Вы сделали одно-два нововведения здесь в имении, которые я намереваюсь сохранить.
— Например?
— Хотя бы то, что вы предоставили больше кредитов фермерам-арендаторам, чем они когда-либо получали в прошлом. И к тому же отдали им большую часть доходов от годового урожая. Это очень справедливо, учитывая, что они здесь выполняют всю работу.
— Если ты действительно настоящий Трефаро, как я думаю, — сказал Прескотт, — ты возьмешь на себя часть этой работы. Ты не можешь просто сидеть здесь в замке и ждать, когда деньги потекут в твои карманы. Ты должен сам пойти туда, где делаются эти деньги, пойти вместе с фермерами в сарай для стрижки овец. Надеюсь, ты не побрезгуешь немного загрязнить свои руки и вернуться домой пропахшим овечьим запахом, потому что, поверь мне, этого не избежать.
На лице у Харгривса появилось брезгливое выражение. Но Прескотт, не обратив на это внимание, продолжал.
— Ты должен выйти в поле и помочь им с сенокосом. А также помочь им сгонять тех чертовых овец, которыми вы все здесь так гордитесь. Такое деятельное провождение времени оставит чувство удовлетворения в твоей душе. Знаешь ли, ты почувствуешь себя полезным. И кроме того, фермеры будут больше уважать тебя, видя, что ты хочешь вести себя, как один из них.
Хагривс кивнул.
— Да, полезным. Мне кажется, что в Рейвенс Лэйере уже давно не было такого активного или даже такого заинтересованного в каждодневной жизни имения графа, каким были вы. В большинстве своем наши прославленные — или же мне следует сказать бесчестные — предшественники были настолько пассивными, что можно было подумать, что всю свою жизнь они проводили в летаргическом сне. Их не интересовало ничего, кроме доходов, которые могло приносить им имение.
— Да, у меня сложилось точно такое же мнение после того, как Люсинда рассказала мне кое-что из истории замка. Зная, какими бездельниками и подлецами были наши родственники, остается только удивляться, что нам, Трефаро, удалось продержаться здесь так долго. Я просто поражаюсь, как один из этих графов не проиграл все это имение кому-нибудь в покер.
— Или как его еще не спустили с молотка кредиторы!
— И они тоже.
Прескотт содрогнулся при воспоминании о длинных очередях кредиторов, которым он был должен всю свою жизнь, так же как были должны его отец, да и дед тоже. Но он рассматривал это как признак того, что был рожден Трефаро. Такова их участь — вечно быть в долгах и находиться в постоянном страхе, что они будут не в состоянии оплатить следующий чек и потеряют все до последнего цента.
— Однако теперь все должно пойти по-другому, не так ли?
— Вы имеете в виду теперь, когда вы нашли спрятанные сокровища последнего барона?
— Конечно же, это не помешает.
— Не хотелось бы разочаровать вас, кузен, но мне кажется, что большая часть этих так называемых сокровищ практически не представляет никакой ценности.
— Не представляет никакой ценности? О, этого не может быть, Эд. Кое-что из них должно чего-то стоить.
— Я не стал бы рассчитывать на это.
— Но ведь там есть золото, серебро и драгоценные камни всех видов.
— Золото и серебро еще могут сойти за настоящие, но насколько мы знаем, все эти драгоценные камни могут оказаться ничем иным, как обыкновенным разноцветным стеклом. Возможно, я делаю преждевременные выводы. Нам достоверно станет известно, что они из себя представляют только когда они будут оценены экспертом. Я могу связаться с одним опытным оценщиком, которого я знал в Лондоне, и он приедет сюда в течение месяца.
— Месяца? Черт, Эд, я не могу ждать здесь так долго. Мы с девочками уезжаем в Лондон завтра утром, а двумя днями позже мы отправимся в Техас.
— Тогда, я думаю, у вас не останется другого выбора как положиться на меня, чтобы я прислал вам вашу долю после того, как все будет оценено и распродано.
— Нет, и этого я сделать не могу. Не потому, что я не доверяю тебе, нет. Просто мне нужны эти деньги сейчас.
Харгривс погладил пальцами подбородок, раздумывая о возможности выхода из создавшегося положения.
— Вы предлагаете разделить их?
— А есть ли у меня другой выбор?
— Нет, если вы хотите отдать мне мою долю, как и обещали.
— Тогда, я думаю, мы так и сделаем. Разделим сокровища и оба испытаем свою судьбу. Надеюсь я не выберу что-то слишком плохое.
И этим же утром они с Харгривсом, согнувшись над письменным столом в библиотеке, стали выбирать себе понравившиеся драгоценности. И хотя Прескотт периодически приходил в уныние при мысли о том, что его сокровища могут оказаться ничего не стоящими побрякушками, в глубине души он очень надеялся, что это не так. Судя по весу золотых украшений и по чистоте камней, они вполне могли быть настоящими. Даже вещи из серебра, уже сильно потускневшие от времени, выглядели подлинными. Но, с другой стороны, он не был знатоком в подобных делах. Он был просто бедным, увязшим по горло в долгах погонщиком скота, которому очень нужны деньги.
Положив свою долю сокровищ в наволочку и перекинув ее через плечо, он устало поплелся наверх в свою комнату, которая теперь казалась ему пустой и одинокой без Люсинды.
Когда он видел ее в последний раз, она собиралась с девочками на прогулку. Она хотела побыть с ними некоторое время наедине, чтобы попрощаться.
Прескотт, бросив наволочку с драгоценностями на кровать, подошел к окну, отодвинул штору и посмотрел на простор зеленого пастбища внизу.
Черт побери, почему она не могла оставить свою глупую гордость и любить его так, как он любил ее? Почему она так заботится о том, чтобы он сохранил доброе имя и положение в обществе? Его это совсем не волновало. Он никогда не беспокоился и никогда не будет беспокоиться из-за подобных пустяков.
Тут внезапно ему в голову пришла мысль, которая уже давно таилась где-то в глубине сознания, но только сейчас показалась вполне приемлемой для решения проблемы.
Он даст ей еще один шанс. Он попросит ее выйти за него замуж и поехать с ним к нему домой в качестве его жены, но если она скажет нет и на этот раз… Это хорошо сработало для Пайна. Черт, может быть, это сработает и для него!
Глава 26
Люсинда стояла в коридоре на втором этаже, наблюдая в щелку между двумя тяжелыми шторами за сценой, которая происходила на дороге прямо перед террасой. Прескотт размахивал в воздухе руками, руководя погрузкой маленьких детских сумок и чемоданчиков вместе со своим собственным багажом. Уже через несколько минут все они усядутся в карету и уедут, оставив позади Рейвенс Лэйер, Сент Кеверн, Корнуолл, а чуть погодя, и всю Англию. И — Боже, пощади разрывающееся от горя сердце — они навсегда покинут и ее.
Слезы ручьями текли по ее бледным щекам, и рыдания сдавливали горло. Это было так глупо с ее стороны влюбиться в человека, быть вместе с которым она никогда не сможет. Ей так хотелось всегда оставаться с ним рядом, но все это время она прекрасно отдавала себе отчет в том, что не было ни малейших надежд на это совместное будущее.
— Дурочка, — тихо сказала она голосом, охрипшим от переживаний. — Ты наивная, безмозглая дурочка.
Задернув штору, она повернулась и побежала по холлу в свою комнату. «Мне недолго осталось жить здесь», — подумала Люсинда, внезапно почувствовав сильную слабость и прислонившись к двери. Как только Прескотт уедет, ей придется подыскать себе новое место жительства. Она не имела ни малейшего представления, где будет ее новый дом. Но когда жена кузена Эдварда прибудет из Лондона, вряд ли новая графиня разрешит ей остаться жить в Рейвенс Лэйере.
Отчаяние и безнадежность наполнили душу Люсинды. Она упала на кровать и безудержно громко рыдала до тех пор, пока у нее уже не осталось слез.
Удостоверившись, что багаж был надежно привязан на задках кареты и ничто не упадет по пути из Рейвенс Лэйера на железнодорожную станцию в Труро, Прескотт повернулся и одобрительно кивнул. Он уже хотел было позвать миссис Свит, которая тихо наблюдала за ним с террасы, но какое-то движение этажом выше привлекло его внимание. Он увидел, как в окне второго этажа всколыхнулись и потом сомкнулись шторы, и понял, что Люсинда смотрела на него. Он чувствовал это всей своей душой. Она стояла там, наблюдала за ним и думала…
Нет, она не просто думала. Она вспоминала. Ведь как она могла не вспомнить? В эти короткие месяцы, что они прожили вместе, вошло так много! Чего стоила только их совместная борьба с жестоким и вороватым Гариком? А смерть в родах его кроткой жены, замученной побоями мужа? А безграничная привязанность и любовь к трем осиротевшим малышкам? И, наконец, зарождение, взаимное признание их любви и все ее недоразумения?! Или, может быть, она смотрела на него и мечтала, как бы они жили вместе, не будь она такой упрямой и несговорчивой?!
— Но ничего, ей уже не слишком долго осталось думать, вспоминать или мечтать, — решил он.
Прескотт перевел взгляд с окна на втором этаже на экономку на террасе.
— Девочки уже готовы ехать, миссис Свит?
— Да, мил… — она замолчала на полуслове, вытянувшись во весь свой рост, который составлял лишь пять футов два дюйма, вспомнив слишком поздно что ей уже больше не следует обращаться к нему как к титулованной особе. — Да, мистер Прескотт, они почти готовы. Урсула и Ровена сейчас в детской, помогают им одеваться.
Прескотт начал подниматься по широким ступенькам центральной лестницы.
— Тогда, я думаю, мы сразу тронемся в путь, как только они будут готовы.
— Да, пожалуй, это верное решение.
Он подошел туда, где стояла экономка и посмотрел ей в глаза.
— Вы хотите, чтобы я что-нибудь передал Тому, как только доберусь до ранчо?
— Тому?
— Да, вашему внуку. Я на днях получил письмо от моего брата. Он пишет, что Том быстро обосновался в Техасе.
— Хм!
— Ему нравится жизнь на ранчо. Нравится работа. Нравятся люди. И более того, он тоже нравится там всем.
Прескотт подумал, что будет благоразумнее с его стороны не упоминать другие новости, которыми Пайн поделился с ним в письме. Он не стал говорить, что как только Том прибыл на ранчо, работники взяли его с собой в карриганский салун в Вако, где он встретил карриганских девушек. И что они не только сделали из него мужчину в полном смысле этого слова, но и дали ему почувствовать, что такое настоящая ковбойская жизнь.
Если бабушка Тома была хоть чем-то похожа на его тетушку Эмми, ей очень не понравилось бы, узнай она, что ее внук испробовал и до конца насладился одним из самых восхитительных плотских грехов. Собственно говоря, они понравились ему настолько, что Пайну теперь было трудно удержать парня на ранчо.
— Лишь бы он был счастлив, — сказала миссис Свит.
— О, он наверняка счастлив.
— Ну… тогда хорошо.
— Так вы ничего не хотите передать ему?
— Мне нечего ему сказать, мил… мистер Прескотт. Совсем нечего. Он выбрал свою дорогу.
— Да, мэм, похоже, что это так.
— Тогда все кончено, — она повернулась, чтобы идти назад в замок, но, сделав несколько шагов, остановилась и обернулась к Пре-скотту. Суровое выражение ее лица теперь сменилось грустью. — Но, если это вас не затруднит…
— Это меня совершенно не затруднит, миссис Свит.
— Тогда вы скажите ему писать свой бабушке почаще. Одно письмо за два месяца — это слишком мало. Нам хотелось бы получать от него весточки почаще.
— Я обязательно передам ему это, мэм. Вы можете на меня положиться.
— Спасибо вам, мистер Прескотт, — по привычке она присела в реверансе. — Я пойду потороплю детей.
— Да мы особенно и не спешим. У меня еще осталось одно дело, которое я должен сделать перед отъездом.
Люсинда сделала над собой усилие и поднялась на кровати, вытерев руками свои влажные от слез щеки. Она не должна позволять, и она себе не позволит, чтобы отъезд Прескотта так воздействовал на нее. У нее все еще была впереди жизнь, пусть не такая яркая и захватывающая, какой она была с…
— Нет! Я не должна думать об этом, — сказала она себе. — Не должна думать и о Прескотте. Больше не надо.
Он был частью ее прошлого. Или, по крайней мере, очень скоро станет ею. И как только он уедет, она займется своей собственной жизнью. Да, она все начнет сначала, с самого начала. Но не здесь, в Рейвенс Лэйере. И не в Сент Кеверне!
Может быть, если в сердце кузена Эдварда найдется хоть капля сострадания к ней, он одолжит ей небольшую сумму денег. Ровно столько, чтобы ей хватило на то, чтобы добраться до Пензаса, или Бата, или, может быть, даже Лондона. Хотя что она будет делать, когда доберется туда… Нет, и об этом она сейчас не будет загадывать. Она была здоровой, сильной, работящей. Без всякого сомнения, ей не составит большого труда найти себе работу. Она очень любила детей, но сильно сомневалась, что семья высокого происхождения наймет ее в качестве няни или гувернантки. Чтобы получить подобного рода работу, ей были нужны рекомендации.
Магазин! Да, это будет просто замечательно, устроиться на работу в магазине. Она могла шить и вязать, и она совсем не боялась замарать свои руки. Более того, ее с самого рождения учили говорить с классическим, а не с корнуолльским акцентом. Может быть, она сможет работать продавщицей, вместо того, чтобы быть просто помощницей портного.
Сидя на краю кровати спиной к двери, Люсинда не услышала ни того, как дверь тихо отворилась, ни чьих-то осторожных шагов по толстому мягкому ковру. Она услышала, однако, как что-то зашуршало позади нее, но когда она обернулась, было уже слишком поздно.
Неожиданно кто-то накинул ей на голову большой плотный мешок и вслед за этим обвязал толстой веревкой вокруг талии, плотно прижав ее руки к бокам. От сильного испуга из горла Люсинды вырвался громкий крик. Но голос тут же оборвался, потому что она почувствовала, как ее подняли с кровати и грубо перекинули через чье-то широкое плечо.
— Вы не можете этого со мной делать! — закричала она.
— Могу.
Мгновенно узнав этот голос, она прекратила сопротивление.
— Прескотт?
— Нет, дорогая, я похититель.
— Похититель? Прескотт, ты что, с ума сошел?
— Я так не думаю, — он вышел из спальни и направился по холлу к лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39