Буду ждать как угодно долго. Может быть… когда-нибудь… Но сейчас для тебя начинается новая жизнь, Майкл, твоя настоящая жизнь. Ты Майкл Макнейл, младший из Олдернов. Я, конечно, ужасно эгоистична, но все-таки не настолько, чтобы встать между тобой и твоей новой жизнью.
Он отстранился и заглянул ей в лицо.
– Ты меня любишь? Сидни закрыла глаза.
– Да, я люблю тебя.
– Тогда почему ты не хочешь поехать со мной?
– Потому что я тебе больше не пара. Все изменилось.
– Да, все изменилось, но только не мы с тобой. Разве мы не остались прежними? Я люблю тебя еще больше, чем раньше, вот и вся разница. Больше во мне ничего не изменилось.
Сидни покачала головой.
– Все не так просто.
– Почему? Я не такой уж глупый. Сидни. Объясни мне, в чем дело.
– Я и не говорю, что ты глупый. Но… все это слишком сложно. Ты же понятия не имеешь, как устроено общество, что такое семья и… какие обязанности с этим связаны. Майкл, ты же теперь барон!
– Это всего лишь слово.
– Послушай меня. Ты же знаешь, что представляет собой моя тетя, как для нее важно, что люди подумают. Приличия, правила поведения, законы, управляющие обществом, и все, что…
– Да-да, – торопливо перебил ее Майкл. Он начал сердиться, но не на нее.
– Твой отец и моя тетя… между ними нет почти ничего общего, – пояснила она с коротким и горьким смешком, – но в этом они сходятся.
– Откуда ты знаешь?
– Да уж поверь, я знаю. Он же граф! Ты пока еще не понимаешь, что это значит, но я-то знаю. Поверь мне, твой отец не захочет, чтобы я ехала с тобой в Шотландию.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю, и все.
Неужели она права? Она говорила так уверенно… Майкл ничего не понимал.
Они притихли. Молчание затягивалось. Майклу становился все более ненавистным этот жаркий и душный павильон.
– Нам надо вернуться, – напомнила Сидни, но ни один из них не двинулся с места.
В невидимом фонтане журчала вода; от этого однообразного звука можно было сойти с ума. А что, если она права? Неужели ему придется выбирать между своей семьей и Сидни?
Но Майкл уже сделал свой выбор.
– Так ты со мной не поедешь? – спросил он в последний раз.
– Майкл, я не могу.
– Тогда я тоже не поеду. – Майкл вскочил со скамьи. – Идем, надо им сказать.
Он потянул ее за обе руки и Заставил подняться на ноги.
– Погоди…
Майкл, не оглядываясь, тянул ее за собой, хотя она упиралась.
– Погоди, Майкл. Постой! Он остановился.
– Что ты такое говоришь? Ты должен ехать.
– Нет, не должен.
– Нет, должен, и ты сам это прекрасно понимаешь.
– Без тебя я не поеду.
– Майкл, послушай, это не ответ.
– Тогда где ответ?
– Не знаю. Я думаю, его вообще не существует. Майклу уже было все равно, увидит их кто-нибудь или нет. Он снова обнял Сидни, крепко прижал ее к себе. Само по себе это ничего не решало, но обнимать ее было до того приятно, что у него сразу стало легче на душе. Но почему ему так грустно, хотя всего час назад он был счастлив? Почему жизнь вдруг стала такой сложной и, несмотря на радость, щемящая боль пронзает его душу?!
Сидни прислонилась к нему и прижалась щекой к его щеке.
– Майкл, нам надо идти. Нас уже, наверное, ищут! Они так ничего и не решили, но Сидни была права: им следовало немедленно вернуться. Щурясь на слишком яркий свет, они прошли через вестибюль и поднялись по мраморной лестнице. Двери в отдельный кабинет были закрыты, но Майкл услышал за ними слабое звяканье посуды. Сидни для храбрости улыбнулась ему дрожащей улыбкой. Он толкнул дверь.
Горничная собирала со стола тарелки, в кабинете никого не было.
– Что же делать? – сказала Сидни. – Куда они все подевались?
– Может, они поднялись наверх?
– Или вышли на улицу. Вдруг они ищут нас снаружи?
– Давай сначала поднимемся и посмотрим. Они поднялись на лифте на пятый этаж. Оба напряженно молчали. Пока маленькая кабина скользила вверх, Майкл успел подумать, что ему нравятся отели. Ужасно нравятся. Ему все в них нравилось, и он мечтал о том дне, когда сможет открыто остановиться в одном из них вместе с Сидни. Чтобы им не нужно было прятаться и чувствовать себя несчастными.
У дверей номера Макнейлов Сидни и Майкл остановились, чтобы собраться с духом.
– Они здесь, – прошептал Майкл, услыхав голоса за дверью.
Ему хотелось постучать, но он решил сначала повернуть ручку двери. Она не была заперта. Они открыли дверь и вошли.
Никто не обратил на них внимания. Кэт и Филип стояли, опираясь на перила крошечного балкончика, выходящего на озеро, и разговаривали, целиком поглощенные друг другом. Остальные сгрудились в противоположном конце гостиной вокруг большого стола, дружно разглядывая что-то, издали напоминающее географическую карту.
– Вот здесь, всего на расстоянии полулиги от Инвергордона, – объяснял отец Майкла, пока отец Сидни близоруко наклонялся ниже, следя за его пальцем, – был найден большой камень с огамической надписью. Нет нужды вам объяснять, что этот алфавит не имеет отношения ни к одному из известных индоевропейских языков.
– Да, в самом деле, – кивнул профессор Винтер, то и дело поправляя пенсне на носу, чтобы лучше видеть, – захватывающая находка.
– А вот наша маленькая деревушка, мисс Винтер, – говорила мать Майкла, указывая на какую-то точку на карте. – Я познакомлю вас с дамами из нашего садоводческого клуба. Надеюсь, что встреча с ними доставит вам удовольствие. О, разумеется, они будут настаивать, потому что я сама их на это подвигну, – чтобы вы поделились с ними своим опытом в выращивании роз. Мы регулярно проводим собрания – раз в две недели.
– О-о-о, – жеманно проворковала польщенная до глубины души тетя Эстелла, – как это мило! Я буду очень рада. Это большая честь для меня!
– В Глазго у меня есть один приятель, с которым я хочу вас познакомить. Винтер. Я подружился с ним еще в школе, и мы до сих пор поддерживаем связь. Он занимается антропологией, написал книгу о биологии и этике. Работа наделала много шума, мнения разделились…
– Вы говорите о Макдаффе, не так ли?
– Да, именно о нем.
– Милостивый бог! Мы с ним переписываемся годами. Я написал рецензию о его книге для «Таймс».
Мужчины заулыбались и хлопнули друг друга по плечу.
– Ну что ж… В таком случае вам будет приятно встретиться с ним лично, разве не так?
– Разумеется!
Сэму наскучили взрослые разговоры, ему надоело разглядывать карту. Он отвернулся от стола.
– Сидни! Майкл! – Он увидел их первым, подбежал и схватил сестру за руку. – Вы ничего еще не знаете! Мы все вместе едем в Шотландию!
– Что?
– В Шотландию! Папа будет читать лекции, а тетя Эстелла – рассказывать про розы каким-то теткам.
– Сэмюэль! Сэм взял руку Майкла и встряхнул ее.
– А самое главное – твой папа говорит, что вы можете пожениться прямо на корабле, если не хотите долгой помолвки.
– Сэмюэль! Сэм с беспокойством оглянулся на свою тетушку.
–Мэм?
Филип смеялся. Профессор Винтер прочистил горло кашлем.
Мать Майкла подошла к ним, счастливо улыбаясь. Она поцеловала сына в щеку, а потом крепко сжала руку Сидни.
– Я чувствую себя ужасно глупо! Майкл нам ничего не сказал, мы просто не знали, хотя, конечно, надо было догадаться. Он не мог вас не полюбить! Моя дорогая, я так счастлива!
Они поцеловались, потом отец Майкла поцеловал Сидни и обнял Майкла, профессор Винтер поцеловал их обоих, а тетя Эстелла расцеловала всех.
– Ты просил ее стать твоей женой? – ревниво спросил Сэм, когда с объятиями и поцелуями было покончено. – Что ты ей сказал? Что она сказала?
Майкл лишь растерянно улыбнулся в ответ.
– Сэмюэль, ради всего святого…
– Ты должен спросить, согласна ли она выйти за тебя замуж! Это называется «делать предложение». Я думал, ты знаешь.
Нет, он этого не знал. Пока Филип смеялся, тетя осуждающе прищелкивала языком, а все остальные краснели, Майкл сделал Сидни предложение руки и сердца.
Она сказала «Да».
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
«На борту парохода „Александрия“
2 октября 1893 года
Дорогая Камилла,
Я сказала, что буду писать каждый день, но ты же понимаешь – это было опрометчивое обещание. Я не смогла бы его сдержать. Но я уверена, что ты меня простишь, принимая во внимание мои особые обстоятельства.
О, Кэм, я замужем! Капитан Джордан совершил церемонию в корабельной часовне три дня назад в присутствии обоих семейств. Здесь были все, кого я люблю, не хватало только тебя. Мне тебя очень недоставало. Майкл выглядел ослепительным красавцем в черном парадном костюме, а я надела свое светло-зеленое шелковое платье, купленное в Вене, с отделкой из кремовых кружев и маленьким шлейфом. Настоящего свадебного антуража не было, но мы с Майклом решили, что Филип будет считаться шафером, а Кэт – подружкой невесты (в твое отсутствие).
Сэм нес кольца. Да, у нас были кольца – тетя Эстелла и Элизабет (ужасно Странно обращаться к своей свекрови просто по имени, но она сама об этом просила, и я стараюсь привыкать), так вот, тетя и Элизабет каким-то чудом сумели уговорить ювелира прийти к нам в отель в Нью-Йорке в пятницу, за день до отплытия. Это был, без сомнения, самый безумный и суматошный день в моей жизни. При других обстоятельствах сам момент отплытия должен был показаться сплошным разочарованием, но ты же понимаешь, мои обстоятельства обычными никак не назовешь. Ведь на следующий день мне предстояло выйти замуж!
Письмо выходит слишком болтливым. Я, наверное, кажусь тебе круглой дурой, но я так счастлива! Ведь я могу признаться тебе в этом открыто, правда? Мне бы не хотелось, чтобы это стало испытанием для нашей дружбы. Поверь, я каждый день вспоминаю Спенсера и всегда буду по нему тосковать: это чувство не изменится и не исчезнет из-за любви к Майклу. Я уверена, что ты все правильно понимаешь, иначе не стала бы рассказывать о своем счастье, чтобы не сделать тебе больно. Не сомневаюсь, что ты порадуешься за меня».
Сидни подняла голову от письма и взглянула поверх маленького письменного стола на своего спящего мужа. Она поняла, что не говорит своей лучшей подруге всей правды. Если бы можно было честно признаться Камилле, насколько она счастлива, это непременно ранило бы ее чувства. Брак со Спенсером и брак с Майклом… Это невозможно было даже… У нее не хватило слов. Первый брак принес ей удовлетворение, а второй сделал ее абсолютно счастливой. «Мне кажется, ты обрадуешься, когда я расскажу тебе кое-что еще. Мне кажется, Филип всерьез влюбился в Кэт. И она в него тоже, если только я не ошиблась на ее счет и не потеряла окончательно способность наблюдать и делать выводы (но это навряд ли). Они неразлучны с той самой минуты, как впервые познакомились, и смотрят только друг на друга, ничего вокруг не замечая. В последнее время… я даже не знаю, как это определить. Вокруг них витает какая-то особая атмосфера, которая всем бросается в глаза, нечто вроде облака… Не знаю, как это выразить. Мне приходит на ум только одно слово: „желание“. Наблюдать со стороны неловко, но нельзя не признать, что это волнующее зрелище. (Наверняка то же самое люди думают обо мне и Майкле. О, Кэм, разве любовь – это не самое замечательное изобретение на свете?)
Да, так на чем я остановилась ? Филип был влюблен в тебя целую вечность, ты же знаешь. Мне очень грустно было видеть, что ты не можешь ответить ему взаимностью, полюбить его так, как ему бы хотелось. Зато теперь все к лучшему. Во всяком случае, мне кажется, что все складывается замечательно (стоит ли говорить, что тетя Эстелла вне себя от радости?), но я невольно спрашиваю себя, что думают по этому поводу Макнейлы. Мне до сих пор не приходилось иметь дело с аристократами, я ничего не знаю об их сословных притязаниях, но меня бы ничуть не удивило, если бы выяснилось, что Макнейлы желают своей единственной дочери более удачной партии, чем недоучившийся студент без титула из бывших колоний.
С другой стороны, Винтеров никак нельзя назвать бедными, и мы вполне респектабельны, насколько можно ожидать от американцев. Но суть не в этом. Самое главное – родители Майкла искренне желают счастья своим детям, и больше им ничего не нужно. Меня они с самого начала приняли как родную дочь и ни разу не дали почувствовать, что я им чем-то не угодила.
Так что поживем – увидим. Между прочим, Кэт обворожительна. Они с Майклом друг друга обожают: просто удивительно, как они сблизились за столь короткое время. К тому же она очень умна (по правде говоря, я ее немного побаиваюсь). Но вот тебе главная новость: влюбленность Филипа уже сослужила ему хорошую службу. Он набрался мужества открыто объявить папе и тете Эстелле, что весенний семестр в Дартмуте был для него последним, что он собирается бросить естественные науки (он их всегда терпеть не мог, учился на двойки и занялся-то ими только для того, чтобы угодить папе) и направит все свои силы на то, чтобы стать писателем. Ура! «И я готов встретить последствия лицом к лицу», – заявил он папе. Никаких последствий, разумеется, не было.
Слава богу, Филипу понадобилось меньше времени, чем мне, чтобы усвоить урок: наш отец всегда любил нас и принимал такими, как есть, просто он скрывал это за своей рассеянностью и трубочным дымом. Нам не требовалось бунтовать или становиться в точности такими, как он, чтобы завоевать его привязанность. Филип утверждает, что это я вдохновила его на подвиг. Я! Потому что взяла, что хотела, не думая о последствиях. Это он так говорит. Ну, если так оно и есть, значит, я счастлива вдвойне, хотя и не представляю, как это можно – быть еще счастливее. Но я ничего особенного не сделала: просто воспользовалась счастливым случаем, чтобы осуществить свою заветную мечту. Никакой моей заслуги в этом нет. Нет, если кто и вдохновил Филипа на подвиг, я совершенно уверена, что это Кэт».
У противоположной стены каюты ее заветная мечта зашевелилась во сне и перевернулась на другой бок, запутавшись ногами в простыне. Открывшийся Сидни вид сзади был до того соблазнителен, что ей стало трудно сосредоточиться на письме. Она приложила руку ко лбу, чтобы не отвлекаться, и вновь взялась за перо.
«Макнейлы утверждают, что озеро Мичиган напоминает им Лох-Раннох – озеро в горной Шотландии, где расположено их поместье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51