Мне до вашей Анны дела нет. Нужна она вам — так ищите, а меня не трогайте. Понятно?— Как не понять! — Карл Модестович подмигнул появившейся на словах Репнина Раде. — Из-за такой красавицы можно забыть все на свете! Однако я все же проверю, не здесь ли предмет вашего спора.— Я только что все проверил, Карл Модестович. Нет ее здесь, — Корф с безнадежностью махнул рукой. — Поеду дальше искать.Что ж, если Корф отчаялся, значит, и впрямь чисто здесь, — рассудил управляющий.— Я, пожалуй, тоже пойду. А ты, красавица, всем скажи — ищут, мол, беглую крепостную, что выдает себя за барышню. Деньги за нее обещаны хорошие. Ваш вожак знает, где меня найти.Друзья собрались вместе не сразу.— Однако, Михаил Александрович, вы были весьма убедительны, когда говорили с Карлом Модестовичем, — обиженно заметила Анна.— Сказал первое, что в голову пришло. Простите, моя царица!.— А мне показалось, вы были довольно искренни. Я даже поверила, что вы хотели сделать меня своей рабыней.— Разве только в страшном сне, Анна! — принялся оправдываться Михаил.— Все, друзья мои, довольно разговоров — нам пора действовать. Модестович в любой момент может вернуться. Кто знает, действительно ли он поверил нам, — остановил милую перебранку Корф. — Я сделал вид, что ушел, и обернулся вокруг табора. Надеюсь, мне удалось запутать управляющего хотя бы на время.— Пора — значит, пора, — улыбнулся Репнин. — Мы ведь теперь в расчете?— Что? Ах, да, в расчете, — кивнул Корф. — Думаю, твоя боль скоро пройдет. Моя успокоилась к вечеру.— Что такое, господа? — с недоумением поинтересовалась Анна. — Вы что-то скрываете от меня?— Так, былое! — отмахнулся Репнин. — Не стоит и разговора. Спасибо тебе, Рада, за Анну.— Зачем цыганке слова? Сердцем благодари, любовью своей, — прошептала Рада, с грустью смотревшая на них. — Только вот сердце твое занято, а любовь слепа.— Прости меня, — тихо сказал Репнин. — Видишь ли, Анна…— Опять, Анна! — воскликнула Рада и пошла прочь от костра.Репнин смутился, поймав на себе взгляда Корфа и Анны, и махнул — не стоит переживать, не о чем…Когда они подошли к дому Забалуева — Репнин узнал у цыган кратчайшую дорогу к имению — уже смеркалось. Охранники, по-видимому, разделились и дневалили по одному на посту у небольшого костра возле крыльца. Собаки далеко не отбегали, видать, тоже мерзнуть не хотели. Первый снег, не растаявший днем, напоминал о конце осени, вечерами было уже по-зимнему зябко.— Голову на отсечение, это тот самый мужик, с которым я давеча сцепился! — признал его Корф, выглядывая из-за угла дома.— Побереги голову и лучше подумай, как заставить его открыть двери, — посоветовал Репнин.— Надо подумать…— Пока мужчины думают, женщины обычно действуют, — сказала Анна и с криком «Помогите! Помогите!» открыто побежала к дому.— Анна! Куда вы?! Подождите! Что она задумала? — Корф растерянно смотрел на Михаила. Репнин только пожал плечами — кто их поймет, этих женщин!— Помогите! — Анна с рыданием бросилась к сторожу. — Умоляю! Карета разбита, мой муж — ему плохо! Цыгане напали!— Цыгане? Чур меня, чур! — принялся креститься сторож. — Эй, Матюха, Митька, сюда!— Что за крик? — выскочил на крыльцо второй сторож.— Умоляю вас, — застонала Анна. — Нога… Мы были на свадьбе в соседнем поместье. Ехали домой, лошадь понесла. Карета перевернулась. Господи, нога, так болит нога! Мне плохо…— Чего это вы, барышня, на меня падаете. Я мужик, я не барин какой-нибудь, — перепугался сторож.— Зато ты у нас самый молодой, — подбодрил его товарищ. — Помоги-ка барышне в дом подняться.— Там, кажется, собаки, я боюсь, — побледнела Анна, цепляясь обеими руками за доху сторожа.— Не боись, барышня. Митька! Собак запри! А ты, Матюха, веди госпожу в комнаты, пусть посидит, отдохнет. А где карета-то?— Там, за пригорком, я через лес бежала, заплутала, — Анна склонила голову на скрещенные руки.— Устала, поди ж ты, — посочувствовал сторож. — Ладно, мужики, пошли мужа ейного из-под кареты извлекать. Вдруг, неровен час, это знакомцы нашего барина, будет потом попрекать, что не помогли.— Вы не думайте, — словно очнулась Анна. — Муж заплатит вам за работу. Только помогите ему!— Вот, водички принес, — Матюха подал стакан Анне.— Спасибо тебе, милый, — улыбнулась она и отпила глоток. И, едва сторожа ушли, бросилась к дальнему от входа окну и открыла его.— Господа, — позвала Анна в темноту двора, тотчас же откликнувшуюся голосами Репнина и Корфа. — Добро пожаловать в поместье Забалуева, господа!— Да… — протянул Корф, оглядывая коридоры и гостиную забалуевского дома.— Неужели здесь можно жить? — с недоумением воскликнула Анна.— Жить, конечно, нельзя, а вот изображать жизнь можно, — усмехнулся Репнин, стараясь не задевать запыленных и покрывшихся паутиной вещей.— Теперь понятно, почему господин Забалуев так хотел переехать в наше имение — свое-то изгнило от ветхости.— Ты прав, Владимир, — кивнул Репнин. — Забалуев — мошенник, всех водил за нос, рассказывая о своих богатствах.— Мошенничество еще ничего не значит. Нам надо доказать его участие в убийстве отца. Анна, вот свечи. Помогите посветить здесь, — попросил Корф. — Ага, здесь шкафчик с аптекой. У нас в доме такой же, там хранятся лекарства.— Похоже, здесь сто лет никто не был и ничего не открывал, — покачал головой Репнин.— Только не этот шкафчик. Смотрите — его точно открывали, и не так давно. Везде полным полно пыли, а на шкафчике — следы рук!— И, правда, что это здесь? — Михаил пошарил рукой по полочкам и извлек несколько пузырьков.— Кажется, вот это лекарство от облысения, — прочитала одну надпись Анна.— А это что? Какие-то яды.— Мышьяк, стрихнин. Я видел такие же баночки у Варвары на кухне, — определил Корф. — Но зачем ему столько?— Не знаю, — задумчиво произнес Репнин. — Только все равно, того самого — чем отравили Ивана Ивановича — здесь нет.— И что нам это дает, вся эта авантюра? Мы ничего не нашли, — рассердился Корф.— Не спеши! — остановил его Репнин. — У меня появилась идея. Давайте выберемся отсюда и вернемся в табор. А я скажу, что мы сделаем дальше.По дороге Михаил изложил свой план, и он показался Корфу удачным. Репнин предложил оставить Анну в таборе, а самим поутру отправиться к Долгорукой. Они убедят княгиню поехать с ними к Забалуеву, и пусть Мария Алексеевна сама увидит, что Забалуев ее обманывал. Михаил был уверен, если удастся разрушить этот союз, Забалуев запаникует и чем-то обязательно выдаст себя. Корф с ним согласился — на том и порешили.Когда утром Анна проснулась и спустилась из распряженной кибитки, Корф и Репнин уже давно уехали. Они не стали тревожить Анну, каждый втайне надеялся вернуться к ней победителем. Анна хотела поговорить с Репниным еще до отъезда. Она подошла к кибитке, приютившей Михаила, и позвала его. В ответ из-за приоткрывшегося полога выглянула Рада.— Что так смотришь на меня? — улыбнулась цыганка. — Не тебе одной князья нравятся.— А мне не важно — князь или раб, — ответила ей Анна. — Главное — сам человек, его душа.— Видать, ничего-то ты в душе не понимаешь, если так барину сердце надорвала. Извела его, да все попусту.— Почему это попусту?— Вижу я, все вижу — от цыганки не спрячешься. Не нужен он тебе, другой в твоем сердце, только ты сама себе в том признаться боишься. Вот и мучаешь князя. Оставь его, освободи!— Я не понимаю, о чем ты, — смутилась Анна, — я люблю Михаила, и он любит меня. Несмотря ни на что. Он простил мне обман и помогает мне.— Разные у вас пути. Это я тебе и без карт, и без руки скажу, потому что чувствую — думаешь о другом. Рядом твой любезный, но не князь. Не князь! — Рада спрыгнула с облучка кибитки.— Нравится он тебе, вот ты и морочишь мне голову, — сказала Анна.— А я и не скрываю того. Я все, как есть, говорю. Видишь, честно выхожу, не прячусь, — Рада гордо откинула со лба волосы.— Так ты здесь ночью была… — прошептала Анна.— Я думала, ты жестокая, а ты и слепая еще! — усмехнулась Рада.— Незачем тебе меня оскорблять, так мужчины не добиваются.— А мне и добиваться не надо — он сам меня позвал.— Если звал, значит, его воля. Михаил Александрович — свободный человек, и не мне его судить, — Анна повернулась, чтобы уйти.— Отпусти его! — Рада схватила ее за руку. — Не мани больше. А я утешу князя — боль быстро пройдет, потому что и не боль вовсе, так — баловство.— Я не цыганка, чтобы колдовать, привораживать, отвораживать. Прогонит он меня — уйду. А пойму, что не любит — уйду и того раньше. Но ты мне не мешай, я сама решаю, как мне поступать следует, — Анна хотела было уйти, как вдруг услышала, что ее позвали. Она обернулась на голос. — Лиза?— Аня! — бросились они друг к другу.— Лиза, что вы делаете здесь?— Я приехала узнать у цыган о гибели отца. Они ведь прошлым летом стояли возле озера.— А разве гибель вашего отца — не трагическая случайность?— За последние дни раскрылось столько странных обстоятельств, что я поняла — маменька скрывает правду.— Лиза, а вы не слишком торопитесь с обвинениями?— Я сказала барышне, что слышала в тот день выстрел и женский крик, — пояснила Рада.— Да-да, — кивнула Лиза. — Но кто кричал и кто стрелял — загадка. Анна, может быть, и вы что-нибудь знаете?— К сожалению, нет. Мы тогда почти все лето были в Петербурге, правда, Иван Иванович получал иногда письма от вашего папеньки. — Анна задумалась. — Впрочем, подождите! Однажды — как раз в те дни! — пришло письмо от Петра Михайловича… Да, да, точно. Мы сидели в гостиной, барон прочел письмо и тут же уехал в деревню, сказал, что по какому-то срочному делу.— А что это было за дело, он не объяснил?— Нет, — покачала головой Анна. — Но, когда Иван Иванович вернулся, он сообщил нам, что отец ваш погиб на охоте. Барон тогда приехал вместе с отцом Георгием, они закрылись в кабинете и долго-долго о чем-то разговаривали.— А потом?— Потом отец Георгий просто уехал и все, — закончила свой рассказ Анна.— Отец Георгий… Вы не первый человек, кто упоминает его в связи с этими событиями. Я сейчас же еду к нему!.. А вы, — спохватилась Лиза, — вас куда-нибудь отвезти? Вы, наверное, гадать приезжали?— Это раньше в табор за гаданием ехали, а сейчас — за суженым, — усмехнулась Рада.Лиза с недоумением посмотрела на Анну.— Рада шутит, — успокоила ее Анна. — Но вы должны знать — я беглая!— Что?— Я крепостная, Лиза. Барон воспитал меня, как свою дочь, и никто в округе не знал об этом. Но теперь в имении хозяйствует ваш муж, и меня ищет управляющий.— Вы — крепостная?! — растерялась Лиза.— Погодите-ка, — прервала их Рада. — Слышу, нам знак подают. Опять вблизи табора ваш немец появился. Прятаться тебе надо, Анна. Поднимайся в кибитку, а я присмотрю, чтобы он чего не разнюхал.— Как же так, как это? — шептала Лиза.— И вы, барышня, тоже идите — не думаю, что вам стоит тому человеку на глаза показываться.— Тому человеку?— Это Карл Модестович, — пояснила Анна, забираясь в кибитку.— Господи! — воскликнула Лиза. — Вы правы, мне надо поторопиться. Прощайте и помните — вы были и останетесь моей подругой, Анна. И, если честно, между нами нет разницы. Я тоже не принадлежу себе. Моя маменька распорядилась моей жизнью по-своему. Вы — крепостная, меня продали Забалуеву.— У нас еще будет другая жизнь, не отчаивайтесь!— Простите, я сейчас совсем не могу вам помочь. Может, когда разгадаю тайну смерти отца, то смогу разговаривать с матушкой и моим мужем уже по-другому. А сейчас — берегите себя и будьте осторожны.— Будьте и вы счастливы! — прошептала Анна вслед убегавшей от табора Лизе.Тем временем Корф и Репнин, как им казалось, торжествовали победу. Долгорукая поначалу приняла их в штыки, но потом, похоже, их настойчивость и ее любопытство взяли верх, и она согласилась тайно поехать с ними в дом Забалуева.Мария Алексеевна обставила выезд с превеликой театральностью, и забалуевские сторожа, так и не нашедшие вечером ни кареты с ограбленным барином, ни потом в доме его хорошенькой барыни, вынуждены были пропустить в дом Долгорукую с эскортом с лице исправника.И пока Забалуев, ничего не подозревая, отсыпался после ночного разговора и его счастливого, как он думал, завершения под звуки открываемых бутылок с шампанским, Долгорукая осматривала его дом и крыла зятя на чем свет, не стесняясь в выражениях и не обращая ни малейшего внимания на присутствующих при этой сцене Репнина с Корфом и исправника.— Он у меня попляшет, — рычала всю дорогу обратно Долгорукая, — он меня попомнит. Теперь понятно, почему он так боялся в дом к себе приглашать — там даже мыши дохнут! А сколько таинственности напустил! К дому не подойди, коляску не трогай — сплошные ограничения!По приезде она велела исправнику далеко не уходить, хотела, дескать, отблагодарить его за помощь, накормить, напоить. А сама бросилась будить Забалуева.Репнин и Корф не могли нарадоваться такому повороту событий. Они спешились во дворе родного Владимиру поместья и решили ждать на часах — вдруг Забалуев вздумает бежать. И тут Репнин обратил внимание на коляску Забалуева.— Слушай, Владимир, а что там княгиня говорила про коляску, что, мол, не дает к ней Забалуев никому подходить? Может, посмотрим, что он там прячет?Корф кивнул, и они принялись осматривать коляску. И вскоре обнаружили тайник под сиденьем, где среди разных шуллерских принадлежностей под руки им попался флакон с порошком, по запаху так похожим на тот, с помощью которого был отравлен старый барон Корф.Михаил тотчас же побежал на кухню за исправником, а Корф ворвался в гостиную, где Долгорукая отчитывала зятя, и с криком «Убийца!» бросился на Забалуева. Забалуев, конечно, все отрицал и показал, что истинный убийца не он, а княгиня Долгорукая. Мария Алексеевна немедленно пустилась в слезы. * * * — Хватит изворачиваться, — прервал измышления Забалуева Репнин. — Мне доподлинно известно о вас все. Вы картежник, мошенник и вор. Вы, именно вы купили этот яд. И у нас есть тому свидетель.— Да кто поверит пройдохе-цыгану! — завопил Забалуев.— Вот вы и выдали себя, Андрей Платонович! Думаю, что с появлением этого флакона вы уже не сможете никого убедить в своей невиновности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20