Я пригнал небольшой стадо, немного – три кобылы и мой жеребец, но этих лошадей достаточно для начала. Потом я смогу купить еще пару жеребцов.
– Это замечательно! Здесь много пастбищ за последние годы мы сажаем немного в огороде, а земли пустуют.
– А Гидеон, возможно, позволит мне пользоваться лугом, который примыкает к земле Уилла… я хотел сказать, твоей земле. – Он помолчал. – Я не знаю, останусь ли здесь навсегда. Я… не такой, каким был раньше. Я, похоже, не могу долго находиться на одном месте. Это чувство появилось после тюрьмы.
– Я знаю. – Она грустно улыбнулась ему, на глаза навернулись слезы. – Но я счастлива, что ты приехал и хоть немного побудешь с нами.
– Спасибо. – Хантер положил руки ей на плечо. – Ты лучше всех, Мэгс. Что бы ни случилось, я всегда знаю, что ты поддержишь меня.
– Конечно. Я – твоя сестра.
– Да, но и Гидеон – мой брат, но он постоянно со мной спорит, что бы я ни делал.
Мэгги пожала плечами.
– Такой у него характер, Хантер. Но он любит тебя. Он постоянно обо всех беспокоится.
– Я знаю. Но я немного устал от того, как он это делает.
Они сидели, уютно устроившись за столом, и смотрели друг на друга с любовью.
– Мэгги, а с тобой все в порядке? – мягко поинтересовался Хантер.
Мэгги вздохнула.
– Да. Было трудновато – я сильно тоскую по Уиллу.
– Конечно.
– Он не был таким, каким прежде, когда мы поженились, но я все еще люблю его. Правда, не все понимают мое состояние, а некоторые говорят: «Так ей лучше». Но как они могут так думать, не зная в действительности, как дружно мы жили все вместе.
– Возможно, им так хочется думать и только. – Хантер помолчал и затем спросил: – Ты веришь в Бога?
Мэгги уставилась на него. Хантер не был человеком, который любил говорить о Боге.
– Да. Но какие странные вопросы ты задаешь. Отчего это?
– Ну, может быть, то, что говорят люди, означает, что так лучше, потому что Уиллу будет счастливее на небесах. Ты знаешь, что я не из тех, кто ходит в церковь и прочее… но, может быть, Уилл находится сейчас в таком месте, где он не чувствует себя смущенным или потерянным, где никто не смеется над ним и не называет болваном. Что, если он стал таким, как раньше? Разве так не лучше? Разве это тебя не делает счастливее?
– Ты прав, – Мэгги вздохнула. И в первый раз за эти месяцы у нее на сердце стало спокойнее. – Уиллу так должно быть легче и лучше. Знаешь, странно, но перед тем как умереть, он на мгновение стал таким, каким был раньше. Он пожертвовал собой, чтобы спасти Ти. Он поступил как настоящий отец, и в его затухающих глазах было что-то – гордость, удовлетворение, и это было совсем по-взрослому. Я думаю, что каким-то удивительным образом он был счастлив. – Мэгги нахмурилась: – Может быть, мне следует думать, что Уилл, наконец, пришел в мир счастья, вместо того, чтобы постоянно думать о своей печали или потере… Мне кажется, что я была эгоистична.
– Нет. Это нормально, естественно. Когда теряешь кого-нибудь, то ощущаешь боль.
Мэгги посмотрела в глаза брата и увидела в них усталость и печаль, которая говорила о том, что он знал эту боль и испытал ее на себе. Сердце Мэгги стремилось к Хантеру, он ее понимал, хотя она чувствовала, что есть еще кто-то, кто поймет ее скрытую боль.
Она не могла сказать своей матери или Гидеону с Тэсс о том, что случилось между ней и Рейдом Прескотом. Они были слишком хороши, слишком благородны и ожидали того же самого от других. Хантер был другим. Он многое повидал в своей жизни, и его отношение к людям, какие бы они ни были, стало ровным. Он мог лучше понять, что такое любовь, когда кого-нибудь так полюбишь, что это чувство заменяет и здравый смысл, и добродетель, и все остальное.
– Это не все, тем не менее, – тихо сказала она.
– Что ты имеешь в виду? – удивленно посмотрел на нее брат.
– Я… – Она смутилась. – Все всегда говорят, какой доброй я была с Уиллом. Я… чувствую себя такой виноватой, когда они говорят это.
Хантер бросил на нее недоверчивый взгляд.
– Разве ты не была с ним добра? Что ты, Мэгги. Никто не смог бы быть такой терпеливой…
– Я не была верна ему! – выпалила Мэгги. Хантер, ошеломленный, уставился на нее.
– Я… я была с другим мужчиной. – Мэгги перевела взгляд на свои сжатые руки, которые лежали на столе, и глубоко вздохнула. Она рассказала брату, что у нее произошло с Рейдом Прескотом. Наконец она закончила, и между ними надолго установилась тишина.
– Ах, Мэгги. – Хантер положил руку на нее и спокойно продолжил: – Извини. Ты, должно быть, пережила черт знает что.
Мэгги зарыдала, ее плечи беззвучно сотрясались. Хантер обошел вокруг стола и обнял ее, подняв со стула.
– Я изменила ему! – рыдала она. – Я была неверна ему, и сейчас он мертв! Я никогда не смогу искупить свою вину перед ним.
Хантер поглаживал ее, произнося успокаивающие слова.
– Все в порядке, Мэгги. Не плачь. Все образуется.
– Как же? О, господи, я чувствую себя такой виноватой! Никто этого не знает. Они все думают, что я была добра к нему, но они не знают! – она отстранилась от него, утирая слезы.
– Неважно, что думают другие или что они знают. Ты была добра с Уиллом и что бы ты ни сделала, это ничего не меняет. Ты заботилась о нем, ты помогала ему. Господи, Мэгги, он ведь мог и не жить вовсе, если бы не ты. Ты же это прекрасно знаешь?
– Да, но это не оправдание того, что я сделала!
– В твоей жизни произошло то, что произошло. То, что случилось с Уиллом, – неправильно и несправедливо. Неправильно и то, что ты вынуждена была нести такой груз на своих плечах не один год. Но так рассудила судьба, и ты делала все возможное, чтобы жизнь продолжалась. Ну и что, если однажды ты оказалась слабой? Это же естественно! Ты же полюбила нормального человека. Ты думаешь, что могло быть как-то по-другому, лучше?
– Нет…
– Ты могла быть жестока с Уиллом, Мэгги. Могла не обращать на него внимание. Могла плакать и жаловаться всем на свои тяготы, но ты этого не делала. Ты была добра к нему и внимательна. И Уилл ничего не знал о Рейде. Он не страдал от того, что ты сделала.
– И это меня оправдывает? – насмешливо спросила она.
– Я полагаю, что проповедник этого не сказал бы. Но мне кажется, что у тебя было достаточно веская причина поступить так, как ты поступила. Это не сделало из тебя безнравственного человека. Не ты же в конце концов убила Уилла!
– Я знаю это, но…
– Ты думаешь, что тебе следовало быть идеальной.
– Я никогда не говорила этого.
– И не должна была. Я знаю тебя. Ты должна быть самой лучшей, самой смелой, самой сильной. Ты никогда не знала, что не всегда нужно быть самой-самой… И ты не могла пережить, если совершала ошибку.
– О, ты говоришь обо мне, как о самодовольном человеке.
Хантер засмеялся.
– Ну, нет. Ты – самая лучшая и сильная женщина. Но ты – человек. Никто не застрахован от ошибок. Ты думаешь, что Бог не простит тебя за то, что ты подскользнулась?
– Да. Ты прав.
– Тогда прости сама себя тоже, Мэгс. Она подняла на него глаза, улыбнулась и сделала шаг к нему, чтобы обняться с братом.
– О, Хантер, ты самый лучший брат, какого только можно желать!
Хантер улыбнулся и прижал ее к себе.
– Конечно, и никогда не забывай об этом.
– Не забуду. – Она отпустила его. – Я так рада, что ты вернулся.
– Я тоже.
– Пойдем, я покажу тебе твою комнату. Ты, наверное, очень устал.
– Да. Я выехал сегодня рано утром.
Хантер последовал за Мэгги вверх по лестнице. Она показала на дверь Ти и дала ему свечку.
– Спокойной ночи, – нежно сказала Мэгги и направилась в свою комнату.
– Мэгги…
Она обернулась.
– А ты встречаешь Линнет?
– Да. То есть я иногда вижу ее в магазине. Но она никогда не разговаривает со мной, да и я тоже. Точнее говоря, мы не общаемся.
– Как она?
– Все еще красивая.
Он кивнул головой, его рот исказила кривая усмешка.
– Я так и думал. Если заботиться только о себе, то легко остаться молодой и красивой.
Мэгги почувствовала жалость к своему брату. Было очевидно, что он все еще не мог выбросить Линнет из своей головы. И неважно, любил он ее или ненавидел, он все равно не мог найти себе женщину, пока не потускнеет образ той, которая ему изменила.
– Ах, Хантер… – Мэгги шагнула к нему, желая облегчить его печаль, также, как он только что помог ей.
– Не надо. Я в порядке. – И он пошел прочь, в комнату Ти.
Гидеон только что вернулся с матерью из церкви, где проходила утренняя служба, когда услышал цокот копыт. Удивленный, он вышел из хлева, где ставил в стойло мулов, и посмотрел на дорогу.
Утреннее солнце осветило приближающегося всадника, и, открыв от изумления рот, Гидеон вскрикнул и побежал к дому.
– Ма! – пронзительно закричал он. – Иди сюда!
Из кухни показалось взволнованное лицо Жо.
– Что такое?
– Хантер! Хантер едет!
– Господи помилуй! – Жо исчезла из окна. Гидеон побежал через двор к дому. Хантер остановил лошадь и соскочил с нее.
Его лицо улыбалось.
– Гидеон!
– Хантер!
Мгновение они стояли, неловко улыбаясь друг другу. Потом бросились в объятия и стали похлопывать друг друга по спине.
Жо, несмотря на ее годы, летела вниз по ступенькам парадного входа.
– Хантер! Хантер! – она протянула к нему руки, и по ее щекам потекли слезы.
Хантер отстранился от брата, повернулся и подхватил на руки мать, крепко прижав ее к груди.
– Ма… – Он закрыл глаза. Гидеон увидел, как Хантер с трудом сдерживает слезы.
Жо отступила назад, все еще держа Хантера за руки, и испытующе взглянула ему в лицо.
– Ах, Хантер, ты так похудел. Разве они тебя там не кормят?
На коричневом от загара лице Хантера сверкала белозубая улыбка.
– Не так, как ты, мама.
– Держу пари, что это правда, – многозначительно ответила Жо и снова обняла сына. – Я не могу поверить, что ты опять дома.
– Ну, когда ты написала мне про Уилла, я решил, что должен поехать домой.
– Ты прав. – Жо открыто посмотрела на него. – Именно сейчас ты нужен Мэгги. Ей нужны все мы, но, возможно, ты больше всего. – Она улыбнулась и взяла обоих братьев за руки. – Так хорошо, что все мои дети опять дома.
«Кроме Шелби, – подумал Гидеон, – который никогда больше не придет домой». Но он не сказал это вслух. Пусть его мать чувствует себя счастливой.
– Ты видел Мэгги? – спросила Жо Хантера, когда они вошли в дом.
– Да. Я останавливался у них прошлой ночью. Она поехала в церковь, но просила передать вам, что они с Тэсс приедут сюда позже.
– Ты, как я понимаю, не чувствуешь необходимости пойти в церковь? – сурово спросила Жо.
Хантер, который когда-то ответил бы ей остроумной шуткой и очаровательной улыбкой, на сей раз просто сказал:
– Нет, ма. Я считаю, что церковь не очень нуждается во мне.
– Вот в этом ты ошибаешься. – Жо показала рукой на гостиную. – Вы, мужчины, идите посидите. Я должна посмотреть картошку, иначе она сгорит. И нечего будет поставить на стол в связи с твоим приездом, не так ли?
Братья прошли в гостиную, и Хантер осмотрелся.
– Что ж, не похоже, что многое изменилось.
Гидеон пожал плечами. Он не знал, о чем говорить с братом. Сейчас, когда прошло возбуждение от встречи, он осознал, что его брат был почти незнакомцем для него. Гидеон засунул руки в карманы и неловко топтался на месте.
– Ну, – решился он наконец, – насколько ты приехал на этот раз?
– Ненадолго.
– Ма полагает, что ты приехал домой жить.
– Я никогда не говорил этого. – Хантер посмотрел на брата. – Она так хочет думать.
– Так и надо было бы думать. – Гидеон вздохнул и сел в кресло.
Хантер приподнял бровь.
– Что это значит?
– Ничего. Мои надежды не оправдываются. Но на какое-то время, я думаю, ты почувствуешь, что такое ответственность, пока ты здесь, а не на западе.
– Я не нуждаюсь в этом, – огрызнулся в ответ Хантер. – У тебя ее хватит на всех нас, вместе взятых.
– Проклятье, Хантер. Ты ведь сейчас взрослый мужчина. – Гидеон встал. – У тебя есть мать и сестра, которые могут нуждаться в помощи. И еще эта ферма. Я не справляюсь один. Пришлось оставить половину земли под паром в этом году, потому что у меня не хватило времени ее обработать.
– Я не фермер, Гидеон, – Хантер был неумолим. – Ты должен знать это лучше меня и говорил про это мне уже достаточно часто.
– Я не говорил тебе, что ты – не фермер. Я сказал, что ты можешь быть чертовски хорошим фермером, если…
– Если только постараюсь, – Хантер продолжил фразу вместо Гидеона.
Два брата сердито посмотрели друг на друга. Затем Хантер отступил, качая головой.
– О, черт, Гидеон, мы пробыли вместе каких-нибудь пять минут и вот, пожалуйста, уже ссоримся. Я даже не знаю, почему ты хочешь, чтобы я остался. Мы никогда с тобой не находили общего языка.
– Это не правда.
Хантер выразительно посмотрел на Гидеона, и оба начали заразительно смеяться.
– Хорошо, – сказал Гидеон, – мы, к сожалению, не часто видимся с глазу на глаз. – Он недовольно посмотрел на Хантера: – Ты – мой брат, и я люблю тебя, но никто и никогда так меня не сердил, как ты. Шел, бывало, сводил меня с ума, но ты – ты мастер этого дела. Помнишь, как ты подговорил Мэгги перехватить меня внизу, рассказав какую-то печальную историю, а в это время ты запустил в мою постель лягушек?
На лице Хантера сверкнула усмешка.
– Как я могу забыть? Я думал, что ты выгонишь меня из округа.
– Я, пожалуй, так бы и сделал, если бы не боялся, что ма убьет меня за это.
Оба замолчали. Хантер подошел к окну и остановился, глядя в него. Гидеон откинулся в кресле, наблюдая за ним и пытаясь понять, что заставляет его брата уезжать и на что он живет. Хантер никогда не был похож на него. Он больше напоминал Шелби, но был гораздо хулиганистее. Отчаявшись заставить Хантера поменьше проказничать, Гидеон попытался призвать его к порядку, но тот постоянно возмущался покушением на его свободу. Все же, несмотря на все это, они любили друг друга с глубокой, невысказанной преданностью и были связаны между собой так крепко и верно, что более дружных братьев, наверное, в округе и не было.
– Иногда, – размышлял тихим голосом Хантер, – я скучаю по этому месту. Я начинаю вспоминать, как оно выглядит, какие здесь стоят запахи, какой утром бывает воздух. Я подумал о том, чтобы вернуться назад и остаться жить у Мэгги, выращивать лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34