Текли минуты, сливавшиеся в часы мучительных раздумий, и вот, наконец, в полночь заявился хозяин замка.
Шагая по гулкому каменному полу, он подошел к узнице и, не говоря ни слова, глядел на нее сверху вниз.
Напряженное молчание нарушила Райна:
— Вы нашли того, кто подбросил кинжал?
Рыцарь клацнул зубами:
— Нет, но найду.
— Что вы хотите за свободу саксов?
Норманн возвышался над нею, словно каменная глыба, холодная и мрачная, и лишь блеск глаз выдавал в нем присутствие жизни.
— Правду, Райна, — дохнул он ей в лицо винными парами. — Начните говорить правду, а я, возможно, начну проявлять милосердие.
Ясно, что он хочет узнать не только имя человека, подбросившего ей кинжал, но и того, кто убил Томаса.
— Я не знаю, кто заколол вашего брата. Клянусь, не знаю.
Пендери посмотрел ей в глаза:
— Я почти верю вам.
Его искренность удивила ее:
— Правда?
— Почти.
Конечно, ничего из ряда вон выходящего не произошло, но все-таки это было лучше, чем ничего.
— Максен, — начала было она, от волнения забыв, что ей запрещено называть его по имени, — проявите великодушие.
Похоже, Пендери не придал никакого значения ее непочтительному обращению к нему.
— Я уже принял решение!
Он подошел к постели и начал раздеваться. Его жестокая неуступчивость подлила масла в огонь, который был зажжен еще Томасом, но стал угасать после его смерти. Никто и никогда не злил ее так! Отбросив одеяло, она встала и, гремя цепью, подошла к нему.
— Вы думаете, вы единственный, кто потерял? — дрожащим от гнева голосом спросила Райна.
Надев рубашку, норманн повернулся к ней:
— Предупреждаю вас, — прохрипел он. — Я слишком много выпил и слишком мало ел, поэтому убирайтесь в свое кресло, иначе я укрощу ваш неуместный гнев в своей постели.
— Неуместный? — взорвалась Райна, не задумываясь о том, что своим криком разбудит спящих за ширмой рыцарей. — Значит, вы имеете право возмущаться, а я нет?
Смело подойдя к постели, она дерзко вскинула голову:
— Вы потеряли двух братьев и оставили обитель, где раскаивались в совершенных злодеяниях. Разве я виновата в этом? — она невесело рассмеялась. — У вас еще есть родители, сестра, даже страна, что вам не принадлежит, а у меня нет ничего, Максен Пендери. Все, что мне было дорого, отнято — два брата, мать, отец и моя земля. У меня нет ничего, даже права на жизнь. Вы его отобрали и превратили меня в рабыню.
Одно выражение на его лице сменялось другим, но она словно бы и не замечала этого.
— Разве мне не знакомо чувство мести? — продолжала девушка. — А я ведь могла пустить в ход кинжал! Лишить вас жизни, как вы завтра утром собираетесь лишить жизни невиновных саксов.
— Хватит, я наслушался вас до отвала, — глухо проговорил Максен.
— Возможно, но я еще не закончила.
— Нет закончили.
Схватив ее за руку, рыцарь подтолкнул саксонку к креслу и силой усадил в него.
— Если вы поднимитесь или скажете хоть еще слово, то горько пожалеете об этом.
Она, войдя в раж, вскочила с кресла: норманн толкнул ее на сиденье и, положив руку на плечо, пригвоздил саксонку к месту.
— Подумайте об этом, Райна.
Он наклонился к ней так, что оказался носом к носу:
— Подумайте!
Вскоре гнев, бушевавший в ее душе, затих, словно огонь, погашенный порывом урагана, и девушка как-то обмякла. Ей хотелось плакать. Может, со слезами уйдут обида и гнев? Но… не заплакала.
Она смотрела, как рыцарь, подойдя к факелу, погасил его и лег в постель. Она осталась сидеть, молча глядя в темноту и обреченно дожидаясь рассвета.
Со смотровой площадки замка, расположенной на верху стены, столпившиеся во дворе саксы показались Райне темным островком. Не было у них вождя. Некому было ободрить людей, обреченных на смерть. Надежды нет. Рыцари, окружившие смертников, полны решимости. До ночи все саксы будут умерщвлены. Одно утешение — после своей смерти они избавятся от норманнского владычества.
Сухими от скорби глазами она взглянула на виселицы и отвернулась. Какая жестокость в том, что ее заставили стоять на высокой площадке, у всех на виду, рядом с палачом, и смотреть на казнь. В эти минуты она особенно остро осознала, как непростительно ошиблась в Максене. В этом человеке не осталось ни капли жалости. Хозяин замка стал говорить:
— Битва при Гастингсе закончилась полным поражением саксов. Король Вильгельм стал монархом. А вы бросили свои семьи, очаги, нивы. Вы польстились на несбыточные обещания. Эдвин Харволфсон ради своих целей, не задумываясь, пожертвует вашими жизнями. За эти два года вы убили немало норманнов…
Внизу послышался гневный ропот.
— Я предлагаю вам нечто другое, — продолжал Лендери.
Шагнув вперед, Этель поднял кулак и потряс им:
— Что ты можешь нам предложить, норманнский дьявол? Пляску смерти на виселице?
— Жить или умереть — это зависит от вас, — продолжал Максен.
Хорошо ли она расслышала? Может, что-то не поняла, или Пендери просто играет словами?
— Если вы пойдете за Эдвином, — говорил рыцарь, — ваша участь решена. Если дадите слово, что опять построите дома, вернетесь к сохе и плугу, я сохраню вам жизнь.
В толпе пленных прокатился недоверчивый гул. Райна попыталась понять Максена, старалась заглянуть в его глаза и прочитать в них ответ, но Пендери не поворачивал головы, стоял к ней в профиль.
— Но сначала, — опять заговорил он, и люди внизу замолчали, — те, кто согласны жить со мной в мире, должны это доказать. Нужно воздвигнуть стены, — рыцарь махнул рукой в сторону незаконченного каменного сооружения, опоясывающего внутренний двор.
— Сподвижники Эдвина пусть останутся на месте, — распорядился рыцарь, а те, кто хочет жить под моей защитой, — отойдите налево.
Видя нерешительность саксов, он добавил:
— Делайте выбор.
Но они топтались на месте, глядя то на болтающиеся петли виселицы, то на хозяина замка. Но несколько саксов, опустив головы, вышли из толпы и пошли в левую сторону. Им пытались загородить дорогу, бросали гневные упреки в лицо, но они не остановились.
Глядя на них, Райна молила Бога, чтобы он вразумил ее соплеменников. Словно вняв ее молитве, женщины и некоторые мужчины отошли в левую сторону двора. Несгибаемых сторонников Эдвина, среди которых был Этель, осталось лишь пять.
Знаком приказав рыцарям увести бунтовщиков, Максен повернулся к ней.
— Не понимаю, — сказала она, — почему вы это сделали?
— Уверяю, вы тут ни при чем, — твердо ответил Пендери и, обойдя ее, собрался уйти.
Но для чего и для кого он это сделал?
— А остальные? — бросила она ему вдогонку. — Что будет с ними?
Максен остановился, но не повернулся к ней:
— Они сделали свой выбор.
В напряженной позе норманна, в его неподвижности, крепко сжатых кулаках, глухом голосе — во всем была одновременно злоба и боль.
— Они люди Эдвина, и поступить с ними следует подобающим образом.
С этими словами он ушел.
Спасибо ему, что пощадил пленников! Спасибо за милосердие — хоть оно и небезгранично. Пятеро саксов станут жертвами его мести. Но когда это произойдет? Почему Максен не отправил их на виселицу, а решил выждать?
Утром Райна проснулась от прикосновения его пальцев к своей лодыжке: рыцарь снимал железное кольцо. Он объяснил, что узница пойдет с ним на смотровую площадку, чтобы собственными глазами видеть то, что произойдет. Во время этой долгой прогулки он и словом не обмолвился о своих истинных намерениях, и она ожидала самого худшего.
В ней опять вспыхнул гнев: как мог Максен обречь ее на такую невыносимую боль? Зачем велел поставить все эти виселицы, если не собирался казнить пленных?
Внутренний голос шептал ей, что она еще не все понимает в происходящем, не во всем разобралась. Кто же даст ей ответы на все эти вопросы?
Подобрав юбки, она поспешила вниз, во внутренний двор, краем уха уловив, как одна саксонка обзывала ее последними словами, но она не стала слушать. Что самое удивительное, никто не попытался ее задержать. Рыцари расступились и лишь провожали девушку любопытными взглядами.
Глава 11
Войдя в дом, Райна сразу же увидела Максена, стоявшего за столом, уставленным яствами и напитками. Он опустил голову и уперся руками в столешницу. Здесь собрались почти все рыцари. Управляющий горячо спорил с хозяином замка, но о чем шла речь, девушка не стала вникать.
Забыв о том, кто она, забыв о правилах приличия, Райна приблизилась к нему, и тут рыцарь обратил на нее внимание. Он выпрямился, прищурился, словно прикидывая, с какой целью она явилась. А Райна и сама не знала, что она будет делать в следующую минуту.
Схватив край скатерти, саксонка дернула ее и начала метать кубки, чаши, тарелки и книги. Одно такое «ядро» угодило сэру Анселю в висок. Поднялся негодующий шум, но никто Райну и пальцем не тронул. Все еще держа скатерть рукой и дрожа от гнева, девушка смотрела в холодные глаза Максена.
— Вы гнусный подлец!
Он снова уперся руками в стол.
— Да ну? — говорил он спокойно, будто выходка совершенно его не рассердила.
Но в глазах Пендери кипел гнев, и узница поняла, что совершила страшную ошибку, бросив ему вызов. Страх повелевал ей убежать, а гнев советовал остаться. Гнев пересилил. Она отбросила скатерть, шагнула к столу и, резко вскинув руку, хотела дать ему пощечину.
Максен перехвалил ее руку:
— Хватит и одной пощечины! — твердо произнес он, глядя на ее забинтованную руку, на пламеневшее лицо.
«Ах да, я уже два раза угощала его оплеухами. Один раз в гневе, второй — чтобы разбудить или привести в чувство, а сейчас — снова в гневе».
— Мне лучше знать. И ваше разрешение не требуется, — дерзко ответила она и вскинула подбородок.
Рыцарь поднял брови:
— Потребуется!
Максен взглянул на рыцарей и приказал им и управляющему замком удалиться.
Те, уходя, громко смеялись и отпускали в ее адрес грубые, неприличные шутки.
— Такого я не ожидал, — оставшись наедине с девушкой, сказал норманн.
Она смело выдержала его взгляд:
— А чего вы ожидали? Что я кинусь вам в ноги? Обниму вас, буду молиться за вас?
Он держал ее за руку, которую она безуспешно пыталась вырвать. Рыцарь держал ее крепко и не собирался отпускать.
— Я думал, вы будете мне благодарны, — сурово проговорил он, сильнее сжимая ее руку.
— Благодарна? Вы убедили меня, что намерены повесить саксов, а на самом деле помиловали их.
— А вы хотели, чтобы я их повесил?
Девушка растерянно захлопала ресницами, будто только что проснулась:
— Нет, конечно, но зачем вы выставляли напоказ свою жестокость? Ведь могли бы сказать мне о своих истинных намерениях?
Пендери во время этой гневной тирады думал о том, как просто можно было успокоить и ее, и себя, объяснив, что это вовсе не жестокость, а желание окончательно убедиться, знает она или нет убийцу Томаса. Теперь он верил ей, ибо Райна не сломилась, даже зная о неумолимой гибели соплеменников, над головами которых болтались зловещие петли виселиц.
Пусть саксонка считает его жестоким. Ведь на самом деле он таков. Это поможет ему укротить непокорную девицу.
— Вам об этом сказали, — заметил рыцарь, — но туманно.
В глазах саксонки загорелись огоньки настоящего бешенства. Странно, но в ее гневе было что-то притягательное, вовсе не пробуждавшее желание лечь с ней в постель.
— Хотя я и пыталась возненавидеть Томаса за то, кем он был и что сделал, — со злостью проговорила девушка, — но мне это не удалось. Но вы… Мне даже не надо пытаться.
Наверное, впервые за несколько лет Максен по-настоящему удивился:
— Вы же сказали, что не питаете ко мне ненависти, Райна.
— Я солгала.
Хозяин замка пожал плечами:
— Тогда я по крайней мере в одном нахожу утешение.
— В чем же?
Он наклонился над ней и наблюдал, как его дыхание шевелит завитки волос на ее лбу:
— В том, что вы отказали Томасу.
Девушка нахмурилась.
— Вы хотите меня, — продолжал рыцарь. — Ненавидите, но и страстно желаете.
У девушки перехватило дыхание:
— У вас наваждение, как и у вашего брата!
— Я помню поцелуй, которому вы не противились, хотя и приказали себе держаться до последнего. Вы хотели этого так же сильно, как и я.
Он помнил этот невинный поцелуй. Краска заливала ее лицо, но это уже не был гнев:
— Вы замечтались…
— Мне следует это доказать?
Девушка вскинула голову.
— Попытайтесь, могущественный норманн и узнаете правду.
Хотя Пендери прекрасно понимал, что эти слова вырвались в гневе и вовсе не означают приглашения к действию, он принял вызов.
Схватив ее, он без видимых усилий поднял девушку и, усадив на край стола, поставил колено между ее ног.
— Что вы делаете? — воскликнула Райна отпрянув.
— Ищу правду, — усмехнулся рыцарь и, напирая ладонью на затылок, прижал ее к себе. Он испытал такую бурю ощущений, какую никогда не испытывал. Похоже, Райна чувствовала то же самое. Она размякла и приоткрыла губы, словно призывая оценить их сладость.
Выгнув спину, саксонка провела рукой по шее мужчины и запустила пальцы в его темные волосы. Ей нравилось чувствовать тело этого человека, и, застонав, она прижалась к нему, языком пробуя его губы. У нее не было опыта в любовных делах. Райна просто отдала себя во власть зарождающейся страсти.
Не имея нужды держать ее, мужчина добрался до ее бедер, икр и начал поднимать подол платья. Вытащив его из-под девушки, он, коснувшись шерстяной рубашки, впился губами в ее губы. Максен сунул руку под рубашку и коснулся ее обнаженных ног.
Сердце Райны гулко застучало в груди, и она в истоме провела языком по его губам, ощутив терпкий вкус вина. Но не винные пары заставили саксонку отпрянуть — это рыцарь отыскал нежный бугорок.
Запрокинув голову, целиком отдаваясь во власть ласкающих пальцев, Райна стонала от избытка чувств. Такого ей еще не приходилось испытывать.
— Еще, — умоляла она.
— Как именно «еще»? — глухим, изменившимся до неузнаваемости голосом спросил норманн.
«Столько, сколько нужно, чтобы покончить с этой болью», — хотелось ей крикнуть, но слов не было, только прерывающееся дыхание и стоны. В ответ она подалась вперед, навстречу его пальцам.
Он колебался — и это было заметно по его лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41