Видимо, да, поскольку это доказывало, что она — кроткая и послушная жена.— Меня устраивает здешняя жизнь, — сказала я, взглянув на него.Уголки его губ слегка приподнялись, а это означало, что он доволен.— И тем не менее, Берсаба, это будет очень нечестно по отношению к вам. Я что-нибудь придумаю.Я полностью сосредоточилась на шахматной доске, поскольку сама мысль о том, что он не будет страдать, переживая мое отсутствие, была для меня невыносима.Позже я ушла к себе в комнату. Я узнала, что не смогу заснуть, размышляя о том, что я натворила. Я снова и снова представляла, что сказала бы моя мать, узнав о случившемся. Несомненно, она нашла бы обстоятельства, оправдывающие меня, но в глубине души была бы потрясена всем этим и никогда не оправилась бы от шока. Она любила моего отца и была однолюбкой, но если бы он женился на другой, она отступила бы, несмотря на горе. Возможно, она никогда не вышла бы замуж, а может быть, вышла бы за другого.Люди вроде моей матери, обладающие врожденными добродетелями, не способны понять ошеломляющего натиска искушений, обрушивающихся на людей моего типа. Я могла до поры до времени держаться, но мое влечение к Бастиану, достигнув пика, просто сломило все преграды.На следующий день я вновь отправилась на ферму Лонгриджей, где меня встретила Элла. Она сказала, что ее брат ушел по делам фермы.Как опрятно и чопорно выглядела она в простом сером платье и белом переднике! Интересно, что бы она сделала, узнав о моих грехах? Вероятно, перестала бы принимать меня в своем доме, ибо пуритане, ведя столь чистую и безгрешную жизнь, были нетерпимы к грехам других.Некоторое время Элла говорила мне о достоинствах своего брата и о том, как она боится его излишней смелости. Самые ужасные вещи могут произойти с теми, кто пишет так называемые призывы к мятежу, которые на самом деле содержат чистую правду.— Я никогда не забуду дело доктора Лейтона, шотландца, написавшего» Обращение к парламенту, или довод против папства «. Его дважды публично отхлестали бичом, а затем привязали к позорному столбу. Ему отрезали уши, вырвали ноздри, а на щеках выжгли клеймо СС, что означает» сеятель смуты «.Я содрогнулась.— Ваш брат не должен подвергать себя такому риску.— Вы думаете, он послушается меня?— Сомневаюсь. Так всегда и бывает с мучениками. Они никогда не слушают тех, кто пытается их спасти.— Доктора Лейтона выпустили из тюрьмы.— Возможно, теперь он будет вести мирную жизнь. Она резко повернулась ко мне.— А что ему остается? Девять лет в королевской тюрьме! Он потерял зрение, слух, его не слушаются руки и ноги. Наверное, теперь его жизнь вполне можно назвать мирной. И все это — лишь за то, что он посмел изложить на бумаге свои мысли, которые могли овладеть умами других людей!— Мы живем в жестокие времена, Элла.— Вот ради того, чтобы эти времена изменились, и рискуют своими жизнями Люк и его друзья.Некоторое время мы молчали. Как легко и спокойно было здесь, на ферме! Мыслями я вернулась в Фар-Фламстед, пытаясь угадать, о чем сейчас думает Ричард. А вдруг он заговорит с Анжелет о той ночи? Что тогда произойдет?Вошел Люк Лонгридж, и я сразу заметила, как загорелись его глаза, когда он увидел меня. Я собрала все свои силы, чтобы привлечь его внимание, потому что мне нужно было как-то развеяться. Я должна была прекратить думать о трагифарсовой ситуации, которую сама же и создала в Фар-Фламстеде.— У тебя мрачный вид, сестра, — сказал он, глядя в это время на меня.— Мы говорили о докторе Лейтоне.— О да. В свое время вокруг его имени было много шума, но теперь он уже на свободе.— Через десять лет! — раздраженно заметила Элла — Его жизнь кончена. Я даже сомневаюсь в том, что он сохранил рассудок.Я в упор посмотрела на Люка и сказала:— Это предупреждение тем, кто безоглядно бросает вызов власть имущим.Люк сел за стол, и его глаза загорелись тем фанатичным огнем, который появлялся у него при обсуждении любимых тем.— Нет! — воскликнул он. — Лейтон служит всем нам примером.— Примером того, как не следует поступать, — сказала я.— Госпожа Лэндор… Я прервала его:— Умоляю вас, называйте меня просто Берсабой. Ведь мы с вами друзья, верно?— Я счастлив, если это так. Видите ли, Берсаба, каждый должен делать свое дело, и если мы отступим, увидев поражение одного из наших лидеров, значит, мы недостойны вести эту борьбу.— Возможно, вы достойны того, чтобы вести мирную семейную жизнь и чтобы ваши дети выросли в безопасной обстановке.— Нет безопасной обстановки там, где царствует тиран.— А вы уверены в том, что, свергнув эту тиранию, вы не замените ее еще худшей?— Мы уверены в том, что этого не произойдет. Нет тирании в смиренном служении Господу.— Но это может стать тиранией в отношении того, кто не желает служить ему смиренно.— Вы защищаете подобных себе, Берсаба.— Каких таких подобных? Я и не знала, что принадлежу к какой-то секте. Я думаю так, как мне думается. Я хочу иметь свое собственное мнение, а отнюдь не то, которое мне будет навязывать та или иная группа людей.— В таком случае, вы не менее опасны, чем я.— О нет. Ведь я не излагаю свои мысли в письменном виде. Я держу их при себе и никому их не навязываю.Элла накрыла на стол, и мы продолжили наш разговор. Она в основном молчала, поставив на стол локти и внимательно наблюдая за нами. Люк был очень оживленным и возбужденным.— Вы, кажется, воображаете, что я — сам архиепископ Лод ! — сказала я.— Никогда не принял бы вас за кого-то другого. Вы слишком сильная личность, чтобы вас можно было с кем-то спутать.Я почувствовала, что начинаю краснеть, и воспоминания, которые я изо всех сил пыталась подавить, вновь нахлынули на меня. Тогда я успешно — если это можно так назвать — выдала себя за другого человека. Интересно, что сказал бы Люк, узнав о том, что я натворила? Представляю, как возмутились бы его пуританские чувства.Но то, что я покраснела, сделало меня лишь еще более привлекательной для него.Я быстро проговорила:— Терпеть не могу, когда краснею. От этого мои оспины выглядят еще хуже.— Они ни в коей мере не портят вас. Ваша сестра рассказала нам о том, как вы заболели.— Точно так же, как и все остальные. Я просто заразилась оспой.— Она рассказала, как это произошло.— Вы не должны считать меня героиней. Я не поехала бы туда, знай заранее, что произойдет.— И вообще не было смысла ехать, — заметила Элла.— Тот факт, что вы совершили такой поступок из желания помочь своей служанке, подтверждает ваше благородство… несмотря на все ваши усилия это отрицать, — сказал Люк, — причем я эти усилия не поддерживаю.— Давайте вернемся к положению в стране, — попросила я.— Нынешний парламент будет распущен, и еще до конца этого года будет создан новый парламент. Его возглавят Пим и Хэмпден, а потом опять возникнет конфликт между королем и парламентом. Вопрос в том, кто будет управлять страной: те, кто был для этого избран, или упрямец, считающий, что божественное провидение усадило его на трон.— Полегче, Люк, — предупредила его сестра.— Вы неосторожны, — сказала я и тут же подумала о том, что мы оба неосторожны и поэтому между нами много общего.Я спохватилась, что мне пора уезжать, и тут они поинтересовались, почему со мной не приехала сестра.— У нее болят зубы.— А раньше такое случалось?— Да, время от времени. Впрочем, у миссис Черри есть хорошее лекарство, снимающее боль.— Надеюсь, вскоре она поправится, — сказала Элла.— Больной зуб лучше всего удалить, — добавил Люк.— Я скажу об этом сестре, — пообещала я. Люк поехал провожать меня. По пути он признался в том, что рад моим посещениям и что ему интересны мои взгляды.— Несмотря на то, что они не совпадают с вашими собственными?— Частично — именно поэтому, а частично — потому, что они изложены так ясно, точно и логично.— Может быть, я сумела склонить вас на свою сторону?— О нет, — ответил он. — Вы по своей природе роялистка, это очевидно. А я — пуританин. Я верую в то, что путь на небеса лежит через самопожертвование и отказ от мирских радостей.— Вот с этим я никогда не соглашусь. Отчего то, что приятно, должно быть грешным?— Лишь простая, посвященная религии жизнь приносит истинное удовлетворение.Я ничего не ответила, но мне хотелось рассмеяться ему в лицо. Я по его глазам видела, что он желает меня. Его ни в коей мере нельзя было назвать отталкивающим — даже сейчас, когда для меня существовал один-единственный мужчина. Мне еще многое предстояло узнать о самой себе. Я подумала, что было бы очень забавно наглядно показать ему, насколько он не прав.Мы добрались до Фар-Фламстеда, и я сказала:— Вы правы, Люк. Вы для меня излишне правоверны. Боюсь, что я грешница и всегда такой останусь. Я нахожу слишком много радостей в тех вещах, которые Господь даровал нам. Не могу понять, зачем бы Он дал нам возможность ими пользоваться, если бы ожидал от нас, что мы повернемся к Его дарам спиной? По-моему, это было бы очень похоже на неблагодарность с нашей стороны. Это все равно, как если бы, будучи приглашенной на банкет, я заявила хозяину, что не желаю принимать участие в застолье, поскольку предложенные кушанья излишне вкусны, а наслаждаться едой — грех. Прощайте, Люк. Я вынуждена возвратиться к своей многогрешной жизни.— Берсаба! — воскликнул он, когда я повернула лошадь.Но я только подняла руку и помахала ему, так и не обернувшись.Вернувшись домой, я застала Ричарда в холле.— Вы ездили на прогулку… одна? — с упреком воскликнул он.Вид у него был озабоченный, что доставило мне удовольствие, но, видимо, это было всего лишь братской заботой.— Я просто съездила на ферму к Лонгриджам, а, на обратном пути меня провожал Люк Лонгридж.— Вы часто посещаете эту семью?— Мне нравится их общество.— Скажите Люку, чтобы он вел себя осторожнее. В один прекрасный день у этого человека возникнут крупные неприятности, если он не прекратит писать свои памфлеты.— Я обязательно скажу ему. Но он не обратит на это внимания.Я боялась находиться с Ричардом наедине, опасаясь сделать какое-нибудь неосторожное высказывание. Неужели он так ничего и не заподозрил?В этот же день он покинул Фар-Фламстед. Действительно, на севере назревали крупные события. Одной из причин волнений в стране было то, что король обложил большим налогом знать и мелкопоместное дворянство. К тому же город Лондон отказался дать королю требуемые им деньги. Ричард сказал, что деньги отчаянно нужны для восстановления армии и требование короля обосновано. Люк, со своей стороны, полагал, что королю вообще не нужна армия и что, если бы он не вмешивался в религиозную жизнь Шотландии, на севере царил бы мир.Я видела, что Анжелет довольна отъездом мужа. Как бы она ни восхищалась им, как бы ни любила его — по-своему, конечно, она радовалась его отсутствию, поскольку на это время освобождалась от своей тяжкой повинности.Сестра очень сокрушалась, что потеряла ребенка, который, по ее словам, » решил бы все проблемы «.Я решила на этот раз прижать ее к стене и прямо спросила:— Иными словами, ты со страхом и отвращением думаешь о ночах, которые проводишь в супружеской постели?— Ты слишком грубо это излагаешь, Берсаба, — сказала она, — и пока ты сама не замужем и понятия не имеешь о таких вещах, тебе вообще не следовало бы поднимать эту тему.— Есть вещи, которые способна понять и старая дева, — возразила я.— Тебе не угрожает стать старой девой. Вот тогда ты все и узнаешь сама.— Дело в том, — не унималась я, — что ты мечтаешь иметь детей, ты готова терпеть неудобства, связанные с беременностью, но при этом хотела бы обойтись без начальной, необходимой стадии.Покраснев, Анжелет призналась:— Д-да. Мне бы хотелось, чтобы это происходило каким-нибудь другим образом.Этого мне было вполне достаточно.Анжелет продолжала ночевать в Синей комнате, объясняя это тем, что хочет быть поближе ко мне, как в старые добрые времена.— Знаешь, если держать двери раскрытыми, то мы сможем говорить друг с другом, — сказала она с тоской.Это было оправданием, позволявшим ей избежать пребывания в постели под пологом на четырех столбиках в их общей спальне, о существовании которой она предпочитала забыть, находясь в милой Синей комнате.Там мы и вели нашу пустую жизнь, ставшую такой только потому, что здесь не было Ричарда, и время от времени говорили о нем, гадая, как идут у него дела.— Нынче так много беспорядков, — вздыхала Анжелет, тайно надеясь на то, что беспорядки будут не слишком серьезными, но все же смогут на некоторое время задержать Ричарда подальше от Фламстеда.— Будем надеяться на то, что все вскоре уладится, — искренне утешала я ее, мечтая о том, чтобы это действительно случилось и он поскорее вернулся к нам.Несколько раз мы посещали Лонгриджей, где нас принимали очень тепло. Люк немедленно заводил со мной разговор. Его интересовала моя точка зрения по самым разным вопросам, и я была вынуждена признать, что эти беседы доставляли удовольствие и мне. До некоторой степени они удовлетворяли мою жажду общения с Ричардом. Я была уверена в том, что Люк влюбился в меня и что сам он несколько смущен своими чувствами ко мне. Я и не думала облегчать его положение. Я старалась опровергнуть все его теории и доказать ему, что он, так же, как и все остальные, должен пользоваться радостями, которые предоставляет нам жизнь.Бывали дни, когда с утра непрерывно лил дождь, и тогда дом казался унылым. Наступил Хэллоуин, и в этот день мы вспомнили о Карлотте, задумавшись над тем, как она сейчас поживает. Я вспомнила, как ненавидела ее, как мечтала ее убить, точнее, чтобы кто-то ее убил, и о том, как в последний момент решила ее спасти. Этот случай дал мне возможность убедиться в том, что я, считавшая, что хорошо разбираюсь в людях, не разобралась даже в самой себе.Мне очень хорошо запомнился последний день октября. Я с утра чувствовала беспокойство — может быть потому, что в воздухе висела густая мгла, так что даже мне было явно, что отправляться сейчас на верховую прогулку просто глупо.В середине дня я зашла в супружескую спальню, взглянула на постель и, повинуясь какому-то капризу, улеглась на нее, предварительно задернув полог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52