Я нашла сестру в ближайшей деревне и смогла освободить. Но она прожила недолго и умерла через несколько дней после рождения Крикет. С тех пор я живу здесь, поскольку уверена, что Уоллингейм разыскивает меня. Нельзя сказать, что мы расстались друзьями. Вот и вся грустная история.
– Глубоко сочувствую вам. Потеря сестры – тяжкое испытание. Ужасно, что над бедняжкой так издевались! Если я могу хоть чем-то помочь – только попросите. У нас есть несколько фамильных поверенных, которые могут пустить по миру вашего бывшего зятя.
– Я не желаю иметь с Гаррисонами ничего общего. Вознамерься я что-то предпринять против них, боюсь, они могут отомстить, отобрав Крикет. К счастью, им нужно только приданое Хлои, а не ее ребенок.
– По крайней мере хоть этим можно утешиться.
– Да. И спасибо за предложение, но мы волей-неволей вынуждены справляться сами. Молли оказалась просто даром небесным, и я уверена, что матушка рано или поздно оправится. Смерть Хлои окончательно вывела ее из равновесия.
– Я представляю, что могут сделать с разумом подобные душевные травмы. Возможно, представляю даже слишком ясно.
– Ну вот, – сказала Аннабел, глядя ему в глаза, – я открыла вам свое сердце. Расскажите о своих бедах.
Он коротко объяснил, что Эдди буквально вернул его с того света, найдя среди груды мертвецов на поле битвы при Ватерлоо.
– Он принес меня в дом местного крестьянина и преданно выхаживал все то время, что я лежал без сознания. Только через неделю у него появилась надежда, что я выживу. Мои родные были, конечно, вне себя. Они приехали в Бельгию в поисках меня, а когда нашли, перевезли домой, и с тех пор я заперся в охотничьем домике. Физически я был почти здоров, а вот душевно… – Он сухо улыбнулся. – Мы с вашей матушкой, вне всякого сомнения, могли бы обменяться опытом душевных страданий.
– Значит, все мы пытаемся найти свой путь.
– Постоянно. Хотя за последнее время вы привнесли в мою жизнь много радости. – Дафф поднял руку при виде ее внезапно замкнувшегося лица. – Я не требую от вас ничего. Совсем ничего. А теперь достаточно мрака в этот ясный летний день. Откройте этот футляр от Грея и скажите, нравится ли вам содержимое.
– Я не должна принимать подарки, – пробормотала Аннабел, понимая, насколько благоразумным будет отвергать все ухаживания столь обаятельного мужчины.
– О, это просто безделушка, – небрежно отмахнулся Дафф. – Жена викария могла бы с чистой совестью принять ее.
Аннабел ответила веселым взглядом.
– У вас вошло в привычку дарить подарки женам викариев?
– О нет, по крайней мере в последнее время, – хмыкнул Дафф.
– Но дарили?
– Надеюсь, мы не собираемся обмениваться историями о наших любовных похождениях?
– Ваши, возможно, были более рискованными, чем мои.
– Если хотите, обсудим тему, когда лучше узнаем друг друга.
– Что заставляет вас думать, будто нам суждено лучше узнать друг друга? – кокетливо спросила она, ощутив странное удовольствие от такой перспективы.
– Назовите это предчувствием, – ухмыльнулся он.
Она должна была приструнить его за столь неприкрытый флирт. Должна была ясно дать понять, что не поддастся обольщению. Должна была… если бы не наслаждалась так его обществом. Не будь ее жизнь столь безрадостной, она скорее всего сумела бы дать ему отпор. Но всего лишь сказала:
– Как это приятно: искренне улыбаться и хоть ненадолго забыть все беды!
– Аминь и десять раз аллилуйя! – Он снова показал футляр. – Откройте.
Внутри на белом атласе лежал набор перламутровых гребней, изящно украшенных небольшими сапфирами.
– Они великолепны! – выдохнула Аннабел, поднимая один и поворачивая его к свету. – Жена любого викария была бы в восторге, – добавила она, хорошо зная, что жена викария никогда не будет иметь столь дорогие вещи… если, конечно, не станет любовницей Дарли.
– Они подходят к вашему платью, – заметил он. – Это, должно быть, судьба.
Ей пришлось согласиться, что цвет сапфиров почти совпадает с оттенком ее синего люстринового платья.
– Значит… вы верите в судьбу? – осведомилась она.
– Больше, чем в доброту людскую, – не задумываясь, ответил он.
Аннабел чуть заметно поморщилась.
– Тут я с вами спорить не стану.
– Я три года сражался с Наполеоном под знаменами герцога Веллингтона и видел столько жестокости, что хватит на несколько жизней. Этого вполне достаточно, чтобы навеки заточить себя в четырех стенах, – пробормотал он, хмуро сводя темные брови.
Но уже через несколько секунд, встряхнувшись, взял себя в руки и выдавил улыбку.
– Утешьте раненую душу и возьмите гребни. Ради меня воткните их в волосы, если считаете, что они будут держаться, – добавил он, оглядывая ее локоны. Светлые волосы были коротко острижены по последнему крику моды. Только самые смелые светские львицы осмеливались носить столь радикальную прическу.
Аннабел слегка поколебалась, по-прежнему держа гребень, но потом все же кивнула, откинула волосы на виске и закрепила гребнем.
– Идеально, – пробормотал он, имея в виду вовсе не гребень.
– Благодарю, – вымолвила она и, чуть наклонив голову, взяла из футляра второй гребень и закрепила на другом виске.
– Я благодарен вам куда больше, – признался Дафф со странными нотками сожаления в голосе. – До сих пор я не сознавал, как мне не хватало общества красивых женщин.
– Возможно, мы оба слишком долго пробыли в затворничестве, – вырвалось у Аннабел неожиданно для нее самой. Зато это, несомненно, было правдой.
– Кстати о затворничестве: пожалуй, мне не терпится увидеть здешние пейзажи с вершины монастырского холма, – беспечно заметил Дафф. – Хотелось бы посмотреть на мир свежим глазом.
– Согласна. Уже и не помню, когда я любовалась прекрасными видами.
– Простите меня заранее, ибо я уже пользуюсь преимуществами нашей дружбы, но не спросите ли у вашей матушки разрешения посетить скачки?
Ему не хотелось отпугнуть ее, поэтому Дафф не сказал, что с нетерпением ждет ее согласия и завтрашнего дня.
– С удовольствием.
Она предпочитала не думать о том, почему согласилась. Могла бы, конечно, все свалить на легкое опьянение, но понимала всю бессмысленность подобной отговорки. Ее хорошее настроение скорее связано с обаянием Даффа, чем с алкоголем.
Но тут неожиданно появился вишневый пудинг, и, оставив грустные темы и мысли, они стали наслаждаться вкусным обедом, вином и оживленной беседой.
Обе стороны согласились, что столь приятное времяпрепровождение можно определить как полное довольство. Дафф не помнил, когда так много смеялся, Аннабел же наслаждалась каждой минутой, как запретным плодом.
Долго так продолжаться не могло.
Но пока продолжается, она будет смаковать каждый момент.
Глава 9
Вид с монастырского холма был еще более живописным, чем помнили они оба. Долина, расстилавшаяся внизу, зеленая и плодородная, насколько мог видеть глаз, представляла собой лоскутное одеяло полей, буколически усеянных пасущимся скотом. Долину почти надвое разделяла голубая, как небо, река.
Они сидели на попоне, которую расстелил на земле Дафф, и говорили о прошлых временах, когда они вот так же сидели здесь в детстве и любовались пейзажами.
– Тогда жизнь была проще, – пробормотал Дафф.
– Безусловно, проще, – со вздохом согласилась Аннабел.
– Ничего, скоро все устроится.
Эдди был слишком далеко, чтобы услышать это оптимистическое заявление, но если бы услышал, наверное, станцевал бы джигу.
– Надеюсь, вы правы.
Временами она была не так уж в этом уверена.
– Позвольте помочь вам и вашей семье, – попросил он и, не дав ей ответить, поспешно добавил: – Вы сделаете мне огромное одолжение.
– Бросьте, Дафф, не стоит меня искушать. Вы из тех, кто и без подобных затей имеет все, что может предложить ему жизнь.
– Одного богатства недостаточно.
– Только не говорите это несчастным, которые каждый день тяжким трудом добывают свой кусок хлеба, – фыркнула она.
– Понимаю. Но я с радостью сделаю для вашей семьи все, что смогу.
– Я вполне способна сама позаботиться о родных.
– Я вам верю. Но у нас десятки слуг, а вам наверняка не помешает пара лишних рук, чтобы снять бремя забот с вас и Молли.
– Не делайте этого, Дафф, – проворчала Аннабел, поджав губы.
– Но мне так хочется.
Она пронзила его яростным взглядом.
– А вот я совершенно не желаю быть в чем-то вам обязанной.
– Никаких обязательств.
– Так не бывает. Принимаете меня за зеленую девчонку? Мужчины непременно хотят получить что-то за свои благодеяния.
– Только не я.
– Вас так истощили раны? – с намеренной грубостью осведомилась она.
Но он не поддался на уловку, а с улыбкой спросил:
– Хотите узнать точно?
– Вот видите? Вы действуете, совсем как любой мужчина, делающий вид, что отказывается от того, чего в действительности добивается.
– Вы очень недоверчивы.
– Считаете это моим недостатком? – вызывающе бросила Аннабел.
– Я ничем не заслужил вашего недоверия.
– Значит, я могу принять ваше предложение, не опасаясь, что вы потребуете чего-то большего?
– Почему бы вам не сказать прямо? Потребую, чтобы вы стали моей любовницей.
– Прекрасно. Так вы этого не хотите?
– Я не сказал ничего подобного. Просто дал слово, что не попрошу этого.
– Попросите!
– Ни за что.
Она издевательски усмехнулась:
– Полагаю, вы не захотите заключить пари?
– Проиграете.
– Сомневаюсь.
– Ваше дело, – улыбнулся он, – но я не стал бы ставить больше, чем вы можете позволить себе проиграть.
Она так и не поняла, раздражает или оскорбляет ее абсолютное спокойствие Даффа. Но вызов был брошен, и она не смогла устоять:
– Что бы вы сказали насчет пятисот фунтов?
Похоже, она слишком осмелела, зная, что большинство знакомых аристократов могли справиться со своими амурными порывами не больше, чем с приливами и отливами морских волн.
– Я не советовал бы рисковать столь большой суммой. Вашей семье она пригодится больше, чем мне.
– Я не намерена проигрывать.
– Уверены?
– Совершенно.
– Значит, пятьсот фунтов. И никаких временных рамок?
– Вечность? – легкомысленно предложила Аннабел.
– Я предпочел бы нечто более определенное.
– Потому что имеете скрытые мотивы?
– Нет, – рассмеялся он, – потому что привык получать свои выигрыши.
– Какая спесь!
– Вовсе нет. Я просто знаю, на что способен. И пока мы определяем правила, я был бы рад, разреши вы пока что помочь вашей семье. Почему бы не… скажем, два месяца? Разве этого недостаточно, чтобы убедить вас в полном благородстве моих мотивов?
Она очень долго молчала, вовсе не уверенная, хочет ли настолько сближаться с маркизом Дарли, пусть и искалеченным войной. С другой стороны, его помощь действительно пригодится. И нельзя отрицать, что неплохо бы иметь его рядом на случай, если Уоллингейм обнаружит ее местопребывание. И кроме того, пятьсот фунтов есть пятьсот фунтов.
– Два месяца?
– Да. – Он не сказал: «Если только вы сами не попросите меня об этом раньше», – мысль, которая застала его врасплох и ужасно удивила. Поэтому маркиз тут же добавил: – Решать вам, конечно.
– Очень хорошо. Пятьсот фунтов никогда не бывают лишними.
– По рукам! – улыбнулся он, протягивая руку. Она пожала широкую ладонь.
Итак, сделка была заключена.
Он немедленно заговорил на другую тему, словно их пари было случайным пустяком. Словно он думал об этом пари не больше, чем о легком ветерке, колыхавшем листья над головой. Просто стал рассказывать, как мальчишкой часто приходил в развалины монастыря и вел с друзьями рыцарские войны. Показал ей то место, где свалился с полуразрушенной стены нефа, потерял сознание, чем до смерти перепугал друзей.
– После этого родители запретили мне взбираться на стены, – с улыбкой пояснил он, коснувшись поросшей мхом стены, словно припоминая те давние времена.
– И вы послушались? – спросила Аннабел, равным образом способная вести легкую светскую беседу. – Полагаю, что нет.
– Я пытался, – улыбнулся Дафф, – и, конечно, ничего не вышло. В любом случае трудно было бы ожидать такого от мальчишки. Но по крайней мере я стал осторожнее. А вы? Вряд ли вы играли здесь в войну.
Внезапно ей показалось, что он стоит слишком близко: мужской запах, аромат одеколона, широкоплечий мускулистый торс – все это вызывало предательские чувства, которых она предпочла бы не испытывать. Она отступила.
– Собственно говоря, я приходила сюда рисовать.
Потребовалось необычайное усилие воли, чтобы говорить обычным, спокойным голосом… впрочем, она слишком долго была актрисой, чтобы выказать непозволительные эмоции.
– Руины были идеальным местом для впечатлительной молодой девушки и рождали мириады романтических фантазий. Мало того, я написала роман из средневековой жизни, где действие происходило в Бедлоу.
– Сколько вам было, когда вы впервые пришли сюда? – спросил он, думая, что ее волосы в солнечных лучах сверкают, как золотая проволока. У него руки чесались их коснуться. И тут, возможно, по ассоциации с этим ослепительным зрелищем перед глазами возникла другая светловолосая голова, тонувшая в грязи на поле Ватерлоо: смерть Мерримена, ужасное, кровавое зрелище.
Дафф напрягся. Каждая мышца окаменела и стала неподатливой, пока он боролся с мучительным воспоминанием.
– Восемь или десять. С вами все в порядке?
Дафф казался высеченным из камня. Его взгляд вызывал одновременно страх и жалость.
– Я что-то могу сделать? – пробормотала Белл, пытаясь взять его за руку.
Но он рывком отодвинулся. Она вскрикнула.
То ли ее потрясение, то ли выражение ужаса вернули ему разум, но он мгновенно пришел в себя.
– Простите, – бросил он со всей возможной небрежностью. – Я не хотел вас пугать. К несчастью, военные воспоминания имеют способность возрождаться в самое неподходящее время. Извините, если встревожил вас.
– Вам ни к чему извиняться. Я бесконечно сочувствую вашим страданиям.
Сознавая, какие терзания им пришлось пережить после смерти Хлои, она вполне представляла, как перестрадал Дафф. Война – это всегда кошмар, а при Ватерлоо творилось нечто неописуемое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31