— И какое же прозрение на вас снизошло, зятек дорогой?— А то, что вы барона убили. И теперь об этом знают только два человека — вы и я.— Да вы и впрямь съехали, Андрей Платонович! — зашлась в деланном смехе Долгорукая. — Али грибки на свадебном столе не хороши были?— Грибки были в самый раз. И факты — тоже. Один к одному.— Это какие же факты? — озлобилась Долгорукая.— А вы присаживайтесь, Мария Алексеевна, чтобы слушать удобнее было.Долгорукая посмотрела на него с презрением, но села — расположилась на диванчике напротив и вперила взгляд свой в Забалуева.— А факты… Вот вам и факты, — сказал вполголоса Забалуев. — Для начала вы украли у меня яд. Тот самый, что был в индийском флакончике, — помните, вы еще рассматривали его?— Конечно! И прекрасно помню, что вы забрали флакончик с собой.— Вот именно — флакончик. Содержимое осталось у вас. После чая в тот день вы попросили Софью Петровну показать мне новые рисунки. Свой флакон я тогда неосмотрительно оставил на столе, и вы просто подменили его содержимое.— У вас богатая фантазия, Андрей Платонович, — недобро скривилась лицом Долгорукая.— Это не фантазия, Марья Алексеевна, это факты, и у меня есть доказательства. Когда Корф обвинил меня в убийстве барона, я отправился в свое поместье, чтобы уничтожить яд, так — на всякий случай. И как истинный ценитель прекрасного, бутылочку решил оставить. Но, высыпав содержимое, понял, что это была обыкновенная соль.— Невероятно! — с притворным восхищением воскликнула Долгорукая.— И главное — как остроумно! — в тон ей поддакнул Забалуев.— В другой раз я бы посмеялась над вашей выдумкой…— Смейтесь сейчас, — прервал ее Забалуев, доставая из кармана серебряную солонку, — другого раза может и не представиться. Узнаете? Вы велели вещи распаковать да в порядок привести. А с этой солонкой одной девице пришлось лишнего повозиться — никак внутри темный налет счистить не могла. Случайно мне пожаловалась. А солонка-то приметная — тогда же у вас на столе и стояла.— И что из того? Серебро всегда темнеет.— Увы, этот налет иного свойства. Меня цыган строго-настрого предупредил — в другую посуду яд не пересыпать! Серебро для него непригодно.— Что ж, убила я его, — страшно усмехнулась Долгорукая после невыносимо долгой паузы, от которой Забалуеву даже страшно стало. — Тогда убила, а представился бы случай — и еще раз убила бы! И вас убью, если вздумаете со мною тягаться…— Что вы, Мария Алексеевна, — замахал руками Забалуев. — Разве я доносчик какой? Я договориться с вами мечтаю. Мы ведь и породнились уже, а дочка ваша мне как чужая, имение вы себе оставляете. И подозрение в убийстве барона — тоже на мне. Нечестно как-то. Поделиться бы надобно.— Против вас доказательств нет. Корф не в счет. Никто не поверит опальному дворянину, изгнанному из армии. А вы богаты, влиятельны и к тому же предводитель уездного дворянства.— Все это хорошо, но маловато.— Ладно, — устало кивнула Долгорукая, — уговорили. Завтра в город поедем — отпишу вам поместье.— Мария Алексеевна, благодетельница! — радостно воскликнул Забалуев, но осекся — слишком громко получилось, и дальше уже зашептал. — Никогда не забуду вашей доброты.— И я не забуду, — тихо сказала Долгорукая.— Я ваш, весь ваш! Можете на меня рассчитывать!— Хотелось бы верить… — кивнула Долгорукая.— Верьте, верьте, а уж я вас не подведу. И давайте выпьем за наш союз!— Надеюсь, вы принесете опечатанную бутылку из подвала?— А вы шутница, Мария Алексеевна! Я сейчас прямо и распоряжусь.— Да разве ж это шутка! Так, баловство. А вот когда я по-настоящему шутить начну, сразу догадаетесь. Только смотрите, чтобы поздно не оказалось, — шепотом добавила Долгорукая вслед уходившему Забалуеву.Когда Корф пришел в себя, то первое, что он увидел, было лицо Сычихи. Владимир сильно встряхнул головой, пытаясь сбросить это наваждение, но лицо никуда не исчезло, а в голове к шумам и глухой боли прибавилось кружение.— Ты почему здесь? — с трудом разлепляя иссохшие губы, спросил Корф.— Не помнишь? Совсем ничего не помнишь?— А что я должен помнить?— Как гулял в трактире, подрался с трактирщиком?— Не знаю, может быть… — Владимир сделал попытку приподняться на узкой и низенькой деревянной кровати, но тут же вынужден был опереться на спинку — в глазах вспыхивали и гасли маленькие серебряные звездочки, а слабость была такая, что тело казалось невесомым и совершенно чужим.— Давно я так?— Время торопится, и тебе надо торопиться.— Куда, зачем? — обреченно махнул рукой Владимир. — Я один, без денег. Отравитель моего отца женился на моей бывшей невесте! Я не вернул поместье, не наказал убийцу!— Но ты еще можешь это сделать, — Сычиха попыталась положить ладонь ему на лоб, но Владимир отшатнулся.— У меня нет свидетельств выплаты этого проклятого долга. У меня нет ничего против Забалуева. Что я могу? Я устал воевать. Мне надоело.— Это не ты говоришь, это брага. И разве ты не воин?— Но почему, почему за все приходится воевать?! За правду, за любовь и даже за то, что мне и так принадлежит по праву?— Зря только тратишь силы на вопросы, вместо того, чтобы искать ответы.— А что изменится оттого, что истина откроется мне? Все чудесным образом перевернется? Воскреснет отец, Анна полюбит меня?— Найди убийцу отца, и ты вернешь себе поместье. И любовь вернется к тебе.— Что ты меня гипнотизируешь? Я же не девица — верить в твои заговоры и видения.— А ты и не верь, ты просто встань и иди.— Куда?— Чтобы жить в будущем, надо понять прошлое. Ищи там, — тихо сказала Сычиха и исчезла, словно на самом деле привиделась ему.Но нет, она, конечно, была в его комнате — на столе остывал приготовленный ею отвар. Корф понял: это для него и, поморщившись от горечи, выпил всю кружку. Через полчаса он почувствовал облегчение в голове и во всем теле. Руки, ноги — все было на месте. Он стал бодрым, уверенность вернулась к нему. Пожалуй, Сычиха права: валяться в пивной недостойно героя войны и дворянина. Больше никаких слабостей — он должен найти убийцу отца. Как она сказала — ищи ответы в прошлом? Хорошо, он тотчас же отправится в имение Забалуева и попробует разыскать там свидетельства своей правоты.Владимир заплатил хозяину гостиницы за лошадь и отправился на поиски дома Забалуева. Ему пришлось немало поплутать по проселочным дорогам — судя по всему, Забалуев большого хозяйства не держал, поэтому мало кто видел его крепостных. Да и в гости он никого не приглашал, все больше сам навещал соседей и приятелей по карточной игре.Когда Владимир добрался до имения Забалуева, солнце уже перевалило зенит. Под выпавшим утром снегом дом казался обычным особняком — не лучше и не хуже его собственного. Но подойти Владимиру к дому не дали. Едва он появился на дорожке, на него бросились с лаем три мохнатые собаки. Они не нападали, но обступили и принялись рычать, выразительно демонстрируя солидные клыки. Следом за собаками показались сторожа — три дюжих мужика в дохах и с ружьями наперевес.— Здорово, братцы! — крикнул им Корф. — Собак-то отозвали бы.— Здорово, барин, коль не шутишь! — неласково откликнулся один из них. — Фу, псины, фу!— Мне бы хозяина твоего повидать, Андрея Платоновича, — с благодарностью кивнул Корф, видя, что собаки отбежали и два других мужика увели их за поводки к крыльцу.— Нет его, — покачал головой сторож.— Так проводи меня в дом. Я его подожду.— Не велено!— Как же не велено?! Мы с твоим барином договорились. Если я уйду, он приедет и тогда уже точно велит тебя выпороть за такое гостеприимство!— Не стращай, барин, и не лезь на рожон! Мы зайцев бьем без промаха.— А вот это я сейчас и проверю, — Корф стремительно сделал шаг к сторожу и выхватил у него ружье. Мужик оторопело уставился на него и пуще прежнего замотал головой.— Зря ты это, барин, — с угрозой в голосе сказал один из вернувшихся сторожей. — Фирс у нас ротозей известный, ружье зарядить забывает.— А вот мы свои завсегда наготове держим, — поддержал его третий сторож.— Ладно, — кивнул Корф, поняв, что диспозиция неудачная, и осторожно опустил на землю отобранное у Фирса ружье. — Все, спектакль окончен. Так и передам вашему барину, мол, хорошие у вас, Андрей Платонович, сторожа!— Мы воробьи стреляные, нас на мякине не проведешь, — усмехнулся второй сторож.— Давай, давай, пока мы тебе шкуру не попортили! — с обидой в голосе пригрозил ограбленный Корфом сторож.— Да не, Фирс, пусть катится восвояси, нам из-за него на каторгу идти неохота, — сплюнул вдогонку Корфу третий мужик.Этот странный случай только подтвердил, что в нынешней и прошлой жизни хозяина дома что-то нечисто. Теперь уже Владимир был в этом уверен. Но как проникнуть в дом, хранящий не одну, наверное, тайну? Одному вряд ли удастся преодолеть этот заслон. Что же, пора звать на помощь Михаила. Уезжая, Репнин сказал, что найти его можно в таборе у цыган близ поместья Забалуева. Гитарные переборы ветер доносил до слуха и сейчас. Значит, это судьба. Владимир направил коня в сторону озера и пришпорил его. Вперед!..— Снова слышу голос твой, / Слышу и бледнею. / Как расставался я с душой, / С красотой твоею. / Если б муки эти знать, / Чуя спозаранку, / Ох, не любил бы, не ласкал смуглую цыганку, — пел красивый бархатный баритон, и голос становился все ближе и ближе.Но что это? Владимир вздрогнул — второй, зазвучавший рядом с мужским, женский голос принадлежал Анне. Корф никогда и ни с каким другим не спутал бы его. Владимир осадил коня и спешился. Он боялся нарушить ладность песни и то очарование, каким веяло от проникновенных голосов.— Зачем, зачем передо мной / Образ этот милый / Ох, не смогла меня ты полюбить. / Я забыть не в силах.Владимир привязал коня к дереву и подошел ближе к кибиткам — да, это была Анна. Они сидели у костра — седовласый величавый старик, молодая красавица-цыганка и Репнин.— Снова, снова слышу голос твой. / Слышу и бледнею. / Ох, расставалась я с душой, / С красотой твоею, — пела Анна, и как когда-то сердце зашлось от тоски. Владимир отступил назад, под ногою хрустнула ветка.Песня оборвалась. Репнин, выхватив из-за пояса пистолет, вскочил со своего места и бросился в ту сторону, откуда послышался шум. Корф на всякий случай поднял руки и вышел из-за кибитки.— Владимир? Дружище, как же я рад! — приятели обнялись, Седой жестом пригласил Корфа к костру.— Я думал, вы уходите из наших мест с первым снегом, — с благодарностью кивнул Корф Седому.— Мы бы и уехали, да должок тут один остался — надо бы получить.— Забалуев?— Он самый, — подтвердил Седой, раскуривая трубку.— А что здесь делает Анна, Михаил? Она уже давно должна была жить в Петербурге.— Карл Модестович помешал, — тихо сказала Анна.— И мне пришлось устроить похищение и спрятать ее у цыган, — добавил Репнин.— Это не выход, Миша. Мы можем все исправить только одним способом — уличить Забалуева в убийстве и вернуть поместье.— Пока ты будешь возвращать свое поместье, Анна может попасть в руки какого-нибудь самодура!— Похоже, ты сейчас не способен принимать правильные решения. И уж не знаю, то ли это дым от костра, то ли опять тебе любовь в голову ударила.— А что за это время предпринял ты? Где был, что делал, пока я Анну спасал?— Тоже спаситель нашелся — забрался в глухой лес и отсиживается.— Я-то хотя бы оборону занял, а ты до передовой вообще не дошел — отдал все Долгорукой без боя и руки опустил!— Перестаньте ссориться, господа, — прервала их Анна. Еще немного, и спор мог легко перерасти в драку и дуэль. — В нашем положении бессмысленно держать обиды друг на друга. Если вы снова приметесь враждовать, то ничего хорошего из этого не выйдет. Так что лучше обменяйтесь рукопожатием и помиритесь. Я прошу вас.— Анна права, — подумав, признал Репнин. — Мир?— Мир, — нехотя, сквозь зубы согласился Корф. — И хочу, чтобы ты знал: я тоже не бездействовал. Сегодня я пытался пробраться в поместье Забалуева, но сделать это оказалось не так просто. Дворня вооружена. Дом охраняют собаки. Одному там не справиться.— Ты, кажется, просишь моей помощи? — хмыкнул Репнин.— Я прошу, чтобы ты довел начатое дело до конца. Ведь это была твоя идея — пробраться в дом Забалуева.— Я поеду с вами, — решительно сказала Анна.— Женщина на корабле… — покачал головой Корф.— Анна, мне кажется, вы недооцениваете опасность предстоящего предприятия, — поддержал сомнения друга Репнин.— Я пойду с вами. Потому что я знаю, как пробраться в дом, а вы нет.— Тише, — вдруг остановил их Седой. — Слушайте.— Чужой, — подтвердила сидящая рядом с ним Рада.— Надо спрятать Анну. Рада, помоги, — обернулся к ней Репнин.— Хорошо, барин," — Рада поднялась и кивнула Анне. — Идем со мной. Я спрячу тебя так, что и князь не найдет.Не успели девушки и Седой скрыться за кибитками, на поляну вышел сам Карл Модестович.— Что будем делать? — шепнул Репнин и в следующую секунду упал, получив мощнейший удар в челюсть.— Подлец! — закричал склонившийся над ним Корф. — Я знаю, это ты. Ты увез ее. Где ты ее спрятал? Где она?— Да мне нет до нее никакого дела. Я с Анной порвал отношения, и тебе это хорошо известно, — со злостью сказал Репнин, держась за щеку. Он не сразу понял игру Корфа, но быстро опомнился.— Она исчезла. Ты знаешь, куда. Отвечай!— Не знаю и знать не хочу. Уходи отсюда по добру по здорову. Я здесь у друзей-цыган, сейчас мы вместе объясним тебе, что к чему.— Не верьте ему, Владимир Иванович, — вмешался управляющий. — Он сам мне деньги предлагал, чтобы я Анну с ним отпустил.— И ты те деньги, конечно же, взял? — Корф свирепо посмотрел на управляющего.— Если бы я деньги взял, стал бы я сейчас Анну искать!— Так ты тоже за ней сюда пришел?— Вот, дорога привела. Видать неслучайно, раз и вы здесь…— Значит, правильно привела, — кивнул Корф и снова обернулся к Репнину. — Говори, где она?— Да я о ней и думать забыл. Купить хотел, не отрицаю. Может, мне приятно видеть, как она в моем доме на кухне картошку чистит да полы моет. А тебе-то она зачем, ты ведь не хозяин ей уже?— Так я тебе и поверил!— Не столь уж и важно, веришь ты мне или нет. С цыганками мое сердце успокоилось. Они песни поют страстные, объятия их — жаркие, поцелуи — сладкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20