– Я-не-коснусь-вас.
Аннабел отчаянно огляделась, словно пытаясь прийти в себя, и ответила нерешительной улыбкой.
– Я вечно забываю, кто передо мной, – с безыскусной простотой призналась она.
– То есть дурной или хороший человек?
– В данный момент – хороший.
– Вот это мы еще посмотрим. – Обрадованный ее словами и тем, что она не сбежала сразу, Дафф улыбнулся. – Сами скажете, когда будете готовы. Все зависит от вас.
Она долго молча смотрела на него. Тишина прерывалась лишь птичьим хором за окном дома.
Должно быть, оба слышали, как напряженно бьются их сердца.
Очевидно, придя к какому-то решению, она поднялась на цыпочки и легко поцеловала его. Но он не пошевелился, судорожно сжимая кулаки.
– Я готова сейчас.
– Могу я коснуться вас?
Он не хотел, чтобы она сорвалась с места и выскочила за дверь.
Она кивнула, опустив глаза.
Искренна ли она или играет очередную роль?
Скорее всего играет, решил он. Аннабел Фостер слишком опытна для подобной скромности.
Но он осторожно положил руки ей на плечи и привлек к себе, словно боясь спугнуть молодую девственницу. Приходилось импровизировать, поскольку раньше он никогда не имел дела с таковыми, но и обычная учтивость тоже вполне сойдет.
Они стояли так близко, что тела почти соприкасались. Дафф нежно приподнял ее подбородок одним пальцем и, низко наклонившись, поцеловал, бережно, осторожно, как неопытный юноша. Но все его чувства были обострены до такой степени, что он невольно оценивал реакцию.
Ее губы были сладкими, как мед, с привкусом мяты и пахли розами, отчего голова Даффа закружилась. Но он усилием воли продолжал сдерживаться и целовать ее, словно впервые обнимал женщину.
– Какое безупречное поведение, Дафф, – пробормотала Белл спустя несколько мгновений и, обхватив его за шею, прижалась теснее, приоткрыла рот и ответила страстным поцелуем.
Следуя ее примеру, он схватил Аннабел в объятия и стиснул с такой силой, что едва не раздавил.
– Я не спешу… у нас впереди целый день, – прошептал он, неспешно исследуя мятную сладость ее рта. А может, дразня ее. Или после целого года целомудренной жизни предвкушая то, что должно было вот-вот произойти.
Она нашла его учтивость возбуждающей, и, более того, манящее ощущение его твердой плоти воспламенило ее желания. Но несмотря на всю великолепную силу и мощь, он не пытался принудить ее или употребить свою власть, и за это она была благодарна.
Слишком долго боролась она за свою независимость, чтобы терпеть тиранию.
И он, похоже, это понимал. Или, возможно, познав после Ватерлоо сомнение и боль, стал более чувствительным к слабостям окружающих.
Но когда она зазывно коснулась его бедер своими, словно в безмолвном приглашении или в том, что было принято им за приглашение, он отстранился и, чуть задыхаясь, прошептал:
– Игра в джентльмена имеет свои пределы. Нам следовало бы подняться наверх, на случай возвращения Эдди.
– Наверх? – нерешительно спросила она.
– Все зависит только от вас, – повторил он.
– Вы всегда так вежливы? – усмехнулась Аннабел.
– В последнее время мне не с чем было сравнивать.
– Значит, сегодня мы оба снимаем с себя обеты целомудрия?
Он попытался не показать, как потрясен, но удалось ему это лишь отчасти.
– Я тоже долго была одна, – пояснила она, видя его удивленное лицо. – Очень долго. – Ее лицо неожиданно осветила солнечная улыбка. Куда только подевалась ее нерешительность? Может, все дело в сдержанности Даффа? – Уверены, что готовы утолить мою любовную жажду?
– Во всяком случае, готов попытаться, – мягко пообещал он. – Хотя должен предупредить, что после целого года воздержания я, вероятно, изголодался сильнее.
Серебристые трели се смеха раскатились по комнате.
– Звучит почти как очередное пари.
– Которое вы проиграете.
– Так уверены, мой дорогой Дафф?
Он хотел попросить ее не ссылаться на прошлое. Не хотел слышать о нем. Но при этом понимал, что не ему обвинять кого-то в невоздержанности и чувственных излишествах. Слишком много лет он потакал собственным порокам!
– Прекрасно, – сказал он, смирившись. – Почему бы нам не заключить пари на чисто символическую сумму в десять фунтов?
– А еще лучше – вообще никакого пари, – пробормотала она, расслышав потки недовольства вею голосе.
– В самом деле, лучше, – согласился он, взяв ее за руку. – Пойдемте. Позвольте мне развлечь вас.
На этот раз именно она не смогла скрыть удивления.
– Только не говорите, будто не желаете, чтобы вас побаловали, – рассмеялся он.
О, ее слишком часто баловали, но никогда – мужчина, подобный Даффу.
– С нетерпением жду, что будет дальше.
– Далеко не с таким нетерпением, как я, – признался он и, наклонившись, подхватил ее на руки и понес по ступенькам.
Глава 15
Он стоял в дверях спальни, все еще держа ее на руках и слегка хмурясь.
– Этой комнате не помешала бы уборка. Может, нам следует найти другую.
– Ничего подобного. Здесь пахнет нами, – улыбаясь, прошептала она. – И мне очень нравится. Где делают ваш одеколон?
– В маленькой лавочке, в Мейфэре.
– Соблазнительный запах.
– Кстати, о соблазне, – пробормотал Дафф, не склонный обсуждать одеколон, когда на уме было совершенно другое. – Как вы отнесетесь к тому, что мы немного поспешим?
– Слава Богу, – рассмеялась она. – Именно об этом я и думала. Что же касается меня, я за быстрые и мгновенные действия.
– Обычно я не так нетерпелив.
– Обычно я не так одержима желанием.
– Значит, вы не против незастланной постели. Возможно, я сумею найти чистые простыни, хотя не уверен, где они хранятся. А Эдди меняет их каждый день, просто сегодня еще не успел.
– Можно подумать, мне есть до этого дело. Отпустите меня.
Он поднял брови.
– Я разденусь, – пояснила она.
– Не настолько я спешу, – улыбнулся он, подходя к кровати и сажая Аннабел на край. – Особенно потому, что с утра до вечера только и думал о том, чтобы раздеть вас.
– Тогда позвольте мне помочь.
Она умирала от жажды, она, которая всегда держала себя в руках! И не помнила, когда в последний раз умирала от желания.
– Вы слишком красивы, Дафф. Я вся трепещу, – призналась она, потянувшись к пуговицам из золотой тесьмы на своем жакете.
– Прошу, – выдохнул он, медленно отводя ее руки. – Я сам.
Почему он так настаивает? Она привыкла раздеваться для мужчин! С чего это вдруг так его задело? Ведь сам он не раз наслаждался обществом актрис.
Но лучше не думать об этом…
– Вы должны быть сговорчивее. – В ней тоже взыграло самолюбие.
– Должен? – холодно переспросил Дафф.
– Вот. Видите? Поэтому мне не следовало приезжать.
Теперь Аннабел была уверена, что ошиблась: слишком хорошо она была знакома с таким выражением глаз, как у Даффа, – убежденностью, что весь мир должен подчиниться воле богатого аристократа.
– Прошу простить меня, – резко бросила она, пытаясь встать.
Он остановил ее, снова уложил и сказал, как надеялся, более дружелюбно:
– Не могли бы мы обсудить это?
Она покачала головой.
– Я, разумеется, извиняюсь. Самым смиренным образом.
Аннабел снова покачала головой.
– Говоря по правде, я вообще не должна была появляться здесь. Не знаю, чего я ожидала… вернее, знала, но все равно приехала. Не стоит повторять сцены из моего прошлого, особенно те, которые никоим образом не должны повторяться.
Аннабел слабо улыбнулась, понимая, что он никак не повинен в том образе жизни, который она вела до сих пор.
– Видите ли, я сильно изменилась. Но тут появились вы и сломили мою решимость. Какое великолепное доказательство вашего обаяния и несомненных способностей! Не говоря уже о вашей блистательной внешности. Думаю, вы часто это слышали раньше. Но тем не менее должна признаться, что поддалась вашим чарам. Честно говоря, припомнить не могу, когда я так хотела мужчину.
– Но не ожидаете же вы, что я отпущу нас после такого признания? – с ослепительной улыбкой возразил он. – И хотя я никогда не придавал особого значения духовным связям, дорогая Белл, все же вы затронули нечто глубокое в моей душе. Это я пал жертвой ваших чар.
– О, прошу вас, – цинично усмехнулась Аннабел. – Ваши порывы не имеют ничего общего с чарами или духовной связью. Просто у вас целый год не было женщины.
– Если бы все было так просто, – возразил он. – Я последний человек на земле, который признает существование сильных эмоций любого рода, кроме похоти, разумеется.
– И страсти к лошадям.
Дафф утвердительно кивнул.
– И моей семьи, полагаю. Да, согласен, я подвержен этим страстям. Но поверьте, если говорить о страстях более нежных, вы единственная тронули меня. Сам не знаю почему и твердо понимаю одно: не хочу отпускать вас. Останьтесь. Если желаете, я готов забыть о постели. Просто составьте мне компанию. Поедем кататься, как собирались, и устроим пикник.
Аннабел наморщила нос и угрюмо проворчала:
– Вы причиняете мне одни неприятности.
Последняя фраза немало его ободрила, ибо он привык к изменяющимся настроениям женщин. И она так мило морщила носик, что он мгновенно потерял голову.
– Даю слово никогда не говорить с вами никаким тоном, кроме самого вежливого, и не предъявлять ни одного требования. Только останьтесь. Вы сделаете меня очень-очень счастливым! Понимаете, я, должно быть, лишился разума, если так открыто признаюсь в своих чувствах!
Он выглядел совершенно растерянным.
– Да еще женщине, – кивнула она.
– Прекрасно. Должен честно исповедаться в том, что до сих пор был полнейшим эгоистом, – вздохнул Дафф, понимая, что невозможно отрицать бесчисленные предыдущие романы, с таким жаром обсуждаемые светскими сплетниками. Но, – добавил он, остановившись на мгновение, словно сознавая важность того, что собирался сказать: – Но считайте, что с тех пор я полностью исправился.
Аннабел невольно рассмеялась.
– Будь я пятнадцатилетней девчонкой и к тому же далекой от театрального мира, я могла бы почти поверить раскаянию человека с вашей репутацией.
Ему следовало бы защищаться, опровергнуть ее издевательское заявление, но Дафф знал, что это ни к чему не приведет. Пусть он впервые испытывает нежные чувства к женщине, но в искусстве обольщения ему нет равных.
– Прошу, поверьте мне, – прошептал он искренне и с очаровательной улыбкой, – я исправился, по меньшей мере во всем, что касается вас.
– Значит, я особая и необыкновенная? – шутливо осведомилась она, все еще не спеша поддаться на лесть, но тем не менее наслаждаясь происходящим.
– Можно подумать, вы этого не знаете после стольких лет всеобщего мужского обожания! Но если хотите знать, вы действительно необыкновенная, чрезвычайно дороги мне, и я не хочу, чтобы вы уходили. Скажите, что я должен сделать для того, чтобы вы остались, и я с радостью подчинюсь.
– Любите меня!
Конечно, ей не следовало бы этого говорить. Нужно было с самого начала повернуться и уйти.
– Не издевайтесь надо мной, – нахмурился он.
– О, если бы это было так! Наоборот, я совершенно искренна, – заверила она.
Правда, в каждом слове звучала нерешительность, а губы были недоверчиво поджаты.
Дафф улыбнулся и покачал головой.
– Все же у вас остались сомнения.
– Причем так много, что и вам не мешало бы дважды подумать о том, на что идете.
– Ни в коем случае.
– Во всяком случае, один из нас уверен, – раздраженно вздохнула она.
– Почему бы мне не быть уверенным за нас обоих? – вкрадчиво осведомился он.
– Какая галантность! – сардонически бросила она, явно борясь с собой.
Он ждал, внешне спокойный и сдержанный.
– У меня есть одно требование, – выпалила она наконец.
– Только одно? Я готов выполнить куда больше.
– Никогда не смейте приказывать мне. Ни при каких условиях.
– О, за это можете не волноваться.
Аннабел тихо вздохнула, почему-то сразу поверни ему. Хотя… даже без его заверений она не смогла бы добровольно лишиться радости, которую ощущала в его присутствии. Скорее всего не смогла бы, иначе давно покинула бы и комнату, и этот дом.
– Простите меня за нерешительность, – улыбнулась она. – Вы проявили немало терпения и великодушия. Что же, продолжим? Полагаю, теперь можно на ты?
– Разумеется. – Его взгляд был обезоруживающим в своей чистосердечности, улыбка лишь отчасти дразнящей. – Не хотелось бы обижать тебя. И честно говоря, я не настолько отвечаю за свои чувства, чтобы гарантировать учтивость и обходительность. Как только происходящее достигнет… – он помолчал, пытаясь найти подходящее слово, – скажем, точки необратимости, ты не сможешь…
– Остановить тебя?
– Да. Именно не сможешь. Эдди утверждает, что временами я не совсем сознаю происходящее вокруг. А на этом этапе…
– Если бы я смогла сказать «нет», Дафф, давно бы так и сделала, – перебила она. – Не ты один не в силах справиться с ситуацией.
Невинность его улыбки могла бы сманить птичек с древесных ветвей.
– Странная мы парочка, верно?
– Питающая абсолютно неуправляемый аппетит друг к другу.
Отдавшись очарованию Дарли, она с удовольствием признавалась в своих чувствах.
– Неудовлетворенный аппетит, – мягко добавил он.
– И неистовый. К твоему сведению, слова «неистовый» до сих пор не было в моем словаре.
– В таком случае я ваш покорный слуга, мисс Фостер, – пробормотал Дафф. Обычная учтивость в этом случае приобретала совершенно новый смысл.
– Такая покорность необязательна.
– Решай, – ухмыльнулся он.
– В этом вся проблема, Дафф. Я ни на что не могу решиться. И не понимаю, чего хочу от тебя. Что хочу дать тебе. И сколько еще собираюсь пребывать в этом ужасающем состоянии нерешительности и сладострастия.
Для человека с его опытом ее признания звучали недвусмысленным приглашением и давали ему полную волю.
– Пока ты пытаешься решить, – пробормотал он, уверенный в победе, – я приведу эту постель в порядок.
Она уставилась на него как на сумасшедшего.
– Это займет не больше минуты, – заверил он, усаживая ее на стул. – Я не собираюсь уходить.
– Мне нужно быть дома к ужину, – твердо объявила она.
Расправляя простыню, он оглянулся на нее.
– Я привезу тебя вовремя.
– Своей хозяйственностью ты ужасно меня нервируешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31