Линдсей стала засовывать в сумку свои бумаги, когда вдруг увидела письмо от бабушки. Оно пришло вчера вечером, и она забыла прочитать его. Бережно вынув конверт, она поднесла его к носу и почувствовала отчетливый запах мускусной розы — любимый запах бабушки. Эти духи производит специально для нее один француз по имени Д'Аламбер, проживающий в Грассе и названный так в честь знаменитого французского философа восемнадцатого века. Гэйтс Фокс было уже восемьдесят два года, и из них около сорока лет она получает из Франции эту редкую по запаху парфюмерию. По ее настоятельной просьбе Линдсей ездила в Сан-Франциско на Рождество, так как не видела бабушку вот уже несколько лет. Она стала более медлительной в движениях, но ее ум работал с прежней энергией, она страстно любила жизнь и держала под контролем всех окружающих. Правда, вокруг нее не осталось почти никого. Ройс снова женился в прошлом году и жил отдельно. Его новая жена тоже была там на Рождество, и это не доставило Линдсей абсолютно никакого удовольствия. До этого брака она была вдовой известного сенатора от штата Вашингтон Мартина Джаблоу. Холли Джаблоу была довольно молодой женщиной примерно тридцати пяти лет, совершенно пустой и необыкновенно скаредной. Почти все ее внимание сосредоточилось на двух персонах — на своем новом муже и на себе. Причем себя она любила гораздо больше, чем мужа. Оказавшись в его доме, она быстро сообразила, что муж недолюбливает свою младшую дочь, и мгновенно приспособилась к этому обстоятельству, извлекая для себя определенные выгоды. Холли стала вести себя с Линдсей чересчур покровительственно, беспрестанно давая советы относительно одежды, прически, лака для ногтей и так далее. Что же до Дженнифер, то Линдсей видела ее за все это время только один раз.Она слишком исхудала, по-прежнему много курила, была нервной и спала с каким-то молодым человеком лет двадцати шести. Когда Линдсей была у нее дома, неожиданно пришел этот парень и мать вынуждена была познакомить его со своей дочерью, хотя и сделала это с величайшей неохотой. Видимо, она почувствовала в ней соперницу. Линдсей покинула ее дом через несколько минут, с трудом подавляя в себе отвращение, грусть и чувство полного одиночества. С тех пор она практически не общалась с матерью и редко бывала в Сан-Франциско, справедливо полагая, что все ее связи с этим городом оборваны раз и навсегда.Линдсей вынула из конверта два сложенных листа и улыбнулась, зная, что сейчас прочитает обо всех сплетнях в городе, о друзьях и подругах бабушки и о светской жизни богатых семей Сан-Франциско. Слава Богу, что хоть бабушка изредка поддерживает с ней связь.Письмо, как она и ожидала, началось с местных новостей. Линдсей узнала, что совет директоров больницы Моффитт решил потратить немало денег на модернизацию новой радиологической лаборатории. Затем последовало старческое ворчание насчет политики президента Рейгана и выражалось искреннее огорчение ужасной диспропорцией между демократами и республиканцами в Северной Калифорнии. Вдруг улыбка исчезла с ее лица.«Не знаю, говорил ли тебе кто-нибудь эту новость, так как для отца ты по-прежнему не существуешь, а других родственников у тебя просто-напросто нет. Так вот, Сидни беременна. Кстати сказать, я не имею ни малейшего представления о том, кто является отцом ребенка и знает ли об этом твой отец. И тем не менее полагаю, что семья ди Контини примет его, так как другого выхода у них просто нет. Ведь Сидни до сих пор живет в их доме и делает вид, что является верной и преданной женой Алессандро. Даже после стольких лет я не перестаю удивляться этому факту. Конечно, она заметно изменилась за эти годы, но, чтобы понять меня, нужно увидеть ее своими собственными глазами. Пару недель назад она приезжала к нам, и я не могла не заметить в ней этих перемен. Конечно, она по-прежнему сильна и решительна в своих поступках, но вместе с тем у нее появились и некоторые другие черты — замкнутость, отрешенность и даже какая-то уязвимость. Порой я даже не узнавала ее. Такое чувство, что сейчас она несет на себе тяжкий груз ответственности за судьбу всего мира. Это довольно странно, если не сказать больше. Ты, кажется, видела ее последний раз года четыре назад? Если не ошибаюсь, именно в то время, когда ты была в Париже?»Линдсей шла, обуреваемая грустными мыслями. Ее бабушка прекрасно знала, что она не виделась с сестрой после того ужасного случая в Париже. Зачем же она снова напоминает ей об этом? Собственно говоря, это не имеет абсолютно никакого значения. Она уже вполне взрослый человек и к тому же достаточно умный, чтобы справиться со своими эмоциями и продолжать жить с улыбкой на устах.«Она сообщила мне, — продолжала бабушка, — что Алессандро остался таким, каким он был всегда, из чего я сделала вывод, что он по-прежнему увлекается молоденькими девочками. Прости, дорогая, если это вызывает у тебя неприятные воспоминания, но прошло уже четыре года и пора бы забыть обо всем и смело смотреть правде в глаза. Когда ты была у меня на Рождество, я не могла не заметить, что ты все еще внутренне скованна и всего боишься. Ты даже близко не могла подойти к тому парню, который был в числе моих гостей. Кэл Фарадей — замечательный парень, очень умный и образованный. К тому же он единственный сын Клея и Эльвиры и с успехом учится на первом курсе медицинского факультета. Линдсей, мне известно, что говорит твой отец, этот отъявленный негодяй, но он ошибается, поверь мне. Никогда не слушай его. Ты не виновата в том, что произошло тогда в Париже. Взрослей, моя девочка, и постарайся как можно скорее забыть обо всем…»Линдсей подняла голову и посмотрела на крыши домов студенческого городка. Как легко судить обо всем со стороны, анализировать и сопоставлять факты, давать благоразумные советы другому человеку! Это было известно ей не только из жизни, но также из различных теорий, которых она нахваталась, специализируясь в области психологии.Она быстро сложила письмо и отправила его поглубже в сумку. Линдсей подошла к зданию психологического факультета, поднялась по лестнице на второй этаж, вошла в аудиторию 218 и уселась на своем обычном месте. Студенты напряженно молчали, желая побыстрее все сделать и насладиться долгожданной свободой. Доктор Граска и его ассистент из числа выпускников вручили ей голубого цвета тетради, а вместе с ними лист бумаги, на котором были изложены вопросы. Линдсей порылась в сумке, Достала шариковую ручку и стала быстро писать.Она писала около трех часов, а когда закончила отвечать на вопросы, сдала все бумаги ассистенту и быстро покинула аудиторию, даже не взглянув на профессора Граску. На улице было еще теплее, чем до экзамена. Как хорошо, что у нее не будет больше никаких занятий! Полная свобода. Университет теперь позади, а впереди степень бакалавра, никакой работы и ни малейших представлений о том, чем ей придется заниматься в будущем.Линдсей спустилась к набережной и села на катер, в считанные минуты доставивший ее к статуе Свободы. Там она немного посидела на скамье, греясь на солнце и наблюдая за беззаботными туристами, которые толпами бродили взад и вперед, а потом вернулась домой.В тот вечер, к ее удивлению, ей неожиданно позвонил Кэл Фарадей и предложил вместе поужинать и посмотреть какой-нибудь интересный фильм. Он только что окончил первый курс в университете Джонса Хопкинса и приехал в Нью-Йорк на несколько дней, чтобы навестить друзей. Она ответила ему вежливым отказом и тут же отправилась спать, теряясь в догадках, к чему бы этот неожиданный звонок. 1987. ТЭЙЛОР Тэйлор был свободен от дежурства в участке и, принарядившись в свои любимые темно-коричневые вельветовые брюки, белую хлопковую рубашку и жилетку, отправился на Шестьдесят третью улицу, где в своей квартире проживала Дороти Райан. Они условились, что поужинают сегодня вместе в одном из ресторанов, и поэтому у него было прекрасное настроение. Весело насвистывая, он думал о ней, о себе и о тех взаимоотношениях, которые сложились между ними. Дороти была очень симпатичной, веселой женщиной, быстро делающей успешную карьеру в области рекламного бизнеса. Он впервые встретил ее на стадионе, где играла его любимая команда «Джайентс». Тогда «Монтана» им так накостыляла, что они были похожи на рождественских гусей. Дороти орала во всю глотку и осыпала их проклятиями, причем все это было настолько эмоционально, что все оставшееся время Тэйлор следил не за игрой, а за ней. В тот же вечер он угостил ее пивом и горячими сосисками, а потом они, к взаимному удовольствию, провели вместе ночь.Дороти очень легко относилась к сексу, получала от него громадное удовольствие. Она осыпала Тэйлора поцелуями, заставляла стонать и даже кричать от наслаждения, а потом позволила ему довести ее до состояния оргазма. Она была любвеобильной, необыкновенно доброй и в высшей степени удовлетворенной той жизнью, которая у нее сложилась. А когда она неожиданно заявила, что ее совершенно не интересуют семья и брак, он сразу же поверил ей и с облегчением вздохнул. От всех этих мыслей Тэйлор стал насвистывать еще громче, бодро шагая по тротуару, когда вдруг до него донесся какой-то крик. Инстинкт полицейского заставил его насторожиться и прислушаться. Через некоторое время крик повторился и прозвучал на сей раз более громко. Тэйлор без особого труда установил, что кричали где-то в небольшом двухквартирном кирпичном доме слева от него. Дом был старый, с некоторым налетом благопристойности, чего напрочь лишены современные постройки. В ту же секунду входная дверь дома резко распахнулась и из нее выбежала женщина, громко причитая и отчаянно размахивая руками. Не останавливаясь на крыльце, она стала суетливо спускаться вниз по бетонным ступенькам.На первый взгляд эта женщина была похожа на домохозяйку с дурным вкусом и еще более дурными манерами. Ее распущенные волосы были выкрашены в ярко-красный цвет, на ногтях вызывающе поблескивал оранжевый лак, а платье своим бесформенным покроем напоминало яркий мешок с вульгарным изображением экзотических южных морей. На ногах у нее были довольно странные старушечьи туфли, а чулки вспучились на коленках, обвисая мелкими пузырями. Она была довольно крупной, с тяжелыми бровями, грозно нависающими над быстро бегающими глазками, и слегка припухшим мясистым лицом, обильно покрытым дешевой косметикой. Она продолжала кричать и с таким отчаянием размахивала руками, что Тэйлор заподозрил неладное и быстро подбежал к ней:— Я офицер полиции. Что у вас стряслось?От неожиданности она умолкла, вытаращила на него глаза, как будто не веря тому, что перед ней действительно оказался полицейский. В то же мгновение на ее лице проступило легкое недовольство, если не сказать раздражение. Увидев, что она вот-вот снова закричит, Тэйлор схватил ее за руку и сильно тряхнул. Крик, уже готовый было вырваться наружу, застыл на ее губах.— О Господи! Боже милостивый! Моя маленькая девочка! Она лежит там и истекает кровью! Она может умереть!— Вы уже вызвали «скорую помощь»?Женщина покачала головой и растерянно замигала глазами.— Немедленно отведите меня к ней.Увидев, что она не двинулась с места, Тэйлор решительно подтолкнул ее к двери дома. Мимо них прошли несколько человек, опустив головы вниз и глядя куда-то в сторону. Ничего не поделаешь, это Нью-Йорк — город, в котором никому нет дела до незнакомого человека. Тем более в таком районе.Тэйлор быстро последовал за женщиной вверх по широкой лестнице из резного полированного дуба. Попутно он отметил про себя, что лестница находилась в прекрасном состоянии: никакой грязи, пыли, да и вообще в этом доме не было того затхлого запаха, без которого не обходится ни один старый дом с небогатыми жильцами.— Ваша дочь порезалась? Что с ней произошло? Почему она истекает кровью?Женщина снова покачала головой и, пройдя еще немного по длинному, безукоризненно чистому коридору, открыла массивную дверь из красного дерева.— Элли? — громко позвала она. — Где ты, моя девочка?Тэйлор услышал слабое всхлипывание. Он бросился мимо заторможенной женщины через огромную гостиную и вбежал в небольшую спальню, где на кровати лежала обнаженная девочка не старше пятнадцати лет. Все ее заплаканное лицо было покрыто ссадинами и кровоподтеками, а ноги перепачканы кровью, пятна которой ярко выделялись на фоне белоснежной простыни. Она с трудом дышала, жадно хватая ртом воздух, но когда увидела перед собой Тэйлора, стала лихорадочно натягивать на себя простыню, прикрывая изувеченное тело. Ее глаза ярко блестели от безумного страха и боли, а текущие ручьем слезы лишь усиливали впечатление неизбывного горя.Тэйлор остановился перед кроватью и ободряюще улыбнулся:— Что случилось? Не бойся меня. Я не причиню тебе зла. Меня зовут Тэйлор. Я офицер полиции и хочу помочь тебе. Скажи мне, пожалуйста, что произошло?— Бэнди что-то сделал со мной. Мне было очень больно, и вот теперь течет кровь. Она течет так сильно, что я могу умереть.— Как тебя зовут?— Элли.— Элли, — медленно повторил он и снова улыбнулся. Было похоже, что эту девочку изнасиловали. Тэйлор окинул взглядом комнату и увидел телефон на прикроватной тумбочке.— Все будет нормально, не волнуйся, — постарался он успокоить ее, медленно приближаясь к телефону. — Я хочу позвонить в больницу и вызвать «скорую помощь». Ты не возражаешь? Нет, не надо плакать. Я еще раз повторяю, что никто не причинит тебе зла.Девочка застыла от страха, но плакать все же перестала. Ее бледное лицо стало еще бескровнее. Тэйлор быстро набрал 911, приказал выслать «скорую помощь», а потом повернулся к убитой горем женщине и спросил у нее адрес. Та стояла на пороге комнаты, заламывая руки и отрешенно глядя на свою дочь. Тэйлору пришлось еще раз повторить свой вопрос.— Ну а теперь, — сказал он, положив трубку, — расскажи мне, кто такой этот самый Бэнди. — В то же самое время он протянул к ней руку и слегка приподнял край простыни. Девочка судорожно дернулась и отодвинулась на край кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68