элан и ее неродившийся ребенок.
Для Райны молодая женщина была загадкой, но одно она знала наверняка — гостья солгала, очернив славное имя Эдвина.
Сестра Максена могла быть любезной, если это ей было выгодно, но вскоре все обитатели замка убедились в ее вспыльчивости, изменчивости нрава, в готовности оскорбить ни в чем не повинного человека. У нее появилось немало врагов, но в их числе не было сэра Гая.
Рыцарь прекрасно ее понимал. В нем неожиданно проснулось чувство юмора, что удивило знавших его друзей. Особенно оно было кстати, когда на Элан накатывала меланхолия. Он смотрел на девушку, и что-то похожее на восхищение светилось в его глазах, но Райна старалась не замечать вспыхнувшей страсти у сурового Торкво к никчемной пустышке и бессовестной лгунье Элан.
Чем больше становился ее живот, тем злее делался язык. Ее гневные тирады стали притчей во языцех. Но то, что произошло тем прохладным весенним днем, надолго осталось в памяти обитателей замка.
Еще не закончился обед, как Элан вскочила из-за стола, сверкая злобно глазами.
— Я слышала вас! — завизжала она. — Вы все шепчетесь за моей спиной. И ты, — девушка ткнула пальцем в Лиган, стоявшую с кувшином в руке, — ты осмелилась плохо отзываться обо мне! Ты, готовая переспать с псом, если рядом нет мужчины!
— Неправда! — воскликнула Лиган.
Хотя время от времени она встречалась с рыцарями, но у нее не было репутации Сеты, и поэтому она глубоко была оскорблена.
— Леди Элан, — взволнованно вмешался сэр Гай, отходя от очага, где собралось несколько рыцарей.
— Разрази вас гром! — метала молнии лживая норманнка. — Чума на ваши дома!
— Элан! — прикрикнул Максен, но она не хотела его слушать.
— Думаете, мне нужно ваше уважение? — продолжала она. — Нет! — и положила руку на вздувшийся живот. — Это правда, что я ношу ублюдка, но мне этого нечего стыдиться, если его отец — сакс, который поставит вас на колени!
Райна успела подойти к ней раньше, чем Гай и Максен.
— Вы устали, — тихо сказала она. — Пойдемте, вы отдохнете на постели брата.
Саксонка осторожно положила руку на плечо норманнки, но та, сбросив ее, резко повернулась:
— А ты! Ты еще больше шлюха, чем…
— Замолчи! — рявкнул Максен, оттаскивая сестру от Райны.
— Я еще не кончила! — пыталась сопротивляться Элан.
— Милорд, — обратился к господину Торкво, — если вы позволите, я смогу ее успокоить.
— Успокоить? Меня!? Думаешь, я собака, которую можно погладить, потрепать за ушами и отшвырнуть ногой? Мне не надо твоего сочувствия, твоего понимания, ничего!
Торкво изумленно заморгал глазами, побагровел, плотно сжав губы.
— Тогда я больше не желаю знаться с вами, Элан Пендери, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Можете плакать, можете жалеть себя, бичевать, но на меня больше не рассчитывайте.
Расправив плечи, высоко подняв голову, рыцарь резко повернулся и пошел к очагу, где его ждали товарищи, довольные отповедью, которую он дал лгунье.
— И с меня хватит, — поднялся разгневанный брат и потащил упирающуюся девицу за ширму.
Она отчаянно пыталась вырваться.
— Гай! — визжала норманнка.
Рыцарь остановился, но не повернулся. Она поняла, что он не поможет. Опустив голову и сгорая от стыда, Элан поплелась за братом.
Максен схватил ее за руку и резко сказал:
— Сначала — в мою комнату, потом — в монастырь.
Райна заметила, что норманнка тщетно пыталась поймать взгляд сэра Гая. Поспешив следом за Пендери, она нагнала их.
— Милорд, — обратилась она к Максену, — разве нельзя леди Элан поговорить с сэром Гаем?
— Можно, нельзя… — не останавливаясь, буркнул барон. — А что хорошего из этого выйдет? Он терпит все ее капризы, а надо просто отшлепать ее, пытается понять то, что невозможно понять. И что он получил?
— Может…
— Может, нет! Я устал от ее выходок. Сегодня этому пришел конец!
Понимая, что идет на риск, Райна встала перед ним:
— Прошу тебя, разреши Элан и Гаю поговорить.
— Отойди! — Пендери едва сдержался.
Было бы проще позволить Максену сорвать злость на Элан, но один взгляд на несчастную молодую женщину заставил сердце ласково сжаться.
— Он нужен ей! — не унималась она. Очевидно, смысл ее слов дошел до Максена.
Его лицо немного смягчилось, и он, нахмурившись, взглянул на сестру.
— Ради бога, Максен! — взмолилась та, заливаясь слезами.
Рыцарь взглянул на Торкво и подавил вздох, готовый сорваться с уст:
— Сэр Гай, иди сюда.
Тот повиновался не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем рыцарь подошел к барону.
— Милорд?
— Моя сестра хочет поговорить. Ты согласен?
Гай замешкался, потом согласился. Максен подтолкнул Элан к рыцарю, прошептав ей на ухо:
— Хватит, Элан, иначе утром отправлю тебя в монастырь.
Хотя на улице было холодно, Торкво и девушка вышли из зала, оставив Райну наедине с Пендери. Она ожидала увидеть искаженное гневом лицо, но он неожиданно улыбнулся:
— Только ради тебя!
Если бы не Райна, он бы непременно высказал сестре все, что о ней думал, выплеснув накопившуюся в душе злость, и рано утром отправил бы ее в монастырь.
— Идем, — рыцарь повел Райну за собой, чувствуя, как напряглось его тело, как к низу живота прилил жар, снять который могла только она.
Саксонка с готовностью пошла за ним за ширму, где они пылко отдались плотским утехам. Годы, проведенные без женщины, сказывались на Пендери, но каждый день с Райной словно воскрешал его. Прошли уже месяцы, а Райна оставалась бесплодной, что крепко печалило Максена, давая пищу для горьких раздумий. Он вновь и вновь вспоминал свое обещание никогда не жениться на ней, но вопреки этому старался прочно привязать ее к себе, сделать женой, чтобы она неотлучно была рядом днем и ночью, чтобы завести детей, прожить с ней долгую, счастливую жизнь и вместе состариться. Стоит ли удивляться, что Максен с нетерпением ждал того дня, когда Райна скажет ему о зачатии. Может, в этом месяце…
Они лежали на боку, сплетя руки и ноги, и молчали, наслаждаясь близостью.
— Спасибо, Максен, — прошептала она.
— Все ради моей дамы.
Она ущипнула его за бок:
— Я говорю об Элан и Гае.
Максен открыл глаза.
— Элан, — простонал он. — Что мне делать с ней?
В душе его еще теплилась надежда, что она больше не даст повода для тяжелых разговоров.
— Считаешь, что он может приструнить ее?
— Если это вообще кому-нибудь под силу…
— Почему ты так тревожишься о ней, Райна? Почему, если она обозвала тебя шлюхой?
— Мне ее жаль. Как подумаю о ней — душа не на месте.
— Несмотря на то, что она лжет, обвиняя Эдвина?
Девушка посмотрела ему в глаза:
— Она лжет.
Он не говорил вслух о том, что уже давно считает сестру лгуньей и не верит, что Эдвин — насильник.
— Пришла весна, — он подвел разговор к тому, что скоро встретится с Эдвином на поле битвы.
— Да.
— Мне надо тебя кое о чем спросить.
— Спрашивай.
— Об Эдвине, — предупредил рыцарь.
Она отвела глаза:
— Ну, конечно.
— Можно ли заключить с ним мир?
Райна приподнялась, села на постели:
— Мир? Но я слышала, что Вильгельм хочет его смерти.
Пендери тоже сел рядом в постели:
— Да, но я, пожалуй, смогу разубедить его, если, конечно, будет согласие Харволфсона.
Смутившись, саксонка покачала головой:
— Максен, я думала, ты тоже хочешь его смерти.
— После всего, что я тебе рассказал о Гастингсе?
Он опять вспомнил залитый кровью луг, но приказал себе не думать об этом.
— Нет, если можно избежать кровопролития, я воспользуюсь этим.
— Но послушает ли тебя Вильгельм?
Законный вопрос. Если король по-прежнему уважает Пендери, то встанет на его сторону. Но встанет ли?
— Но вот задача: как убедить Эдвина пойти на мир?
Райна улыбнулась, глаза ее застилали слезы счастья, и она обняла возлюбленного:
— Я знала, что у тебя доброе сердце, знала.
«Доброе сердце», — удивился он, вдыхая сладкий запах ее кожи. Что она хотела этим сказать? Что в желании помириться с Харволфсоном он не похож на дикаря, на кровожадного воина, коим показал себя при Гастингсе? Как могла девушка простить его, если он сам не мог? Он лелеял в душе смутную надежду, что, избежав кровопролития, получит у Бога прощение. Конечно, это только слабая надежда, но стоит рискнуть, чтобы снять бремя с его души.
— Какова цена мира, Райна?
Откинув голову, она заглянула ему в глаза:
— Не знаю. Может, вражда зашла уже слишком далеко.
— Он хочет получить обратно Этчевери.
— Да, это его земля, его предков, но, думаю, его замыслы простираются дальше и охватывают всю Англию. Этчевери для него мало!
— Мне придется еще поломать голову над этим.
— Ты говорил, что дашь ему земли в обмен на мир?
— Если это положит конец восстанию, то верну ему Этчевери, но потребуется согласие короля.
А Райна улыбалась. В ее глазах светились веселые искорки и что-то такое, от чего у Максена сильнее забилось сердце. Неужели это любовь? Так светиться могут глаза только любящего или благодарного человека. Он старался уверить себя, что это любовь. Так или нет, но ему очень того хотелось.
— Я знаю, ты сделаешь это. Ты принесешь Англии мир.
Ее слова отвлекали норманна от любовных переживаний. Он покачал головой.
— У Эдвина много сторонников, но есть и немало непримиримых саксов. Даже если Харволфсон пойдет на мир, война не прекратится. Просто она будет не столь обременительна.
Райна приуныла, но тут же вновь воспряла духом:
— Было бы доброе начало, а конец придет сам собой. Ты всего добьешься, если уговоришь короля и Эдвина.
— Я уже давно думал об Эдвине, — он старался отвлечься от многочисленных «если» да «кабы», — и я заметил в нем одну странность. Может, поможешь мне разобраться в ней?
— Что за странность?
— По саксонскому обычаю он как приближенный короля должен был умереть вместе с ним, но Харволфсон пережил его и вернулся в Этчевери, чтобы возглавить мятеж.
— Да, он вернулся, но перед тем побывал в царстве мертвых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41