Для такого красивого и мужественного человека, как Гарнер…— У него уже были проблемы из-за женщин?— Женщины! Их было по меньшей мере две. У него поразительный дар коллекционировать женщин с проблемами. Первый раз, когда ему было шестнадцать… его застали в конюшне с девушкой, которая старалась подстроить все так, чтобы стать миссис Таунсенд. Байрон пошел показать друзьям своего нового жеребца — и среди них был отец этой девушки, — и они натолкнулись на парня, который был возбужден до крайности и сам играл роль жеребца. — Эзра нехорошо улыбнулся, и его поблекшие глаза оживились. — Поднялся скандал, потому что она была старше его и к тому же оказалась развязной девицей… чертовски развязной, если вы понимаете, что я имею в виду. Ну, и его с позором выгнали в Англию. Нашли ему отличное место для учебы — в Королевском военном колледже. Он его закончил и должен был уже возвращаться домой, как тут вдруг к нему воспылала страстью невеста его лучшего друга и залезла прямо к нему в постель! Конечно, состоялась дуэль, и он ранил парня. Вернулся домой с поджатым хвостом и с тех пор ни разу не выпил и не взглянул на девушку.Я сказал Байрону: «Оставь парня в покое — ему просто нужно осмотреться и приспособиться к самому себе». Но Байрон, он в точности такой, какой была его мать, — у него нет совсем никаких желаний. Ничего в этом не понимает. Парень же не виноват, что такой красивый и богатый… и такой… возбудимый. — Эзра засмеялся, глядя, как покраснела Уитни. Он не понимал, что только что приоткрыл тайну Гарнера Таунсенда и его отчаянного противостояния ей.Ясно, что она была не первой Далилой, с которой он встретился. Уже дважды он опозорился в глазах своей властной семьи из-за влечения к женщинам. Его даже отослали в Англию, чтобы избежать огласки, а он только еще больше скомпрометировал себя, ранив своего лучшего друга из-за другой Далилы.А теперь сама она стала причиной его несчастья, но более рокового, потому что он связал с ней свою жизнь. Она поступила с ним точно так же, как и те девушки: использовала его желания, чтобы удовлетворить свои. И с этой целью раз за разом ставила Гарнера в тяжелое положение, всячески издевалась над ним, выставляла в смешном виде перед его же солдатами, вынуждала поступиться понятиями чести и долга, подвергла унижению со стороны его командира, заставила переживать презрение семьи. Просто чудо, что он еще мог смотреть на нее, тем более так тепло улыбаться, так нежно ласкать и любить…Любить… ее? Уитни замерла, зажав стакан в руке. Что таится в глубинах его сердца? Неужели любовь? Неужели любовь возбуждала в нем такую страсть к ней, побуждала его защищать и утешать ее, так настойчиво требовать, чтобы она отказалась от усвоенных с детства привычек, которые мешают ей стать равноправным членом общества, которому он принадлежит? Он заявил, что она должна быть ему женой… затем утешал, заботился о ней, купил для нее все эти роскошные платья… как будто она была избранницей его сердца. Уитни захлестнула огромная радость.Гарнер совершенно прав, она должна стать ему женой, которой он мог бы гордиться. Любящей и преданной женой. И она его любит… всем своим существом. И он тоже когда-нибудь полюбит ее… обязательно полюбит!— Я спрашиваю, — говорил Эзра, подавшись вперед и подняв над своим стаканом наполовину осушенную бутылку, — выпьем еще по одной?Уитни пришла в себя.— О… Ну… — Она с сожалением облизнулась, затем накрыла свой стакан ладонью. — Нет, лучше не стоит. Понимаете, мне нужно научиться пить вино… то есть я сама хочу привыкнуть к нему и постараюсь побыстрее.Эзра сморщился, проницательно глядя на решительное выражение ее лица.— Отказываетесь ради него, верно?Уитни покраснела, но его утверждение заставило ее улыбнуться. Это был не совсем «отказ», а скорее мена: отказаться от крепких напитков, чтобы завоевать частичку сердца Гарнера.— Проклятие! — проворчал Эзра, ставя бутылку на стол. — Только я нашел себе компаньона для выпивки… — Он скрестил на груди худые руки, откинулся на спинку кресла и мрачно поглядел на нее. Но когда она задумчиво ему улыбнулась, он вдруг ожил. — Что ж, тогда я сам научу вас пить вино. Я отлично разбираюсь в винах.И, не дожидаясь ее ответа, он стал резко разворачивать кресло к выходу.— Не сидите просто так, женщина, подтолкните меня!Уитни вскочила на ноги, и когда они добрались до двери, старик стал звать Эджуотера. Дворецкий поспешно примчался на вызов. Эзра выпрямился в кресле и напустил на себя повелительный вид.— Подайте вина… в обеденный зал. Принесите мне бутылку шабли, которое подавали к ужину два дня назад, бутылку нашего лучшего кларета… и мягкого хереса… еще самой лучшей мадеры, хорошего крепкого мозельского и крепкого бургундского…— Но, право, сэр… — Эджуотер перевел взгляд с Эзры на Уитни и презрительно фыркнул, затем снова втянул в себя воздух. Почувствовав исходивший от них запах рома, он сурово произнес: — Полагаю, вы уже приняли свою норму.— И еще хлеба, черт побери, и побольше бокалов! — Возмущенный возражениями дворецкого, Эзра помрачнел. — Пока еще этот дом на десять процентов принадлежит мне, а значит, и десять процентов погреба. И если вы немедленно не принесете то, что я требую, вас вышвырнут из дома, даю вам сто процентов!Уитни с трудом сдержала смех, глядя, как Эджуотер побледнел и отдернул руки. Он со всех ног кинулся исполнять приказание старого Таунсенда, так что фалды его черного фрака хлопали, как крылья испуганной вороны. Эзра удовлетворенно вздохнул и жестом приказал Уитни ехать вперед.— В обеденный зал, женщина. Глава 19 В обеденном зале и застал их Гарнер, вернувшись в тот вечер домой, — за столом, уставленным дюжиной распечатанных бутылок с лучшими винами из погреба Таунсендов. Эзра обмяк в своем кресле и громко храпел. Уитни сидела подперев голову и прилежно повторяла названия вин, год урожая и характеристики данного урожая.Под негодующими взглядами Эджуотера и Маделайн Гарнер подошел и помог подняться со стула своей покачивающейся жене. Его вид заставил Уитни немного прийти в себя, и она выдавила смущенную улыбку, когда Гарнер потребовал отчета в ее действиях.— Т-твой д-дед учил меня в-винам… — покачнувшись, Уитни уткнулась лицом ему в живот, — что… чтобы… ты мной гра… гордился.Честное признание Уитни смягчило его ярость. Удивительно, но, по-видимому, она сумела найти подход к сварливому и язвительному Эзре… как и к нему самому. Гарнер взял в ладони ее нежное лицо, чувствуя в груди стеснение. Совершенно пьяная, она все равно излучала искренность и невинность, которые делали ее недостатки достоинствами.После первого замешательства он понял, что «неприличие» ее состояния не имеет для него значения. Главное, ему хотелось верить, что она напилась, потому что хотела сдержать свое обещание научиться пить вино, чтобы быть ему достойной женой. Ему хотелось верить, что Уитни думала не только о своей чертовской гордости и об удовольствии, которое он мог ей дать, что она начинает думать о нем… любить его… хотя бы немного.Гарнер взял Уитни на руки, она сонно прижалась к нему, и он понес ее наверх, в ее комнату, сопровождаемый Маделайн и Эджуотером, которые обменивались негодующими взглядами.На следующее утро Гарнер со злорадной улыбкой нагнулся к побледневшей Уитни.— Вероятно, ты права. Женщина, которая не может удержать в себе вино, не должна пить. — Уитни хотела что-то возразить, но он зажал ей рот рукой и нагнул над тазиком, который поставил рядом с кроватью.Когда Уитни освободилась и смогла дышать, она подняла на него взгляд из-под спутавшихся волос.— Прости. Твой дедушка предложил научить меня пить разные вина, и… Господи! Они такие коварные… просто не замечаешь, как опьянел!— Я вижу, тебя просто опасно надолго оставлять без присмотра, — сказал Гарнер, сидя рядом с Уитни на кровати и поглаживая ее бледное лицо. — Что мне с тобой делать, Уитни Дэниелс?— Уитни Дэниелс Таунсенд! — удалось ей выговорить. — Теперь я миссис Таунсенд.Гарнер засмеялся:— Да, да, конечно!Благодаря заботливому уходу Гарнера и Мерси Уитни пришла в форму уже через два дня и поклялась не пить ни вино, ни ром, разве только если ее к этому принудят. Гарнер с некоторой тревогой заметил заговорщицкие взгляды, которыми за ужином тайком обменивались Уитни и Эзра. Но свое слово она держала: за едой, как и он, пила только кофе, и он с облегчением покачивал головой, когда она вызывала у его деда хриплый смех и саркастические замечания. Они определенно симпатизировали друг другу. Гарнера это искренне удивляло, так как он и представить себе не мог, что старику хоть кто-то способен понравиться.Гарнер стал подумывать, чем бы занять Уитни, чтобы избавить ее от презрительного отношения Байрона и эксцентричного влияния Эзры. Что же делают замужние леди весь день, каждый день?— Решительно отказываюсь! — возмутилась Маделайн, когда Гарнер предложил время от времени выводить Уитни в свет. — Твоя жена невоспитанная и непредсказуемая, и я не желаю, чтобы она опозорила меня перед моими знакомыми.Гарнер рассердился. Непредсказуемая? Верно. Но даже в первый день пребывания Уитни вТаунсенд-хаусе ее нельзя было назвать невоспитанной. Напротив, она держала себя удивительно хорошо, принимая во внимание ее незнание требований светского общества.Не требовалось особой проницательности, чтобы понять, что лежит за отказом Маделайн. В доме, полном мужчин, она привыкла быть единственной женщиной. И хотя мужчины Таунсенды никогда никого не баловали, даже маленькую сироту, которая приходилась одному из них внучкой, а другому племянницей, она многого сумела от них добиться, в частности, в прошлом году она настояла, чтобы они выплачивали пенсию ее состарившейся гувернантке. С тех пор Маделайн пользовалась такой свободой, которая была немыслима для шестнадцатилетней девушки. Гарнер с удивлением сообразил, что раньше даже не задумывался о том, что ее никто не воспитывает.«Мои знакомые», — сказала она. Гарнер озабоченно нахмурился. Значит, у нее есть друзья?После отказа Маделайн помочь Уитни стать леди Гарнер оказался перед серьезным затруднением. Вряд ли Уитни могли заинтересовать ведение дома, занятия музыкой, рисование и вышивание, так же как и посещение магазинов — все, чем с увлечением занимались дамы его круга. Не найдя ничего лучшего, время от времени он пропускал работу в конторе и сопровождал Уитни в прогулках по городу.Наконец он уступил настойчивым просьбам Уитни показать ей винокуренное предприятие Таунсендов. Однажды ясным и холодным днем он усадил Уитни в обитую бархатом карету Таунсендов и повез в южный конец заводского района.Он давно уже не был в огромном трехэтажном строении, где Таунсенды варили ром. Когда семейный бизнес разросся настолько, что включил в себя и другие предприятия, контора компании переехала в более фешенебельный район города, где располагались в основном финансовые учреждения. Необходимости постоянно контролировать работу винокурни не было, поскольку она продолжала приносить прибыль. Поэтому он был поражен, увидев обветшавшее здание с покосившимися дверями и ставнями и давно не мытыми окнами.Внешний вид здания словно предупреждал о царившей разрухе внутри самой винокурни. Выщербленный кирпичный пол застилала прогнившая солома, вдоль стен в беспорядке громоздились ржавые решетчатые ящики для бутылок и старые бочки. Воздух был спертым и душным, рабочие, которых они видели в сумрачных отсеках цеха брожения и на складе, поражали своим оборванным видом.Гарнер нашел мастера, и между ними завязался горячий спор о возмутительном состоянии предприятия. Уитни ничего не оставалось делать, как одной отправиться на экскурсию по винокурне. Угрюмые, одетые в лохмотья рабочие провели ее сначала в огромный цех, где, собственно, и производилась перегонка и где лицо опалял пылающий жар, а затем в помещение, куда поступал готовый ром. Она попросила разрешения попробовать свежую партию. Рабочие подозрительно осмотрели элегантное бархатное платье Уитни, меховую накидку и муфту из горностая и довольно грубо отказали ей.Ничуть не обескураженная их грубостью, она решительно заявила:— Я все равно намерена попробовать ром… даже если мне придется самой его зачерпнуть!Последовала молчаливая дуэль упрямых взглядов, после чего ей передали оловянную кружку с только что сваренным ромом. Под настороженными и угрюмыми взглядами рабочих Уитни сделала один глоток и постаралась скрыть свое смущение.— Ну? — мрачно спросили ее.Уитни не успела ответить, так как в эту минуту вошел Гарнер, который повсюду ее искал и отнюдь не обрадовался, застав в обществе грубых мужчин, да еще с кружкой рома в руке.— Я только что попробовала, — невозмутимо сказала она и протянула ему кружку. — По-моему, тебе тоже стоит попробовать. Это совершенно не похоже на тот ром Таунсендов, которым меня угощал твой дед.Против своего желания Гарнер отведал напиток, и от кислого водянистого вкуса у него свело челюсти. Предложив Уитни руку, он поспешно покинул завод, и только когда они уже приближались к дому, отозвался наконец на мягкое пожатие ее руки.— Ты расстроен, — сказала Уитни, подводя итог их общим впечатлениям. Ей было ясно, что производство рома на предприятии сильно пострадало от безразличия к делу, характерного для Таунсендов, которые думали только о получении прибыли.— Проклятие! — Гарнер с досадой ударил по колену рукой, затянутой в перчатку. — Производство рома под маркой Таунсендов заложило основы нашего семейного состояния. И очень тяжело видеть, до чего все деградировало! Эта винокурня позорит наше имя!Уитни с сочувствием отнеслась к его возмущению. Ведь продукция винокура — это его гордость.— Так сделай же что-нибудь.— Например? — выпалил он, с опозданием устыдившись своей резкости. — Передать дело в твои руки?— В мои?! — Ее глаза осветились радостью, что он прочитал ее затаенные надежды. — Великолепная мысль! Только… Я ничего не понимаю в роме. Зато твой дедушка отлично в нем разбирается, и ему страшно надоело сидеть без дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58