— Просто я любопытна.— И поэтому постоянно говорила об этом.— Ты же отказалась идти со мной. Теперь я знаю почему: тебе и так все было известно.— Я не хотела, чтобы ты узнала об этом сейчас… в этом положении.— Меня вот что больше всего беспокоит, Берсаба… вдруг я и мой ребенок…— Выбрось это из головы. Это просто глупо.— Как я могу выбросить это из головы, если я ни о чем другом не в состоянии думать? Как бы ты себя чувствовала на моем месте? Я все вспоминаю об этом… мальчике. Перед глазами стоит его лицо. Я в ужасе, Берсаба. Если такое случится однажды…— С твоей стороны было глупостью лезть туда. Почему ты не сказала мне, что собираешься это сделать?— Супруги Черри хранили тайну. Ты только подумай: все в доме, кроме меня, об этом знали. Я единственная блуждала в потемках.— Держать тебя в неведении было необходимо.— Я — жена Ричарда… самый близкий ему человек., и мне не сказали!— Пойми же, ты вынашиваешь ребенка. Разумнее всего было ничего тебе не говорить. Посмотри на себя… Посмотри, что с тобой стало. Ты рвешь и мечешь…— Миссис Черри намекнула… что можно прервать…— Что?!— Она говорит, что еще и сейчас…— Ты сошла с ума, и миссис Черри тоже. Я с ней поговорю. Как у нее язык повернулся!— Я хозяйка этого дома, Берсаба, хотя иногда мне кажется, что ты считаешь хозяйкой себя. Она повернулась и вышла из комнаты.Я не могла уснуть. Ночь тянулась невыносимо долго. Я боялась заснуть, потому что знала, что мне приснится. Все страхи последних месяцев были просто ничто в сравнении с теми, которые преследовали меня сейчас. Я представляла, что у меня родился ребенок, и Ричард говорит: «Он… или она… должен отправиться в замок».Горячего молока в эту ночь у моей постели не было. А настой миссис Черри так и остался нетронутым. Я уже почти решилась выпить его, но знала, что тогда сразу же усну, а засыпать я боялась, потому что меня пугали ночные кошмары.Дверь комнаты стала очень медленно приоткрываться. Я почувствовала, как заколотилось мое сердце. Неужели пришел тот, кого я ждала?Вошла Берсаба и остановилась возле моей кровати.— Ты не спишь, Анжелет, — сказала она.— Могу ли я заснуть, если мне нужно столько сразу обдумать?— Все еще беспокоишься за ребенка?— А что бы ты чувствовала на моем месте?— Ты вбила себе в голову, что Ричард не может быть отцом нормального здорового ребенка.— Если бы ты видела этого… это существо! Он мне напомнил того человека на лужайке.— Анжелет, в течение всего дня я размышляла, следует ли тебе рассказывать… Это может оказаться для тебя ударом, но я все же пришла к заключению, что это принесет меньше вреда, чем страх за судьбу ребенка. Сейчас для тебя самое важное… важнее всего… это ребенок. Верно, Анжел?— Конечно.— У Ричарда может быть здоровый ребенок. Он у него есть.— Я тебя не понимаю.— Арабелла — его дочь.Я продолжала лежать, ничего не понимая, потом медленно произнесла:— Арабелла. Твоя Арабелла. Она — дочь Ричарда!— Да, — вызывающе подтвердила Берсаба.— Ты и он…— Да, он и я. Ты когда-нибудь видела более прелестного ребенка? Я — нет. И никто не видел.— Ох, Берсаба, — воскликнула я, — ты и Ричард!— Ты его не любила, — сказала она упрямо, — не любила по-настоящему. Ты боялась его.— А ты, видимо, любила.— Да, я любила.— И ты вышла за Люка, чтобы никто не узнал, что ты ждешь ребенка от Ричарда. А Люк, что он думал?— Он все знал и помог мне.— Ты считаешь, что весь мир принадлежит тебе, Берсаба. Тебе всегда так казалось. Другие люди ничего для тебя не значат, да?— Сейчас для меня важнее всего ты, сестра. С тобой все будет в порядке, и ты родишь крепкого и здорового ребенка.— А когда вернется Ричард? — спросила я. — Что тогда?— Ты покажешь ему здорового ребенка.— Ты уже показала ему своего.— С этим покончено, Анжелет. Когда ты родишь и приедет Ричард, я вернусь домой, в Тристан Прайори.— Ричард тебя не отпустит. Он ведь любит тебя?— Он — человек, который будет любить свою жену и своих детей. Спокойной ночи.Она наклонилась и поцеловала меня.Я лежала, погруженная в раздумья. Любовники в этом доме… и я. Почему же мне ничего не было известно? И тут я вспомнила, с какой настойчивостью Берсаба предлагала мне сонное снадобье: «Это поможет тебе уснуть». Мне припомнилась ее лицемерная улыбка. Они усыпляли меня на то время, которое проводили вместе.Почему же она пошла на это? Оттого ли, что я испытывала страх перед кроватью с пологом и не могла привыкнуть к этим взаимоотношениям? Берсаба воспользовалась ситуацией. В ней было то, чего не хватало мне. Я вспомнила, как глаза Бастиана неотрывно следовали за моей сестрой, как она была взбешена, когда Карлотта увела его. Потом, по словам Берсабы, Бастиан хотел на ней жениться, а она отказала ему. Затем она приехала сюда и очаровала Ричарда, а Люк так жаждал ее, что согласился признать себя отцом чужого ребенка.Ох, Берсаба, моя родная сестра! Что я о ней знала? Она была совсем чужой для меня.Внезапно мне в голову пришла ужасная мысль: она любила Ричарда, любила его так сильно, что смогла забыть о том, что я, считавшая ее близким и дорогим человеком, — его жена.Меня переполняли воспоминания. Я вновь оказалась в своей комнате в Пондерсби-холле, и рядом со мной стояла Анна. Что она сказала? Тогда это показалось мне странным: «Будет ошибкой думать, что в ней — сплошь хорошие черты… Если подвернется случай…»Что могла Анна знать о Берсабе? Однако, несомненно, что она хотела предостеречь меня от моей собственной сестры.Я представила, как кто-то кладет в мое молоко яд. Кто же давал мне молоко? Кто давал мне сонное снадобье, так что я совершенно спокойно спала, когда она отправлялась к моему мужу?Никогда в жизни мне не было так страшно. Неужели моя родная сестра так сильно возжелала моего мужа, что попыталась убить меня? Часть шестая. БЕРСАБА В ТУННЕЛЕ Появление солдат я восприняла едва ли не с облегчением. Это случилось после Рождества. Я украсила дом плющом и падубом, в основном ради детей, чтобы они как-то ощутили праздник, но когда они укладывались в кроватки, дом погружался в уныние.Миссис Черри растеряла все свое добродушие. Когда бы я ни заходила в кухню, я заставала ее сидящей за столом и глядящей в пустоту. Черри почти не разговаривал, он тоже не мог избавиться от воспоминаний об убитом им сыне. На нем лежало такое тяжкое бремя вины, что это чувствовали все в доме.Грейс и Мэг пытались бодриться. Феб не могла забыть ферму Лонгриджей, где она была счастлива со своим мужем, и я догадывалась, что она, как впрочем и все мы, ждала, когда же все это кончится. Для меня же самым тяжелым испытанием были наши натянутые отношения с Анжелет. Она не могла простить мне того, что произошло между мною и ее мужем; я тоже не могла себе этого простить. Она с трудом переносила пребывание в одном помещении со мной и, разыскав где-то ключ, стала запираться в своей Синей комнате, что раньше даже невозможно было представить. Я боялась этого: вдруг ей ночью понадобится помощь?Я понимала, что она относится ко мне с подозрением и убеждена в том, что я хотела ее смерти, чтобы выйти замуж за Ричарда, когда он вернется.Я уверяла ее в том, что собираюсь в Тристан Прайори, и даже взялась за приготовления к отъезду.— Война не будет длиться вечно, — говорила я. — Что-нибудь вскоре произойдет.После этого печального Рождества и последовавшей за ним Двенадцатой ночи, которую мы не отмечали, Анжелет начала уединяться в своей комнате с Грейс.Я беспокоилась, понимая, что с ней далеко не все в порядке, и боялась, что все случившееся ей повредит. У меня даже мелькала идея пригласить сюда нашу мать, но это, конечно, было невозможно из-за событий, происходящих в стране.Беда разразилась в январе, за месяц до того, как Анжелет должна была родить. С севера дул холодный ветер, и пруды покрылись коркой льда. В такие дни не хотелось выходить из дому. В теплых комнатах топились камины, но в доме было неуютно. Грейс готовила комнату для роженицы, хотя впереди был еще целый месяц, а миссис Черри, покачивая головой, говорила, что опасается приближения этого дня.Я не мешала ей высказываться, пусть говорит что угодно, лишь бы этого не слышала Анжелет.Как-то раз Джессон отправился побродить по окрестностям и вскоре вернулся с новостью, что «круглоголовые» уже где-то поблизости. Они ограбили церковь, расположенную в пяти милях отсюда, изуродовав ее прекрасные орнаментальные украшения и вообще все, что, по их мнению, относилось к папизму.Я попросила, чтобы никто не говорил об этом моей сестре, они ведь могли и не прийти сюда, а в ее положении не стоило лишний раз волноваться.Но сама я была настороже, так же, как и Феб. Я велела ей ни на минуту не оставлять детей и быть готовой в любой момент закутать их потеплей и увести.Затем я спустилась на кухню и позвала туда Джессона и Черри. Я сказала им:— Возможно, солдаты и не придут сюда, но если это случится, совершенно бесполезно пытаться защищать дом. Мы можем сделать только одно — спрятаться в туннеле. Начинайте запасать там провизию и воду. Мы спрячемся и переждем их нашествие. Нам повезло, что существует такое укрытие.Мужчины согласились, что это единственный шанс.— Тогда давайте готовиться, — сказала я.Уже стемнело, когда мы услышали крики солдат. Момент, которого все так давно боялись, наступил.Я потихоньку велела Феб сказать детям, что мы будем играть в новую игру, и привести их на кухню. В доме должно быть темно, но мы возьмем с собой запас свечей. В туннель должны уйти все, Затем я пошла к Анжелет и сказала:— «Круглоголовые» явятся сюда через пять минут. Мы должны спуститься в туннель.— Ты уже стала в доме хозяйкой, — бросила она.— Не будь дурой! — закричала я. — Ты немедленно пойдешь со мной.Я закутала ее в теплую накидку. Мы уже дошли до кухни, когда неподалеку раздались крики.— Где дети? — с тревогой спросила Анжелет.— Здесь. Все уже здесь.И мы вошли в туннель, соединяющий дом с замком.Мы оставались там всю ночь и весь следующий день. Ночью дети спали, а проснувшись, пришли в восторг от новой игры. Но мы знали, что она скоро надоест им. Когда Лукас расплакался и сказал, что больше не хочет играть в прятки, мне пришлось объяснить ему, что он должен вести себя тихо, потому что это не игра. В нашем доме сейчас солдаты, и мы прячемся от них. Мне удалось его утихомирить, хотя он немного и перепугался. Наша жизнь сейчас полностью зависела от того, сможем ли мы соблюдать тишину.Арабелла жалась ко мне, но она была более увлечена, чем напугана происходящим; в свете свечи было видно, как горят от возбуждения ее глаза, так похожие на глаза Ричарда.— Скоро они уедут, — шептала я, — и тогда мы вернемся в дом.Больше всего меня беспокоила Анжелет. Она все время молчала и обращалась ко мне только по необходимости. Мне было невыносимо тяжело чувствовать, что она подозревает меня в стремлении избавиться от нее и выйти замуж за Ричарда.Я вспомнила о наших детских ссорах и о том, как мы были тогда необходимы друг другу. Именно потому так ранила меня ее нынешняя неприязнь. Я по-прежнему хотела быть для нее опорой, а она, напротив, отдалялась от меня. Да, узы, существовавшие между нами, порвались, когда я полюбила Ричарда.Я пообещала себе: если мы переживем эту ночь и следующий день, я немедленно уеду. Я больше никогда не увижу его, а значит, избегну возможности поддаться искушению. Мне было ясно, что я никогда не смогу оправдаться перед Анжелет, которой не понять, что такое ошеломляющая страсть…Переговаривались мы шепотом.Миссис Черри вдруг спросила:— А что же с мальчиком? Что с Джоном Земляникой? Нужно привести их сюда. Солдаты заберутся и в замок. Они сломают стену.Черри ответил:— Джон Земляника позаботится о мальчике.— Но они ненавидят замки, а про этот еще и знают, чей он. Они отомстят королевскому генералу.Ее лицо при свете свечи казалось диким. Я боялась, что она впадет в истерику и подвергнет нас опасности, если начнет кричать или попытается выбраться за мальчиком и Джоном Земляникой.Черри старался успокоить ее:— Эмми, не расстраивайся. Все будет в порядке.— Тебе-то на все наплевать… Ты и родного сына пристрелил. Нашего Джозефа…— Мне пришлось, Эмми. Лучше бы ты помолчала. Мне пришлось это сделать. Ты же знаешь, что случилось в прошлый раз.— Тогда ты выстрелил ему в ногу. И сейчас тоже мог бы стрельнуть в ногу. Что, разве не мог? А ты его насмерть… нашего сынка… Он же ничего не успел сделать. Он просто пришел повидать свою мамочку.Наступило молчание. Похоже, миссис Черри и сама была потрясена тем, что сказала.Она снова стала всхлипывать:— Мы отсюда никогда не выберемся. Эти безумные люди… они сожгут весь дом… Они сожгут замок… Что нас ждет? Вход будет заперт. Нас здесь похоронят заживо. Я хочу отсюда выбраться.— Вы пугаете детей, миссис Черри, — жестко сказала я, а детям шепнула:— Это ничего… ничего… миссис Черри просто играет.Некоторое время она молчала. Мы все напрягли слух, но услышали лишь какой-то шум.— Мы здесь хорошо заперлись, — сказал Джессон. Грейс спросила:— С вами все в порядке, госпожа? И Анжелет в ответ прошептала:— Что она говорила о том, как кого-то видели в церкви?— Да ничего, госпожа, — начал Черри. Миссис Черри прервала его:— Ты мне рот не затыкай, Черри. Мы отсюда все равно не выберемся, мне надо выговориться.— Не нужно, Эмми, — сказал Черри, — пожалуйста, помолчи.— Это уже давно… такая тяжесть у меня на сердце. Я хочу, чтобы он был мой… Почему я должна отрекаться от него? Он был добрый, мягкий, только иногда на него находило. Джо-то никогда таким не был. Он всегда был жестокий и хотел всем вредить. А мальчик — нет, он добрый. Я хотела, чтобы он был здоровым и жил в этом доме как джентльмен. Все здесь принадлежало бы ему… Видите, какая я грешная.Я начинала кое-что понимать, сопоставляя факты и слова, но не хотела, чтобы это слышали дети. Я боялась, что она их напугает.Мальчик в замке не был сыном генерала. Да и как он мог им быть, если это внук миссис Черри? Сумасшедший уже бывал в этом доме. Он застал жену Ричарда в церкви, изнасиловал ее, и она родила от него ребенка… этого мальчика.Но почему она от него не избавилась?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52