– И в чем здесь странность?
– Ты не хочешь обзавестись женой и даже отказываешься брать к себе на ложе женщин больше чем на одну ночь.
– А зачем мне жениться? В отличие от тебя мне никогда не быть ярлом в Энгваккирстеде и вообще нигде. Наследник мне не нужен, а женой обзаводятся именно для этого.
Даг совершенно искренне не хотел быть ярлом. По его мнению, власть, которую несло с собой высокое положение, не стоила тех обязанностей, которые появлялись с ней. Когда его брат станет ярлом, он уже не будет волен каждое лето отправляться в новый поход: ему придется больше времени проводить дома, заключая союзы с соседями и разбирая тяжбы.
– Только не подумай, что я завидую твоей судьбе, брат, – добавил Даг. – Я всего лишь указываю на различия в твоей и моей судьбе. Для меня жена будет только обузой.
Сигурд кивнул.
– Мне еще повезло больше, чем другим, – у Мины все горит в руках, а требует она от меня не так уж и много. И все-таки я был бы рад, если бы мой младший брат тоже женился.
– Но мы так и не решили, что мне делать с этой ирландкой, – сказал Даг. – По правде говоря, я боюсь, что она станет моей постоянной головной болью, если я оставлю ее при себе. Когда зимой на пирах пиво льется рекой, а кровь бойцов кипит у них в жилах, любой может возжелать ее, и мне придется стать ее защитником.
– Тогда послушайся моего совета и брось ее за борт, – буркнул Сигурд и хлопнул брата по плечу. – Она всего только женщина.
Итак, они вернулись к тому месту, с которого начался разговор. Даг изо всех сил пытался придумать план, который позволил бы ему защитить женщину и одновременно удалить ее от себя. Он чувствовал, что будет не в силах продать пленницу, хотя она и оказалась не стоящей доверия стервой и так осложнила его жизнь.
Присев на скамью, Даг передал Сигурду рулевое весло. Рука его болела, все тело ломило. Хотя он лишь несколько минут назад освободился от давно одолевавшего его напряжения, его копье снова было готово к битве. Черт бы побрал эту зеленоглазую ведьму! Стоило ему на мгновение закрыть уставшие от мелькания волн за бортом глаза, как перед ним тут же возникало ее обнаженное тело: заманчивые выпуклости и впадины, кожа цвета сливок, иссиня-черные волосы…
Даг бросил взгляд на нос корабля и снова чертыхнулся. Женщина выбралась-таки из палатки. Теперь она была одета, и ее волосы скромно собраны в пучок на затылке, но это ничуть не уменьшало ее очарования. Невозможно было скрыть эти бледные, диковато глядящие зеленые глаза, темные брови, пурпурные губы; она по-прежнему напоминала сирену, завлекающую мужчин в безумно прекрасную пропасть.
Даг видел, как она затравленно озиралась, готовясь при первой возможности скрыться в относительной безопасности палатки.
– Эй, крошка! – прогремел над палубой голос Сигурда.
Даг весь напрягся. Что еще задумал брат?
Услышав окрик темноволосого викинга, Фиона застыла на месте. Она разыскала немного воды и вымыла лицо и руки, а платье Дювессы теперь вполне скрывало ее тело; но все же ей было бы лучше держаться подальше от присутствовавших на корабле мужчин.
– Подойди сюда, – повелительно произнес Сигурд. – Ты нужна моему брату.
Поняв, что у нее нет выбора, Фиона двинулась на корму, осторожно пробираясь мимо беспорядочно расставленных рундуков с добычей и лежащих между ними мужских тел. Она не отрывала взгляда от непрерывно ходящей под ногами палубы, пытаясь сохранять равновесие и одновременно боясь встретиться с направленными на нее похотливыми взглядами.
Наконец она добралась до кормы и остановилась перед Сигурдом. Тот вытянул руку, взял ее за плечо и круто развернул.
– Постарайся стать полезной моему брату, девчонка. Ухаживай за его рукой, да получше, – она должна стать такой же сильной, как и до ранения.
Фиона тут же принялась исполнять приказание: она разбинтовала повязку и осмотрела рану. Шов ничуть не пострадал, даже несмотря на то что викинг, похоже, не очень берег руку. Багровая опухоль вокруг рубленой раны от меча значительно спала, никаких признаков воспаления не было. Девушка испытала чувство невольного удовлетворения – без ее помощи этот человек наверняка бы умер; ее мастерство и уход не только спасли ему жизнь, но и сохранили руку, в которой он держал меч.
Она посмотрела на темноволосого викинга.
– Скажи своему брату, что его рана хорошо заживает, – громко произнесла она. – Через несколько дней я сниму шов.
Явно довольный ее словами, Сигурд кивнул головой, и Фиона снова забинтовала рапу. Отступив на полшага, она потупила взор, чувствуя на своем теле горячий взгляд Дага. Ей страшно хотелось снова скрыться в палатке, подальше от его будоражащего присутствия, но она не была уверена, позволят ли ей это.
Сигурд обменялся несколькими словами с братом. В его тоне послышались насмешливые нотки, и Фиона ничуть не удивилась, когда Даг лишь что-то пробурчал в ответ. Выждав еще немного, девушка повернулась, собираясь удалиться, и едва не вскрикнула, когда младший из братьев схватил ее за юбку. Взгляд его скользил по ней, подобно рукам, ласкающим тело. Это молчаливое раздевание лишало ее присутствия духа.
Викинг произнес несколько слов, обращаясь к брату, и гигант кивнул. Фиона недоуменно взглянула на него.
– Он спрашивает, почему ты спасла ему жизнь, почему помогла одному из врагов своего отца?
Фиона стояла неподвижно, обуреваемая настолько сильными чувствами, что сама не могла понять, как она поступит в следующую секунду: то ли упадет на колени, рыдая, то ли разразится диким смехом. Этот человек спрашивал, почему она помогла своему врагу, который собирался сжечь ее дом и разрушить ее жизнь. Она не могла ничего ответить на это – любой искренний ответ заставил бы ее сгореть от стыда.
Наконец она вскинула голову.
– Этого я тебе не скажу.
Явно озадаченный, Сигурд перевел ее слова брату. Даже не глядя на Дага, Фиона всем существом почувствовала, как в нем нарастает гнев. Она сделала шаг назад, но недостаточно быстро. Сильная рука викинга взметнулась в воздух и нанесла по ее щеке размашистый удар такой силы, что девушка чуть не рухнула на палубу; и тут же она почувствовала, как викинг другой рукой пытается удержать ее. Это длилось какое-то мгновение; затем он, словно обжегшись, отдернул руку.
Пересиливая боль, Фиона с удивлением посмотрела в его пылающие гневом глаза. Что же с ним такое творится? Почему он бьет ее и тут же помогает устоять на ногах? Похоже, мысли и чувства викинга запутаны не меньше, чем ее собственные. При этом сердце ее разрывалось от страха, гнева и отчаяния.
Даг услышал, как Сигурд сказал что-то по-ирландски, и женщина снова направилась на бак: ее голубое платье еще некоторое время мелькало среди рундуков и людских тел, заполнявших палубу.
– Я хотел бы видеть, как ты еще раз возьмешь ее, и понять наконец, что все-таки тобой движет: ненависть или забота о ней.
Даг угрожающе взглянул на брата, но Сигурд только усмехнулся.
– Ведь и это мне не поможет, верно? Ради всех богов, что тебя тревожит: мне еще не приходилось видеть, чтобы ты так смотрел на женщину. Клянусь Фрейей – такой взгляд мог бы растопить порядочный ледник, а то и вскипятить все. Северное море. Ты уверен, что когда тебя взяли в плен, то не стукнули по голове? С тех пор ты все время как-то не в себе.
Даг только вздохнул в ответ; мысли его и впрямь путались. Женщина своим неповиновением невероятно разозлила его, и все же, карая ее, он испытал непрошеное чувство вины. Интересно, как эта ведьма сумела обрести такую власть над ним?
Он снова взялся за кормовое весло, но это так и не помогло ему избавиться от беспокойства.
Глава 8
Как только Фиона проснулась, она сразу поняла, что стоит глубокая ночь. Кроме посвиста ветра и плеска волн о борт, ни одного звука не пробивалось сквозь входное отверстие палатки; даже резкие голоса людей затихли. В животе девушки бурчало от голода, и она даже, не без основания, задумалась над тем, собираются ли ее кормить вообще. Дрожь прошла по ее телу. Она была так одинока, так беспомощна! Если светловолосый викинг отвернется от нее, ни для кого уже не будет иметь значения, жива она или мертва. Правда, и его брат теперь не казался ей чересчур свирепым; она не думала, что он хочет уморить ее голодом. Зато было вполне вероятно, что он зол на нее из-за Дага и поэтому вовсе не прочь бросить за борт.
Не успела Фиона подумать об этом, как массивная фигура закрыла вход в палатку.
– Я вижу, нежная ирландская леди проснулась.
Издевка, звучавшая в голосе Сигурда, не добавила ей уверенности.
– Выходи, – приказал предводитель викингов. – Ты не можешь спать здесь. Мои люди считают, что ты и так уже слишком много себе позволяешь.
Вслед за этими словами в ее сторону полетел какой-то предмет. Фиона прикрылась руками, чтобы не получить удар в лицо.
– Это спальный мешок, – буркнул Сигурд. – Возьми его и ступай на корму, к моему брату. Я бы велел тебе спать с ним в одном мешке, да он сам не захотел.
Викинг неожиданно рассмеялся.
– Забавно будет посмотреть, сколько он еще сможет упорствовать.
Произнеся эти слова, Сигурд стал протискивать свое громадное тело внутрь. Фиона шарахнулась от него, когда он стал устраиваться на ночь в куче шкур, которые ей только что пришлось покинуть. Сердце ее колотилось; волоча за собой спальный мешок, она поскорее выбралась из палатки.
Холодный морской воздух заставил ее поежиться. На чистом небе сияли россыпи звезд, а со всех сторон палубы раздавалось негромкое похрапывание. Девушка глубоко вздохнула и стала осторожно пробираться между спящими викингами. Наконец она достигла кормы корабля, однако тревога не отпускала ее. Даг ее ненавидит, и его брат высказал это вполне откровенно; но ей все равно придется лечь рядом с ним, отдавшись под его защиту.
Вытряхнув спальный мешок, Фиона расстелила его на жестких досках палубы и, чтобы хоть немного согреться, забралась в него с головой. Мешок был сшит из двух шкур, вывернутых мехом внутрь; он пропах пылью и потом.
Непривычные звуки моря не давали уснуть; потрескивание мачты, хлопанье паруса, плеск волн, разбивающихся о борта, – все это постоянно напоминало о странном, пугающем мире, в котором ей теперь придется существовать. До этих пор вся ее жизнь проходила на мягких, ласкающих просторах Ирландии – страны теплых туманов, невысоких покатых холмов, обкатанной морскими волнами округлой гальки на берегу, напоминающих о далеком прошлом. Все это осталось теперь где-то далеко-далеко; ее новый мир состоял из режущего морского ветра, ослепительного сверкания волн, острого запаха протухшей рыбы и потных человеческих тел.
Фиона подумала об уютной теплой постели, которую она делила со своей сводной сестрой. Все это теперь сожжено, родные уничтожены. Отец, юный Дермот мертвы. Дювесса, Сиобхан, может быть, остались в живых, но потеряны для нее навсегда.
В горле у нее встал ком, на глаза навернулись слезы. Вплоть до этого времени она не представляла, как много все это для нее значит.
Картины былой жизни одна за другой проплывали в ее сознании. Вот отец ласково поддразнивает ее, осторожно дергая за туго заплетенные косички, и называет милой малышкой. Доналла всегда отличало умение быть нежным, которого недоставало большинству воинов; возможно, именно это его свойство так очаровало Айслинг, что она оставила мир лесов и вышла замуж за воина-христианина.
Только теперь Фиона поняла, что никогда по достоинству не ценила своего отца. Священнослужители утверждали, что, когда человек умирает, душа его попадает на небеса. Может быть, он сейчас там и видит ее, сочувствует ее тяготам? Если бы он только мог сказать, как ей лучше поступить, – на этот раз она послушалась бы его.
Девушка едва удержалась от того, чтобы не разрыдаться. Прошлая жизнь закончилась, словно ее и не было, а случавшиеся тогда беды и заботы теперь казались совершенно ничтожными. Подумать только, когда-то все ее мысли были заняты браком между ней и Сивни Длиннобородым! Тогда она не знала, что значит настоящее отчаяние. Хотя Сивни и представлялся ей отвратительным и грубым, он бы никогда не отверг то тепло, которое она могла принести в его дом. Наверняка он бы защищал ее, даже баловал; зато теперь с ней обращались хуже, чем с собакой.
Трудности ее новой жизни только начинались. Она слышала, что норманны используют пленников для выполнения тяжелых работ на своих полях. Неужели теперь ее судьба – проклинать жизнь в бесконечном рабстве? В другом случае ее будут использовать как рабыню для постельных утех, а потом просто вышвырнут, когда она потеряет свежесть и привлекательность.
Фиона всхлипнула. Какой же она была дурой – предала своих родных, своего отца! Острая боль жалости к себе пронзила ее, и на палубу уносящегося в темноту ночи корабля викингов из ос глаз брызнули горькие слезы отчаяния.
Женщина плакала: до Дага явственно доносились ее рыдания. Он попытался заставить себя не обращать внимания на эти разрывающие его сердце звуки, ведь она была всего лишь испорченным капризным созданием. Ему с самого раннего детства внушали, что преданность роду куда важнее самой жизни, и с точки зрения его соотечественников, помощь, оказанная ему ирландкой была совершенно непростительным предательством.
Но все же почему она это сделала? Пожалела его, раненого, беспомощного, брошенного в отцовскую темницу, и решила вылечить, потому что не могла видеть его страданий? Даг вполне мог понять подобные чувства; он и сам с трудом переносил страдания других людей. Будучи ребенком, он постоянно возился с ранеными животными, несмотря на насмешки друзей, которые считали подобные сантименты признаком слабости.
Но сочувствие к слабому было наверняка не единственной причиной: ирландка не только обработала его рану, но и пыталась соблазнить его. Что же побудило ее спуститься в подземную темницу, где она разделась и попыталась отдаться врагу своего отца? Во всем этом не было никакой логики. Сначала она предала свой род, ухаживая за врагом, а затем, когда Даг спас ее от насилия и смерти, гневно отвергла его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51