https://wodolei.ru/catalog/vanni/iz-litievogo-mramora/
Тихо закрыв за собой дверь, он сказал:
– Моя жена спит. Вы не могли бы прийти попозже?
– Да, сэр, разумеется.
– Благодарю вас.
Она присела ныряющим движением и снова выпрямилась. Сделала «реверанс». Майкл остался на своем посту у двери, пока она не скрылась за углом коридора. Только после этого он направился в противоположную сторону, к лифту.
Номер он знал наизусть, и это была заслуга Сэма. Он сел у маленького столика, на котором стоял аппарат, и взял наушник. Послышался глухой треск, но через несколько секунд раздался женский голос:
– Могу я вам помочь?
– Да, я хотел бы позвонить.
– Говорите громче, пожалуйста.
– Я хочу… – Майкл забыл, что надо говорить в переговорное устройство. Он наклонился ближе. – Я хочу позвонить.
– Номер, пожалуйста.
– Четыре-девять-ноль-один.
– Минуточку, набираю. Пощелкивание и треск. Гудки.
– Алло? Он крепче ухватился за наушник и до боли прижал его к уху. Голос доносился слишком слабо. Чей он? Филипа?
– Алло? Есть там кто-нибудь? От радости Майкл перешел на крик.
– Филип! – Не вешай трубку, – раздалось в наушнике. Какой-то глухой скрип, потом громкий хлопок, как будто со стуком закрыли дверь. И опять голос Филипа, отрывистый и резкий.
– Что случилось?
– Ничего…
– Где ты?
– В том же месте. Я…
– Где моя сестра?
– Здесь. С ней все в порядке. Она не знает, что я тебе звоню.
– Так зачем ты звонишь? «Он в ярости», – удивился Майкл. Сидни ему об этом не говорила.
– Я хотел спросить, как идут дела у вас дома.
– Да неужели? Ну что ж, я тебе скажу. Мой отец не уверен, удастся ли ему сохранить свое место в университете, моя тетя отказывается выходить из своей спальни, мой брат все время плачет. У тебя еще есть вопросы?
Майкл согнулся пополам, словно его ударили в живот.
–Ну?
– Да, – с трудом выдавил он из себя. – Я хочу спросить кое-что еще. Он услышал, как Филип тяжело вздохнул. После этого его голос прозвучал уже не так враждебно.
–Что?
– Скажи мне, что будет, если нас поймают? Я хочу сказать, с Сидни, а не со мной.
– Почему бы тебе не спросить у нее самой?
– Я спрашивал. Она сказала «ничего».
– Она лжет.
Майкл изо всех сил надавил ладонью на глазницу. Дверь лифта открылась, кто-то вышел, но он так и не поднял головы, чтобы посмотреть, кто это.
– Скажи мне, – попросил он в трубку.
– Ладно. Произойдут две вещи. Одна наверняка, другая под вопросом. Во-первых, ее репутация будет погублена.
– Репутация? Как…
– Перед ней закроются все двери. Она должна бывать в свете, должна соблюдать приличия. Если ее друзья узнают, где и с кем она была, они уже не станут интересоваться, чем вы там занимались. Даже если вы читали друг другу Библию последние пять дней, это уже никого не волнует. Ей придет конец. Понятно? За исключением разве что Камиллы Дарроу, у нее не останется ни одного друга в этом мире.
Майкл попытался что-то сказать, но слова путались, мысли сбивались.
– Ты еще слушаешь? – спросил Филип.
– Да. А что во-вторых?
– Во-вторых, она может быть арестована. Укрывательство беглого преступника и пособничество ему являются уголовно наказуемыми деяниями. Не знаю, что смог бы для нее сделать хороший адвокат, может, он и сумел бы снять ее с крючка. Ты меня слышишь? Понимаешь, о чем я говорю?
–Да.
Какое-то время оба они молчали. Наконец Майкл сказал: – Не беспокойся ни о чем, Филип! – Что это должно означать? – Все кончено. С ней ничего не случится. – Что ты собираешься делать? – Я должен повесить трубку. – Погоди. Что ты собираешься делать? – Спасибо, что все мне объяснил. – Послушай, Майкл, не надо торопиться. Дай мне… Майкл повесил трубку. Надо было действовать быстро, не теряя ни минуты.
В гостиной было пусто, в спальне – тихо. Сидни все еще спала. Наклонившись над столом, Майкл торопливо нацарапал записку. Он так спешил, что сам едва ли разобрал бы, что написал. Он оставил записку на столе, бесшумно ступая, пересек комнату и остановился в дверях спальни, хотя все у него внутри кричало: «Беги сейчас же!» Ему хотелось подойти поближе, но он боялся, что она проснется. Что она подумает, когда увидит, что его нет? Назовет его трусом за то, что он удрал потихоньку? Будет его ненавидеть? Майкл ничего не мог поделать. Он должен спасти ее, и другого выхода он не знает. Он наконец-то поступил правильно, сделал то, что давно надо было сделать. Раскаяние горьким привкусом наполнило его рот, когда он подумал о том, как долго Сидни подвергалась опасности по его вине. Как же он был глуп и слеп! Пустая голова! Но еще есть время все исправить. Если он уйдет прямо сейчас, есть надежда, что она не пострадает.
Сидни пошевелилась, и он похолодел от испуга. Она что-то пробормотала, но голос был невнятный, сонный, она так и не проснулась. Майклу и раньше приходилось слышать, как она разговаривает во сне. Однажды она ясно проговорила: «Нет, все совсем не так», а в другой раз сказала: «О, это ты…» А сейчас у нее на губах играла легкая улыбка. Если бы только знать, что ей снится! Разобрать ее последние слова…
Майкл боялся даже шептать. «Я люблю тебя, – сказал он одними губами. – Прощай». Он вернулся в гостиную. Его шаги не производили ни малейшего шума. Подойдя к столу, он приписал еще несколько строк на записке и передвинул ее ближе к краю, чтобы Сидни сразу заметила ее, когда проснется.
– Майкл?
Сердце у него остановилось.
Он пулей пролетел по комнате к входной двери, осторожно открыл ее и выскользнул наружу. Опять послышался ее тихий сонный голос. Майкл закрыл за собой дверь и ушел из ее жизни навсегда.
Сидни обнаружила его записку полминуты спустя.
«СИДНИ, – написал он печатными буквами, а потом перешел на свои детские каракули. – Я знаю, где полицейский участок, Сэм показал мне когда-то. Я пойду туда и сдамся. Скажу им, что прятался в Линкольн-парке. Это не совсем неправда, потому что я действительно там прятался раньше. Ты в опасности и должна немедленно вернуться домой. Мы не должны были этого делать, хотя это было лучшее время в моей жизни. Я люблю тебя. Жаль, что нет времени сказать все, что хочется. Мне давно надо было это сказать. Не знаю, что теперь будет, но я должен идти. Майкл.
Не сердись. Я должен был так поступить».
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Полиция чуть было не арестовала Чарльза Веста за укрывательство преступника.
Сидни пришла в ужас, услыхав эту новость от Джона Осгуда, адвоката по уголовным делам, которого ее отец нанял защищать Майкла. Она строго выбранила Филипа за его неуместный смех, но он ничего не мог с собой поделать: ситуация показалась ему забавной до крайности. К тому же он всегда недолюбливал Чарльза. В глубине души даже сама Сидни понимала, что, если бог сжалится над ними, если в один прекрасный день эта кошмарная история с Майклом закончится благополучно, она тоже посмеется, вспоминая, в какое нелепое положение попал безвинный Чарльз.
Неприятность для Чарльза заключалась в том, что, когда Майкл вошел в полицейский участок на Кларк-стрит, чтобы сдаться, по внешнему виду его никак нельзя было принять за беглеца, прятавшегося в Линкольн-парке в течение восьми суток. Откуда у него чистая одежда? Где он взял ботинки? Кто одолжил ему бритву? Почему он не голоден? На эти вопросы он ответить не мог или не хотел. Никто в полиции всерьез не подозревал кого-либо из членов семьи профессора Винтера в содействии ему, а уж мысль о том, что сама Сидни прятала его в номере отеля «Палмер-хауз», не приходила в голову ни одному из детективов. К несчастью для Чарльза, круг знакомств у Майкла был очень узок; когда полиция стала искать того, кто мог бы прийти ему на помощь за ту неделю, что он был в бегах, фамилия Веста оказалась первой в списке.
Но не надолго. Никаких доказательств обнаружить не удалось, ни один свидетель не смог подтвердить эту версию, а бурное возмущение самого Чарльза, категорически отрицавшего свою причастность, убедило полицию окончательно. Дело закрыли. Так как выяснить, где в действительности прятался Майкл все это время, не представлялось возможным, полицейские просто проигнорировали данное обстоятельство и решили не ломать голову над неразрешимым вопросом.
Семья Винтер с облегчением перевела дух. Увы, оказалось, что это единственная хорошая новость.
– В залоге отказано, – сообщил Филип, ворвавшись в комнату Сидни в понедельник после полудня.
Сидни и Сэм сидели на полу, наводя последние штрихи на его «альбом живой природы» – беспорядочное собрание листиков, прутиков, стебельков, травинок и камешков, никак не желавших, несмотря на все усилия, приклеиваться к страницам. С тех пор как Сидни вернулась домой, Сэм не отходил от нее ни на шаг. Правда, он сказал, что с ее стороны это было «свинством» – уехать в гости к подруге в Джолиет в тот самый момент, когда Майкл нуждался в помощи, но сердце у него было доброе, и он ее простил.
– Отказано? – упавшим голосом повторила Сидни.
– Его переводят в окружную тюрьму и будут держать там до самого суда. Осгуд говорит, что он может ускорить начало слушания, но судья Толмен не разрешил внести залог. Судья считает, что Майкл может сбежать.
– Но он же сам пришел с повинной!
Филип присел на корточки на ковре рядом с ними. Ощущая у себя на лице встревоженный взгляд Сэма, Сидни попыталась взять себя в руки.
– Этот судья состоит в ОДЗ, – объяснил Филип, и на душе у нее стало еще тяжелее.
– Что такое ОДЗ? – спросил встревоженно Сэм. Сидни взъерошила ему волосы.
– ОДЗ – это общество друзей зоопарка. Члены общества вносят пожертвования на его содержание. – Она перевела взгляд на Филипа. – Разве ему не следует взять самоотвод на этом основании?
– Осгуд говорит, что это недостаточное основание для заявления о предвзятости. Если мы внесем протест, а судья откажет, будет только хуже: он еще больше озлобится.
Сидни чертыхнулась в сердцах, но в тот же миг заметила, что глаза у Сэма стали круглыми, как блюдечки.
– Извини, – сказала она и тут же опять повернулась к Филипу. – Что с ним? Как он выглядел? Тебе удалось с ним поговорить?
Предварительное слушание по делу Майкла состоялось этим утром. Все советовали Сидни не появляться в суде. Это было бы слишком тяжелое испытание для Майкла, да и для нее самой. Помочь она все равно ничем не могла, ее стали бы преследовать репортеры, она или Майкл могли ненароком сказать или сделать что-то такое, что выдало бы их тайну. Ни один из этих доводов не поколебал решимость Сидни; она все равно решила пойти, и лишь одно соображение удержало ее: у тети Эстеллы начался нервный припадок.
– Если ты появишься на этом слушании, Сидни, – произнесла она побелевшими от гнева губами, – клянусь, я больше никогда, никогда в жизни не буду с тобой разговаривать. Я не прощу тебе этого!
Увидев, что тетушка говорит совершенно серьезно, Сидни сама страшно рассердилась. У нее даже возникло искушение принять ультиматум и порвать родственную связь навсегда. Но она не смогла. Она уступила.
Однако на сей раз все было не так, как в прошлый, когда она по привычке прикусывала язык и покорялась несгибаемой воле своей суровой тетушки. Она сделала свободный выбор, основанный на благоразумии и логических доводах. Она решила не ходить на предварительное слушание, потому что это могло повредить семье – например, сделать их всех мишенью для охотников за сенсациями. Угроза тети Эстеллы практически не сыграла никакой роли в ее решении. Дни, когда она рабски повиновалась тете Эстелле, остались в прошлом.
Филип перелистывал альбом Сэма, стараясь не смотреть ей в глаза.
– Выглядел он нормально. Мне не удалось с ним поговорить. Судья спросил, признает ли он себя виновным, и он ответил: «Нет». Вот и все, что он сказал. Все было кончено за пять минут.
Ладно, решила Сидни, она позже узнает, как Майкл выглядел на самом деле. Когда Сэма не будет рядом. Но уклончивость Филипа заставляла ее нервничать.
– Осгуд послал телеграмму одному своему коллеге в Лондон, – продолжал Филип, подняв голову. – Чтобы тот попытался выяснить, что происходит в Шотландии.
– Хорошо.
– Он считает, что очень важно найти родителей Майкла. К тому же ему хочется побольше раздуть в газетах это дело с графским титулом. Он утверждает, что это то немногое, что можно обратить на пользу Майкла.
– Но ведь это не имеет никакого отношения к делу! Разве не так?
– Верно, но Осгуд говорит, что именно подобные вещи могут повлиять на мнение присяжных. Если он потомок шотландских королей, сын графа… разве он может представлять собой опасность для общества? О подобных вещах не полагается говорить открыто, на них только намекают, но этого достаточно, чтобы жюри присяжных сделало свои выводы.
– Понятно.
Сама Сидни намекала Майклу на нечто подобное. Но если его родителей так и не найдут, намекать в суде будет просто не на что!
– Мистер Осгуд знает, что Майкл и… – Она запнулась, взглянув на Сэма, и задала вопрос по-другому: – Он знает, где был Майкл на прошлой неделе?
– М-м-м… не думаю. Разве что сам Майкл ему сказал. Но это маловероятно.
Сэм повис у нее на ногах, в его голубых глазах, опушенных светлыми ресницами, читалась мольба.
– Я хочу его навестить, Сид. Разве мне нельзя его увидеть? Сидни покачала головой.
– Но почему? Он ведь и мой друг тоже!
– Я знаю, родной.
– Я нарисовал для него картинку. Смотри.
– О, как красиво! Взгляни, Филип.
– Это все мы, видишь? Вот озеро, а вот это Майкл, вот я, вот тут ты, а это Флип.
– Мы играем в мяч? – неуверенно предположила Сидни.
– Да нет же, это Гектор! Ну послушай, Сид, я хочу сам ему подарить. Ты пойдешь его навестить, а мне почему нельзя? Я пойду с тобой. Я знаю, он обрадуется!
– Что? – повернулся к сестре Филип. – Ты собираешься к Майклу в тюрьму?
– Я должна пойти. Там не будет фотографов, – добавила Сидни, сразу предвосхищая возможные возражения.
– Тетя Эстелла знает?
– Пока еще нет.
– А мне почему нельзя? – продолжал канючить Сэм. – Почему ты не хочешь взять меня с собой?
– Потому что детям не место в тюрьме, вот почему. Сидни крепко обняла братишку, чтобы предотвратить дальнейшие споры.
– Прости, но об этом не может быть и речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Моя жена спит. Вы не могли бы прийти попозже?
– Да, сэр, разумеется.
– Благодарю вас.
Она присела ныряющим движением и снова выпрямилась. Сделала «реверанс». Майкл остался на своем посту у двери, пока она не скрылась за углом коридора. Только после этого он направился в противоположную сторону, к лифту.
Номер он знал наизусть, и это была заслуга Сэма. Он сел у маленького столика, на котором стоял аппарат, и взял наушник. Послышался глухой треск, но через несколько секунд раздался женский голос:
– Могу я вам помочь?
– Да, я хотел бы позвонить.
– Говорите громче, пожалуйста.
– Я хочу… – Майкл забыл, что надо говорить в переговорное устройство. Он наклонился ближе. – Я хочу позвонить.
– Номер, пожалуйста.
– Четыре-девять-ноль-один.
– Минуточку, набираю. Пощелкивание и треск. Гудки.
– Алло? Он крепче ухватился за наушник и до боли прижал его к уху. Голос доносился слишком слабо. Чей он? Филипа?
– Алло? Есть там кто-нибудь? От радости Майкл перешел на крик.
– Филип! – Не вешай трубку, – раздалось в наушнике. Какой-то глухой скрип, потом громкий хлопок, как будто со стуком закрыли дверь. И опять голос Филипа, отрывистый и резкий.
– Что случилось?
– Ничего…
– Где ты?
– В том же месте. Я…
– Где моя сестра?
– Здесь. С ней все в порядке. Она не знает, что я тебе звоню.
– Так зачем ты звонишь? «Он в ярости», – удивился Майкл. Сидни ему об этом не говорила.
– Я хотел спросить, как идут дела у вас дома.
– Да неужели? Ну что ж, я тебе скажу. Мой отец не уверен, удастся ли ему сохранить свое место в университете, моя тетя отказывается выходить из своей спальни, мой брат все время плачет. У тебя еще есть вопросы?
Майкл согнулся пополам, словно его ударили в живот.
–Ну?
– Да, – с трудом выдавил он из себя. – Я хочу спросить кое-что еще. Он услышал, как Филип тяжело вздохнул. После этого его голос прозвучал уже не так враждебно.
–Что?
– Скажи мне, что будет, если нас поймают? Я хочу сказать, с Сидни, а не со мной.
– Почему бы тебе не спросить у нее самой?
– Я спрашивал. Она сказала «ничего».
– Она лжет.
Майкл изо всех сил надавил ладонью на глазницу. Дверь лифта открылась, кто-то вышел, но он так и не поднял головы, чтобы посмотреть, кто это.
– Скажи мне, – попросил он в трубку.
– Ладно. Произойдут две вещи. Одна наверняка, другая под вопросом. Во-первых, ее репутация будет погублена.
– Репутация? Как…
– Перед ней закроются все двери. Она должна бывать в свете, должна соблюдать приличия. Если ее друзья узнают, где и с кем она была, они уже не станут интересоваться, чем вы там занимались. Даже если вы читали друг другу Библию последние пять дней, это уже никого не волнует. Ей придет конец. Понятно? За исключением разве что Камиллы Дарроу, у нее не останется ни одного друга в этом мире.
Майкл попытался что-то сказать, но слова путались, мысли сбивались.
– Ты еще слушаешь? – спросил Филип.
– Да. А что во-вторых?
– Во-вторых, она может быть арестована. Укрывательство беглого преступника и пособничество ему являются уголовно наказуемыми деяниями. Не знаю, что смог бы для нее сделать хороший адвокат, может, он и сумел бы снять ее с крючка. Ты меня слышишь? Понимаешь, о чем я говорю?
–Да.
Какое-то время оба они молчали. Наконец Майкл сказал: – Не беспокойся ни о чем, Филип! – Что это должно означать? – Все кончено. С ней ничего не случится. – Что ты собираешься делать? – Я должен повесить трубку. – Погоди. Что ты собираешься делать? – Спасибо, что все мне объяснил. – Послушай, Майкл, не надо торопиться. Дай мне… Майкл повесил трубку. Надо было действовать быстро, не теряя ни минуты.
В гостиной было пусто, в спальне – тихо. Сидни все еще спала. Наклонившись над столом, Майкл торопливо нацарапал записку. Он так спешил, что сам едва ли разобрал бы, что написал. Он оставил записку на столе, бесшумно ступая, пересек комнату и остановился в дверях спальни, хотя все у него внутри кричало: «Беги сейчас же!» Ему хотелось подойти поближе, но он боялся, что она проснется. Что она подумает, когда увидит, что его нет? Назовет его трусом за то, что он удрал потихоньку? Будет его ненавидеть? Майкл ничего не мог поделать. Он должен спасти ее, и другого выхода он не знает. Он наконец-то поступил правильно, сделал то, что давно надо было сделать. Раскаяние горьким привкусом наполнило его рот, когда он подумал о том, как долго Сидни подвергалась опасности по его вине. Как же он был глуп и слеп! Пустая голова! Но еще есть время все исправить. Если он уйдет прямо сейчас, есть надежда, что она не пострадает.
Сидни пошевелилась, и он похолодел от испуга. Она что-то пробормотала, но голос был невнятный, сонный, она так и не проснулась. Майклу и раньше приходилось слышать, как она разговаривает во сне. Однажды она ясно проговорила: «Нет, все совсем не так», а в другой раз сказала: «О, это ты…» А сейчас у нее на губах играла легкая улыбка. Если бы только знать, что ей снится! Разобрать ее последние слова…
Майкл боялся даже шептать. «Я люблю тебя, – сказал он одними губами. – Прощай». Он вернулся в гостиную. Его шаги не производили ни малейшего шума. Подойдя к столу, он приписал еще несколько строк на записке и передвинул ее ближе к краю, чтобы Сидни сразу заметила ее, когда проснется.
– Майкл?
Сердце у него остановилось.
Он пулей пролетел по комнате к входной двери, осторожно открыл ее и выскользнул наружу. Опять послышался ее тихий сонный голос. Майкл закрыл за собой дверь и ушел из ее жизни навсегда.
Сидни обнаружила его записку полминуты спустя.
«СИДНИ, – написал он печатными буквами, а потом перешел на свои детские каракули. – Я знаю, где полицейский участок, Сэм показал мне когда-то. Я пойду туда и сдамся. Скажу им, что прятался в Линкольн-парке. Это не совсем неправда, потому что я действительно там прятался раньше. Ты в опасности и должна немедленно вернуться домой. Мы не должны были этого делать, хотя это было лучшее время в моей жизни. Я люблю тебя. Жаль, что нет времени сказать все, что хочется. Мне давно надо было это сказать. Не знаю, что теперь будет, но я должен идти. Майкл.
Не сердись. Я должен был так поступить».
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Полиция чуть было не арестовала Чарльза Веста за укрывательство преступника.
Сидни пришла в ужас, услыхав эту новость от Джона Осгуда, адвоката по уголовным делам, которого ее отец нанял защищать Майкла. Она строго выбранила Филипа за его неуместный смех, но он ничего не мог с собой поделать: ситуация показалась ему забавной до крайности. К тому же он всегда недолюбливал Чарльза. В глубине души даже сама Сидни понимала, что, если бог сжалится над ними, если в один прекрасный день эта кошмарная история с Майклом закончится благополучно, она тоже посмеется, вспоминая, в какое нелепое положение попал безвинный Чарльз.
Неприятность для Чарльза заключалась в том, что, когда Майкл вошел в полицейский участок на Кларк-стрит, чтобы сдаться, по внешнему виду его никак нельзя было принять за беглеца, прятавшегося в Линкольн-парке в течение восьми суток. Откуда у него чистая одежда? Где он взял ботинки? Кто одолжил ему бритву? Почему он не голоден? На эти вопросы он ответить не мог или не хотел. Никто в полиции всерьез не подозревал кого-либо из членов семьи профессора Винтера в содействии ему, а уж мысль о том, что сама Сидни прятала его в номере отеля «Палмер-хауз», не приходила в голову ни одному из детективов. К несчастью для Чарльза, круг знакомств у Майкла был очень узок; когда полиция стала искать того, кто мог бы прийти ему на помощь за ту неделю, что он был в бегах, фамилия Веста оказалась первой в списке.
Но не надолго. Никаких доказательств обнаружить не удалось, ни один свидетель не смог подтвердить эту версию, а бурное возмущение самого Чарльза, категорически отрицавшего свою причастность, убедило полицию окончательно. Дело закрыли. Так как выяснить, где в действительности прятался Майкл все это время, не представлялось возможным, полицейские просто проигнорировали данное обстоятельство и решили не ломать голову над неразрешимым вопросом.
Семья Винтер с облегчением перевела дух. Увы, оказалось, что это единственная хорошая новость.
– В залоге отказано, – сообщил Филип, ворвавшись в комнату Сидни в понедельник после полудня.
Сидни и Сэм сидели на полу, наводя последние штрихи на его «альбом живой природы» – беспорядочное собрание листиков, прутиков, стебельков, травинок и камешков, никак не желавших, несмотря на все усилия, приклеиваться к страницам. С тех пор как Сидни вернулась домой, Сэм не отходил от нее ни на шаг. Правда, он сказал, что с ее стороны это было «свинством» – уехать в гости к подруге в Джолиет в тот самый момент, когда Майкл нуждался в помощи, но сердце у него было доброе, и он ее простил.
– Отказано? – упавшим голосом повторила Сидни.
– Его переводят в окружную тюрьму и будут держать там до самого суда. Осгуд говорит, что он может ускорить начало слушания, но судья Толмен не разрешил внести залог. Судья считает, что Майкл может сбежать.
– Но он же сам пришел с повинной!
Филип присел на корточки на ковре рядом с ними. Ощущая у себя на лице встревоженный взгляд Сэма, Сидни попыталась взять себя в руки.
– Этот судья состоит в ОДЗ, – объяснил Филип, и на душе у нее стало еще тяжелее.
– Что такое ОДЗ? – спросил встревоженно Сэм. Сидни взъерошила ему волосы.
– ОДЗ – это общество друзей зоопарка. Члены общества вносят пожертвования на его содержание. – Она перевела взгляд на Филипа. – Разве ему не следует взять самоотвод на этом основании?
– Осгуд говорит, что это недостаточное основание для заявления о предвзятости. Если мы внесем протест, а судья откажет, будет только хуже: он еще больше озлобится.
Сидни чертыхнулась в сердцах, но в тот же миг заметила, что глаза у Сэма стали круглыми, как блюдечки.
– Извини, – сказала она и тут же опять повернулась к Филипу. – Что с ним? Как он выглядел? Тебе удалось с ним поговорить?
Предварительное слушание по делу Майкла состоялось этим утром. Все советовали Сидни не появляться в суде. Это было бы слишком тяжелое испытание для Майкла, да и для нее самой. Помочь она все равно ничем не могла, ее стали бы преследовать репортеры, она или Майкл могли ненароком сказать или сделать что-то такое, что выдало бы их тайну. Ни один из этих доводов не поколебал решимость Сидни; она все равно решила пойти, и лишь одно соображение удержало ее: у тети Эстеллы начался нервный припадок.
– Если ты появишься на этом слушании, Сидни, – произнесла она побелевшими от гнева губами, – клянусь, я больше никогда, никогда в жизни не буду с тобой разговаривать. Я не прощу тебе этого!
Увидев, что тетушка говорит совершенно серьезно, Сидни сама страшно рассердилась. У нее даже возникло искушение принять ультиматум и порвать родственную связь навсегда. Но она не смогла. Она уступила.
Однако на сей раз все было не так, как в прошлый, когда она по привычке прикусывала язык и покорялась несгибаемой воле своей суровой тетушки. Она сделала свободный выбор, основанный на благоразумии и логических доводах. Она решила не ходить на предварительное слушание, потому что это могло повредить семье – например, сделать их всех мишенью для охотников за сенсациями. Угроза тети Эстеллы практически не сыграла никакой роли в ее решении. Дни, когда она рабски повиновалась тете Эстелле, остались в прошлом.
Филип перелистывал альбом Сэма, стараясь не смотреть ей в глаза.
– Выглядел он нормально. Мне не удалось с ним поговорить. Судья спросил, признает ли он себя виновным, и он ответил: «Нет». Вот и все, что он сказал. Все было кончено за пять минут.
Ладно, решила Сидни, она позже узнает, как Майкл выглядел на самом деле. Когда Сэма не будет рядом. Но уклончивость Филипа заставляла ее нервничать.
– Осгуд послал телеграмму одному своему коллеге в Лондон, – продолжал Филип, подняв голову. – Чтобы тот попытался выяснить, что происходит в Шотландии.
– Хорошо.
– Он считает, что очень важно найти родителей Майкла. К тому же ему хочется побольше раздуть в газетах это дело с графским титулом. Он утверждает, что это то немногое, что можно обратить на пользу Майкла.
– Но ведь это не имеет никакого отношения к делу! Разве не так?
– Верно, но Осгуд говорит, что именно подобные вещи могут повлиять на мнение присяжных. Если он потомок шотландских королей, сын графа… разве он может представлять собой опасность для общества? О подобных вещах не полагается говорить открыто, на них только намекают, но этого достаточно, чтобы жюри присяжных сделало свои выводы.
– Понятно.
Сама Сидни намекала Майклу на нечто подобное. Но если его родителей так и не найдут, намекать в суде будет просто не на что!
– Мистер Осгуд знает, что Майкл и… – Она запнулась, взглянув на Сэма, и задала вопрос по-другому: – Он знает, где был Майкл на прошлой неделе?
– М-м-м… не думаю. Разве что сам Майкл ему сказал. Но это маловероятно.
Сэм повис у нее на ногах, в его голубых глазах, опушенных светлыми ресницами, читалась мольба.
– Я хочу его навестить, Сид. Разве мне нельзя его увидеть? Сидни покачала головой.
– Но почему? Он ведь и мой друг тоже!
– Я знаю, родной.
– Я нарисовал для него картинку. Смотри.
– О, как красиво! Взгляни, Филип.
– Это все мы, видишь? Вот озеро, а вот это Майкл, вот я, вот тут ты, а это Флип.
– Мы играем в мяч? – неуверенно предположила Сидни.
– Да нет же, это Гектор! Ну послушай, Сид, я хочу сам ему подарить. Ты пойдешь его навестить, а мне почему нельзя? Я пойду с тобой. Я знаю, он обрадуется!
– Что? – повернулся к сестре Филип. – Ты собираешься к Майклу в тюрьму?
– Я должна пойти. Там не будет фотографов, – добавила Сидни, сразу предвосхищая возможные возражения.
– Тетя Эстелла знает?
– Пока еще нет.
– А мне почему нельзя? – продолжал канючить Сэм. – Почему ты не хочешь взять меня с собой?
– Потому что детям не место в тюрьме, вот почему. Сидни крепко обняла братишку, чтобы предотвратить дальнейшие споры.
– Прости, но об этом не может быть и речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51