Ондайн, уклоняясь от его прикосновений, резко бросила:— Ничего, что могло бы вас касаться, Четхэм. — И холодно добавила: — Мы уже можем выйти?Он открыл дверцу и выпрыгнул из кареты, стоявшей у подъезда к дому. Джек и Юстин уже спустились с козел; из дома выбежала Матильда, за ней торопился Клинтон.— Добро пожаловать! Проходите, проходите! Мне было так одиноко, когда вы все уехали! — приветствовал Уорика Клинтон. Матильда проявила сдержанный интерес к Уорику и Юстину; она, как всегда, была любезна, но сердечная ее забота, бесспорно, предназначалась Ондайн.— Ах, госпожа, как прекрасно вы выглядите! — воскликнула Матильда, сияя. — Теперь вы здесь, я снова стану заботиться о вас с величайшим усердием. У вас будет мальчик, я уверена. В этой семье обычно рождаются мальчики. Хотя, кто бы ни был, у нас появится ребенок, малыш, который снова принесет радость и смех в этот дом!Ветер вдруг замер, и наступила полная тишина, которая, правда, в любую минуту могла нарушиться очередным порывом. В разговор вмешался Уорик:— Ребенок родится не здесь, Матильда. Сожалею, что вынужден огорчить тебя, но я не признаю своим этого ребенка.— Что?.. — начал было Юстин не веря своим ушам, но Уорик грубо повысил на него голос:— По причинам, известным моей жене, я разрываю наш брак. Ее ребенок — не Четхэм; также с этого момента я не считаю ее более своей женой. Завтра утром она уезжает. Того, кого не устраивает мое решение, милости прошу оставить замок и никогда сюда не возвращаться.После его слов в воздухе повисла гробовая тишина. Уорик окинул всех взглядом, затем с усмешкой приподнял шляпу, махнул ею в сторону Ондайн и решительно зашагал к конюшне.— Но почему?.. Ты просто неблагодарная скотина! — выкрикнул в ярости Юстин. — Уорик!Уорик обернулся, но Ондайн подбежала к Юстину. Кровь отхлынула от ее лица.— Не надо! — с мольбой в голосе проговорила она.Уорик выжидательно посмотрел на Юстина, пожал плечами и продолжил свой путь.Матильда разрыдалась. Джек, держась поодаль, как будто замер.Клинтон с любопытством посмотрел Уорику вслед и задумчиво пробормотал:— Это совсем на него не похоже. Совсем!Ондайн вспомнила, что когда-то именно Клинтона подозревала в злодеяниях, направленных против Четхэма. Теперь же он ободряюще улыбнулся, подошел к ней и взял ее за руку:— Успокойтесь, госпожа, Уорику эта жестокость вовсе не свойственна, она пройдет.Он поклонился Ондайн с величайшим почтением и отправился вслед за Уориком.Юстин, поддерживавший Ондайн, оставался по-прежнему напряженным.— Клинтон находит в поведении Уорика некоторые странности, но я почти готов поверить, что он впал в безумие. У меня такое чувство, будто моего брата подменили!— Мне уже все равно, Юстин, — тихо сказала Ондайн. Она высвободилась из его объятий и взлетела вверх по ступенькам крыльца, больше всего желая поскорее укрыться в своей комнате.Она поднялась на второй этаж, проскочила через портретную галерею к своей спальне, бросилась на постель и предалась отчаянным рыданиям. Снова и снова превозмогала она бурю чувств, которая то утихала, то вновь накатывала на нее.Сквозь слезы до ее сознания дошло, что кто-то робко стучится в дверь. «Это не Уорик, — подумала она. — Он никогда не спрашивает разрешения войти, как будто это само собой разумеется».Она собралась с силами, вспомнив о своем достоинстве, и открыла дверь. Это была Матильда со стаканом отвратительного козьего молока на серебряном подносе. При виде экономки твердая ледяная корочка на сердце Ондайн мгновенно растаяла — по щекам бедной женщины струились слезы.Ондайн отошла в сторону, пропуская Матильду, и, через силу улыбнувшись, взяла у нее поднос и мягко принудила экономку присесть в кресло.— Пожалуйста, прошу вас, не расстраивайтесь так…— Клинтон прав! Это совсем не похоже на Уорика. Какое-то безумие поразило его!Матильда тяжело вздохнула и посмотрела на Ондайн:— Я просто не могу поверить! Кем он себя воображает! Даже наш прекрасный властелин Карл не думает о разводе, хотя его бедная госпожа бесплодна! Нет, Уорик не сделает этого! К утру он опомнится! Это… безумие!— Матильда, пожалуйста, не расстраивайтесь. Я поищу вина, оно поможет.Ондайн взяла со стола Уорика бутылку и, налив вина в бокал, поднесла его экономке:— Выпейте, Матильда, пожалуйста. Вам станет лучше. Ондайн хотела найти какие-нибудь слова утешения, но ничего не приходило ей в голову. Никогда еще не встречался ей человек более непреклонный, чем Уорик. Если он принимал решение, то ничто уже не могло изменить его намерений. Молодая женщина и сама привязалась к замку Четхэмов, ко всем его обитателям, но завтра так или иначе ей все равно придется уехать.Матильда с отсутствующим видом выпила предложенное вино, Ондайн взяла бокал из ее пальцев.— Нет, не бывать этому! — вдруг сказала Матильда. — Ни за что! Я не позволю!Наверное, нужно было ей возразить, но у Ондайн не было на это сил. Она просто улыбнулась в ответ.— Ах, бедная моя госпожа! — воскликнула Матильда. — Молоко, вы должны выпить молоко! Он довел вас до такого потрясения! Выпейте молоко!Ондайн подошла к подносу и выпила все до капли. В конце концов, это небольшая цена за удовольствие, которое испытывала при этом Матильда.Ондайн поставила стакан на поднос. Матильда, все еще озабоченная, подошла к ней, взяла поднос и, стараясь не глядеть на хозяйку, направилась к двери. На пороге она помедлила и повторила:— Я не позволю! Я не позволю!Матильда ушла. Ондайн закрыла за ней дверь и медленно вернулась в комнату.Она подошла к окну и посмотрела вниз. У нее перехватило дыхание. Нет, через окно не убежать! Она может разбиться насмерть.Ондайн взглянула на небо. Оно было почти черное. Ветер выл беспрестанно.Помешает ли буря ее бегству? Или, напротив, поможет замести следы и послужит хорошим прикрытием? Впрочем, не все ли равно! Дождь никак не начинался, но все вокруг замерло в напряженном ожидании.Ондайн отвернулась от окна и нахмурилась, вдруг вспомнив про шепот, который она впервые услышала именно в этой комнате. Здесь тогда никого не было, кроме нее, но она явственно слышала чей-то голос.Ондайн почувствовала, как в ней растет волнение, и шаг за шагом принялась простукивать пол, внимательно в него вглядываясь. Но она не увидела ничего особенного в чисто выскобленных досках, покрытых здесь и там цветастыми ковриками.Ей не хотелось так легко отказываться от своей идеи. Ведь она не сумасшедшая и отчетливо слышала шепот той ночью. Кто-то был здесь. И сбежал.Не обнаружив ничего интересного на полу, Ондайн решила осмотреть стены, обращая внимание на щели в кладке. Но и здесь ее ждало разочарование. Ондайн почувствовала усталость и уныние.И тут ее взгляд упал на занавеску, за которой находилась уборная — небольшое помещение, где стояли ночные вазы. Раньше она никогда туда не заглядывала. С каким-то лихорадочным возбуждением Ондайн отодвинула занавеску в сторону. Ее пальцы торопливо шарили по стене. Возбуждение росло в ней вместе со страхом.Она нащупала какой-то выступ в стене, камень, обыкновенный камень. Она нажала на него, и целая секция наподобие двери подалась назад, открывая проход.Ондайн смотрела с изумлением и восторгом. Это то, что нужно для ее побега. «Дверь» работала на шарнирах и крюках, укрепленных в стене и приходивших в движение при давлении на камень. Чудесно, замечательно! Но куда ведет этот проход?Ондайн быстро вернулась в комнату, схватила свечу и углубилась во мрак открывшегося перед ней коридора.Странно, но здесь не было ни крыс, ни паутины. Кто-то пользовался этим проходом, и, как видно, совсем недавно.Ондайн продвигалась вперед, испытывая скорее отчаяние, чем страх, проявляя скорее решительность, чем осторожность. Она прошла шагов сорок, когда коридор резко повернул вправо и уперся в небольшую винтовую лестницу.Ондайн поднялась по этой лестнице и с радостным удивлением увидела перед собой небольшую деревянную дверцу, которая легко подалась под ее рукой. В следующую секунду она оказалась во дворе замка с восточной стороны. Ондайн удивилась, что никогда раньше не замечала этой двери, но вскоре поняла почему: выход находился на несколько футов ниже уровня земли, и его скрывал огромный разросшийся куст орешника.Дрожа от усталости и радостного возбуждения, девушка прислонилась спиной к каменной стене дома, стараясь справиться с нахлынувшими чувствами. Прищурив глаза, она всматривалась в темноту. Вдалеке виднелись конюшни.Ах, если бы сбежать прямо сейчас! Но нет, для путешествия ей нужен теплый плащ и грубая одежда, чтобы она могла выдать себя за паломницу; к тому же ей необходимы деньги, чтобы купить в Лондоне новую одежду и нанять экипаж, в котором она возвратится в свое поместье.Конюшни…. Ей стоит прямо сейчас дойти до них и наметить для себя лошадь, посмотреть, где лежат седло и уздечка, чтобы быстро их найти, когда потребуется. Приближалась ночь, а вместе с ней и буря; наверное, поблизости уже никого нет; все лошади заперты в стойла.Ондайн поставила свечу на землю около двери так, чтобы ветер не загасил ее, и побежала через лужайку. С недоумением она отметила про себя, что расстояние до конюшен оказалось гораздо больше, чем ей представлялось, когда она стояла у двери. Земля уходила у нее из-под ног, в животе урчало. Ох уж это ужасное козье молоко, которое никогда не ладило с ее желудком!Добежав до конюшен, Ондайн вынуждена была на несколько минут прислониться к стене, чтобы не упасть. Все кружилось у нее перед глазами.Боже! Что за новый удар судьбы? Неужели же теперь, когда она, воодушевленная своим открытием — чудесной дверью, была почти готова к побегу, какая-то странная болезнь помешает ей?!«Нет, нет! Я не позволю!» — повторила она про себя слова Матильды. Она не поддастся болезни, по крайней мере до тех пор, пока не окажется совсем далеко от поместья Четхэмов! Ондайн с усилием заглянула в стойло. Там стояла каурая кобыла, на которой она уже ездила однажды. Лучше не придумаешь! Рядом, в подсобной комнате, были аккуратно разложены уздечки, седла и подпруги. Не составит труда ускользнуть после полуночи через потайной коридор, прибежать в стойла и оседлать каурую кобылу.Благословенная надежда! Теперь побег не казался несбыточной мечтой, но самой реальностью!— Ондайн! Что вы здесь делаете? Буря собирается! Ондайн испуганно вскрикнула, когда услышала голос и почувствовала, как чья-то рука легла ей на плечо.Клинтон.В другой руке он держал копьецо для чистки копыт, маленькое, но какое опасное на вид. Он стоял в лунном свете, высокий и мускулистый, и с любопытством ее разглядывал.Клинтон… Хотя он всегда обходился с ней ласково и мягко, но, возможно, и он способен на убийство…— Ондайн! — Он почти прошептал ее имя, и девушка вдруг вспомнила шепот, который слышала у себя в комнате в ночи, сверхъестественный, жуткий, способный довести до безумия. — Будь он проклят! — вдруг с ненавистью выкрикнул Клинтон. — Неужели он так оскорбил вас, что вы совсем не хотите остаться? — Он задумался и вдруг, как будто очнувшись, озабоченно спросил: — А Уорик знает, что вы здесь?— Я…— Кто-нибудь знает?— Нет… — едва слышно пробормотала она.Какая-то свинцовая тяжесть опустилась на нее; ее тело как будто онемело, во рту пересохло, как в пустыне. В двух шагах от нее стоял Клинтон. Вдруг он резко поднял руку и занес над Ондайн зажатое в пальцах копье. Она успела увидеть только напрягшиеся мускулы, тяжелые, узловатые, мощные…Все произошло мгновенно. Ондайн открыла рот, чтобы закричать, но в этом не было нужды: удар предназначался не ей. Копье, не причинив ей ни малейшего вреда, вонзилось в стену. Клинтон справился со своим гневом и сочувственно посмотрел на Ондайн.— Вы, кажется, больны. Я отведу вас в дом. Она дотронулась до его руки.— Спасибо, я лучше…— Не бойтесь! Я знаю, что он не позволяет вам выходить наружу и не одобрит, если увидит вас со мной. Но я проведу вас незаметно и потом позову мать.У Ондайн не было сил протестовать. Ей казалось, что она не может даже передвигаться без посторонней помощи. Опираясь на руку Клинтона и не понимая ни одного слова из того, что он говорил, Ондайн направилась в сторону замка Четхэм, который двоился у нее перед глазами. Господи Боже, что же это такое? Что значат этот страх и тошнота?— Мы у парадной лестницы! Держитесь, я позову свою мать. Ее голова… Что с ее головой? Она попыталась сжать виски, чтобы справиться с головокружением и стряхнуть оцепенение, но слабые, безвольные руки не слушались ее. Это страшное онемение отчасти напоминало действие порошка, которым недавно усыпили ее пираты…— Мама пришла. Она отведет вас в постель.Ондайн слышала слова, но не понимала их. Она посмотрела на Клинтона, который улыбался ей, и вновь почувствовала какую-то скрытую опасность, но не могла определить, что это за опасность. Ондайн попыталась позвать на помощь, поднять руки, но они бессильно упали.— Миледи! Вы больны?— Да… — прошептала она.— Я отведу вас в постель. Пойдемте! Дайте я помогу вам. Она с трудом поднялась по лестнице, тяжело навалившись на Матильду.— Ах, госпожа, что это вам вздумалось бродить? Вам нельзя этого делать. Но теперь вы уже наверняка не уедете от нас. Я же говорила, что вы не уедете отсюда. У меня есть все, что вам нужно. Я знаю все тайны. Я знаю, что случилось с бедной Женевьевой. Я нашла разгадку в церкви. Уорик тоже все узнает. Вы больше никогда никуда не уедете.До Ондайн доходили какие-то обрывки фраз, но они не имели никакого смысла.— Разгадка?— Я нашла разгадку. В церкви.— В церкви? — Ондайн облизнула языком губы и попыталась осознать услышанное. Разгадка… Разгадка тайны Уорика! Она должна помочь разгадать эту тайну, расплатиться с ним за подаренную ей жизнь, прежде чем вернется в Лондон.— Мы пойдем туда прямо сейчас, — прошептала Матильда и заговорщицки подмигнула.Ондайн не сказала ни да, ни нет. Матильда провела ее через холл, а потом, вместо того чтобы подняться вверх по лестнице, они миновали бальный зал, темный и пустой, гулким эхом отражающий шум шагов и ветра за окном, и подошли к двери церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60