Знаете, в дороге всякое может приключиться. А со мной будет безопаснее. Владимир, ты даже не представляешь, как будет счастлив мой дядя! Сцена императорского театра ждет вас, Анна.— Жаль огорчать дядю, но Анна никуда не едет.— И таким способом ты надеешься завоевать сердце женщины?— Мне незачем завоевывать то, что и так принадлежит мне. Я уже устал повторять, что ты говоришь о моей крепостной. Которая, к тому же, только что едва не стала беглой.— Я никогда не решилась бы на это, если бы могла доверять вашим обещаниям. Чего они стоят, вы нам только что доказали, — гордо ответила ему Анна.— Господину барону вообще нельзя верить, ибо он сам не знает, чего хочет, — бросил Корфу Репнин.— Почему же не знаю? Знаю. Я точно знаю, что хочу, чтобы вы перестали вмешиваться в мои дела, князь. Это мой дом, и ты в нем — гость. Или принимай мои условия, или…— Ты меня гонишь?— Боюсь, что ты загостился. Пора и честь знать.— Полагаешь, если я уеду, Анна меня забудет?— Я всего лишь хочу покоя в своем собственном доме.— Когда прикажете убираться?— Немедленно!— Думаешь, я пропаду? Уверен, Андрей не откажется приютить меня.— Поедешь к Долгоруким? Вот и славно. Чудесная там соберется компания — мать-убийца, вор-растратчик и секретный агент Его величества. Бог в помощь! — ернически поклонился другу Корф. — А вы, Анна, отправляйтесь сейчас же в дом. До моих особых распоряжений.— Особых? — вскинулся Репнин.— Вы все еще не уехали, князь? Поторопитесь, а не то мое терпение может иссякнуть.— И что тогда?— Вот тогда и поговорим, а пока, дамы и господа, я сообщил вам свою волю и жду, что вы с пониманием отнесетесь к необходимости ее исполнять, — Корф дал понять, что разговор окончен, и вышел из конюшни. — Анна, следуйте за мной!— Садитесь, — сухо кивнул он ей, когда они вошли в кабинет. — Я должен объяснится с вами. Я решил не отправлять вас в Петербург, но у меня есть на то свои причины. И я буду вам весьма признателен, если вы примите эту новость как данность, не подлежащую обсуждению.— Вам не надо ничего мне объяснять, я уже смирилась с удивительными переменами и в ваших планах, и в вашем настроении.— Почему?— Вы, как стихийное бедствие, на вас нельзя обижаться или пытаться изменить.— Я кажусь вам смешным? — побледнел Корф.— Нисколько. Мне просто грустно от безысходности каждого нашего разговора.— Ах, да, я понял! Бедная овечка! Смиренная жертва из стада Христова! Прекрасная роль, и главное — всегда вызывает сочувствие у окружающих.— Роль? Какая роль? Я вас не понимаю.— Глупая роль, которую вы сами себе придумали. Извините Анна, вы хорошая актриса, но только не в жизни.— Нет, Владимир Иванович, роль — это то, чем заняты вы. Это вы все время играете, потому что боитесь быть самим собой. Разве не потому вы отменили мой отъезд, что хотели оставить меня себе? Только себе. Тому себе, который приходил в мою комнату вот за этим, — Анна решительно подошла к растерявшемуся от ее напора Корфу и поцеловала его в губы.— Нет! — оттолкнул ее Корф.— Лжете. Вы опять лжете. Знаете, я совершенно запуталась, и не понимаю, когда вы настоящий и когда вам верить. Скажите, друг вы мне или враг? Я боюсь вас.— А я вас, — прошептал Корф.— Почему вы мучаете меня? — Анна уже готова была расплакаться. — Боже мой! Вы это делаете потому… Потому что вы любите меня?!— Ступайте к себе и выбросьте из головы сентиментальные глупости из французских книжек, — резко оборвал ее Корф, указывая Анне на дверь.Она вздрогнула и молча вышла из кабинета.— И не смотрите вы на меня так, — сказал Корф отцу, с сочувствием и жалостью глядевшему на него с портрета. — Довольно вам вмешиваться в мою жизнь! Вы меня оставили, ушли, вы умерли. И не смейте меня осуждать — буду жить, как могу. Как хочу!Последние слова Владимир произнес, приблизившись к портрету вплотную, затем взял его обеими руками и перевернул лицом к стене.— Вы чего-то хотели, барин? — тут же раздался голос вездесущей Полины. — Могу я вам чем-нибудь помочь?Рыжая голова и роскошные плечи девушки заняли весь дверной проем, Владимир изучающе оглядел ее с головы до ног.— Помочь? Пожалуй. Закрой-ка ты дверь. Да не из коридора, с внутренней стороны. Закрой на ключ и подойди ко мне… * * * Вернувшись в комнату, Анна хотела поскорее запереться, чтобы дать волю чувствам, но тут увидела на столе красную розу из оранжереи, полураскрывшийся высокий бутон на крепком длинном стебле. Роза была свежая и такая нежная и ароматная, что у Анны зашлось сердце — значит, Владимир все-таки любит ее. Он побоялся сказать ей об этом прямо, но признался, используя старинный язык цветов и красок. Анна осторожно взяла розу со стола и вдохнула от нее.— Как бы ни был прекрасен этот цветок, его красота все равно не сравнится с вашей, — раздался от дверей голос Репнина.— Слишком сильный комплимент для крепостной, Ваше сиятельство, — смутилась Анна, пряча розу за спину.— Для меня вы не крепостная, Анна. Вы — самая благородная, самая чистая девушка в мире!— Так этот цветок от вас? — растерялась Анна.— А вы думали — от Владимира? Что же, извините, что сюда пришел я, а не он. Не собираюсь долго докучать вам. Я отправляюсь в поместье Долгоруких. Прощайте.— Простите меня, Михаил! Сама не знаю, что говорю. И уж тем более, не знаю, что и думать.— Вы правы, все ужасно запуталось, но вы ни в чем не виноваты. Причина в более чем странном поведении барона. Этот безумец осмелился полюбить вас, но не нашел в себе хоть капли мужества, чтобы признаться вам. Он любит вас, Анна!— Миша, я не желаю говорить о нем!— Аня! — воскликнул Репнин, бросаясь к ней. — Не подавайте ему никаких надежд, иначе вы рискуете навсегда остаться во власти его горячей и переменчивой натуры.— Мы больше не увидимся? — тихо спросила Анна.— Я постараюсь помочь вам. Нельзя позволить ему мучить вас. Я поговорю с дядей, и вместе мы что-нибудь придумаем. Вы получите вольную, станете актрисой.— Но я никогда не стану вашей женой?— Анна! Я боюсь даже мечтать об этом!— Но хотите это?— Так же сильно, как благоухает сейчас эта роза, — Репнин попытался поцеловать Анну, но она остановила его.— Не надо, Миша… Не сейчас.— Я понимаю, — кивнул он. — Я уезжаю к Долгоруким, но мыслями и сердцем я буду рядом с вами. Прощайте!Дверь за Репниным закрылась, и Анна без сил опустилась на стул возле трюмо.Она и в самом деле запуталась. Ей почти удалось убедить себя, что Репнин презирает ее, и с легкостью променял любовь крепостной на вольную любовь цыганки. Но вот уже в который раз Михаил доказывает ей свою преданность — он простил ее невольный обман, простил ее необоснованные обиды. Он, кажется, готов простить ей даже ее симпатию к Корфу. Репнин просто проявил чудеса благородства, спасая ее от управляющего и вынося из огня. Он не скрывает своих чувств, которые лишь окрепли в испытаниях. Он искренен в желании помочь ей. А что же она?Теперь уже Анна чувствовала себя недостойной такой любви. Тем более, что позволила поселиться в своем сердце новому чувству к другому мужчине. Более закрытому и мрачному, неверному и непредсказуемому. Чувству к тому человеку, кто сводит ее с ума своей невысказанной страстью и мучает — и ее, и себя, будучи не в силах справиться с этим влечением.Анна не знала, как себя дальше вести. Наверное, она могла бы обратиться за помощью к тому же Оболенскому, и великодушный князь, уже однажды бросившийся ей на помощь, наверняка сделал бы это еще раз. Но в глубине души Анна и не хотела ничьей помощи, с каким-то непонятным ей самой упорством жаждала она испить по капле чашу мучений до дна. Отчего-то мука казалась ей сладкой.Ее размышления прервал странный писк за дверью. Анна вышла из комнаты и ахнула — у порога лежал хорошенький пушистый комочек, котенок. Анна подняла его и прижала к себе, стараясь согреть. И вдруг увидела, как чуть в стороне стоит Корф и смотрит на нее с тоской и отчаянностью человека, которому больше нечего терять.— Хотите взять его себе? — грубоватым тоном спросил Корф.— А у вас были на него другие планы?— Да, я собирался назвать его Карлом Модестовичем и затем утопить.— Опять вы шутите, Владимир! Я знаю, что вы на такое не способны, — укоряюще сказала Анна, ласково гладя котенка по шерстке.— Я не ослышался? Вы только что выступили в роли моего адвоката? Неужели разглядели за маской чудовища доброе сердце?— А вы и есть добрый. К тому же, вы очень любите кошек. Помните, как помогали мне таскать сливки У Варвары?— Для наглого рыжего котяры, которого Григорий пригрел на конюшне? — кивнул Корф.— И совсем не наглого! Он был такой маленький и несчастный!— И поэтому ему потом всегда приходилось путешествовать с нами в отдельной корзине огромных размеров, — Владимир улыбнулся неожиданным воспоминаниям. — Вы можете взять себе и этого. Только таскать сливки вы меня больше не заставите. Тяжелая длань у Варвары — соломинка…— Спасибо, — обрадовалась Анна. Она решила подойти к нему, но отчего-то остановилась.— Вы по-прежнему меня боитесь? Боитесь, что я схвачу вас и силой утащу к себе? Поверьте, я не чудовище. Впрочем, я вас понимаю. Позвольте один вопрос, Анна. Есть ли надежда, что когда-нибудь вы сможете ответить на мои чувства?— Не стану давать ложных обещаний. Я не знаю.— Если бы я с самого начала признался вам в своих чувствах, могло бы все сложиться иначе?— Возможно.— Тогда забудем все! Давайте начнем все сначала, — с горячностью предложил Корф.— Невозможно забыть того, что уже произошло, — промолвила Анна.— Что же, благодарю вас за откровенность. Это даже к лучшему. Я не буду мучить себя несбыточными мечтами, а вы можете спокойно предаваться своим.Когда Корф ушел, Анна спустилась на кухню, чтобы покормить котенка.— Я назову его Лучик, — сказала Анна, с нежностью глядя, как Варвара поит котенка молоком из блюдца. Котенок был совсем еще кроха и не умел лакать — Варвара обмакивала какую-то тряпичку, намотанную на указательный палец, в молоко и подставляла палец котенку. А тот с удовольствием лизал тряпицу, полагая, что это его теплая, добрая мама.— И впрямь, какой-то он весь светлый, солнечный, — согласилась Варвара. — Хорошенький! Откуда он у тебя?— Владимир принес. Оставил под дверью, как будто котенок сам случайно забрался на второй этаж, а потом подарил его мне.— Подарил котенка? — покачала головой Варвара. — А я-то думала, что только у барыни Долгорукой рассудок помутился. И наш барин, похоже, тоже заболел — умом тронулся. Не знает, что девушке подарить, чтобы чувства свои правильно высказать.— Варя! Разве это от чувств? — смутилась Анна.— А от чего еще? Сдурел он совсем, вот и мечется. Ты бы хоть его приласкала, что ли, может, и отойдет, обмякнет. А потом, глядишь, и здраво рассуждать начнет.— Да она-то и целоваться по-человечески не умеет, куда ей барина приласкать! — с презрением бросила Полина, проходя в кухню.— Язык у тебя без костей! — прикрикнула на нее Варвара.— И язык без костей. И тело мягкое. Молодому барину нравится, — с вызовом глядя на Анну, заявила Полина.— Срам-то какой! Тьфу на тебя! — Варвара перекрестилась и замахнулась на Полину. — Иди-ка ты отсюда по добру по здорову, а то, не ровен час, попадешься под горячую руку, а она у меня — сама знаешь…— Соломинка, — сквозь слезы прошептала Анна, вспомнив слова Корфа.— Во-во! Соломинка — если опущу, мало не покажется!— А ты мне не грози! — встрепенулась Полина. — Я вот барину все расскажу, как вы его тут обсуждали, посмотрим, какой он тогда Анне подарок сделает — сто розог или полсотней обойдется.— Совести у тебя нет, — горестно сказала Анна.— Это у тебя нет совести. Смотри-ка, в одночасье двух кавалеров хочет охмурить!— Это тебя не касается! — побледнела Анна.— Как же это не касается? Ты у меня барина хочешь увести, а я и молчи? Ну, уж нет! И барона ей, и князя подавай! За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь.— А я ни за кем и не гонюсь! Это ж ты у нас на деньги падкая, за копейку на любую подлость готова.— Тоже мне, святая невинность! Ты всегда красоте моей завидовала! Да таланту моему. Все вперед меня лезла — и в театре, и перед барином. Всю жизнь мне испортила, думаешь, я и сейчас терпеть стану?Полина не на шутку распалилась и, сверкнув глазами, стала искать, чем бы таким в Анну зашвырнуть. Увидела свежие яйца в корзинке, схватила одно из них и бросила в Анну. Яйцо пролетело мимо и с треском ударилось в косяк двери.— Это по какому же поводу артиллерийский салют? — вполне миролюбиво спросил Корф, едва успевший уклониться от этого символического снаряда.— А что она! — вскричала Полина. — Почему одним все, а другим ничего? Почему ей и котята, и розы…— Какие розы? — нахмурился Корф.— Да те, которыми ваш разлюбезный князь Аньке всю комнату засыпал!— Это правда? — тихо спросил Корф, оборачиваясь к Анне.— Правда, — гордо ответила она, смотря ему прямо в глаза.— Что же, котенок — не розы. Подкидыш, беспризорный выкормыш. Хорошо, если протянет дольше, чем успеют завянуть ваши цветы, — Корф сдержанно кивнул Анне и вышел.— Ты что ж это творишь, стерва?! — Варвара с половником бросилась на Полину.— А что я, что? — закричала та и наутек пустилась из кухни.— Да неужто ж князь всю комнату розами засыпал? — прогнав Полину, обернулась Варвара к Анне.— Нет, Варечка. Только одна роза-то и была. Только одна! — тоскливо произнесла Анна.Котенок на полу снова запищал. Анна подняла его, прижала к себе и принялась гладить.— А чего тогда перед барином похвалялась? Дразнила, что ли?— Ой, Варя! Я и сама не знаю, что я делаю. Запутал он меня — земля под ногами уже кругом идет!— Не нравится мне все это, девонька, — покачала головой Варвара. — Давно ведь вам уже пора договориться, а вы все ссоритесь. Не дело это! Ох, не дело… * * * Из кухни Корф тотчас же прошел в комнату для гостей и, открывая дверь, столкнулся на пороге с Репниным.— Ты все еще здесь? Разве я не велел тебе убираться отсюда и поживее?— Я уже ухожу, вот только решил проверить, не оставил ли чего.— Это важно — проверяй лучше. Чтобы потом не придумывал повода вернуться — мол, забыл у тебя в доме то, другое.— Ты несправедлив. Я же стараюсь делать, как лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20