Он проглотил несколько ложек, прежде чем заговорил.— Это изысканное блюдо называется «ружейный сын», — Брант вспомнил наиболее приемлемое для Гарнет название. — Ингредиенты у всех поваров на пастбище разные. Однако у зарезанной скотины не едят лишь одни рога и копыта. Все остальное идет в котел.Гарнет сморщила гримаску:— И вам придется этим питаться во время отгона скота? Все месяцы?— В основном да. А также жареным картофелем, беконом и вяленым мясом. Вакерос будут есть чили с мясом, они называют его «чили кон карне», кукурузные лепешки и пятнистые бобы. Последние известны как «западная земляника».— А что это мексиканцы жарят на противне? Брант поколебался, прежде чем ответить.— Шкварки. Порезанные длинными полосками кишки на нутряном сале. И еще «устрицы прерии».— Устрицы? Здесь?На этот раз он колебался еще дольше.— Это — субпродукт кастрации, которая необходима, потому что за время войны крупнорогатый скот одичал и перенаселил равнины. Она также позволит молодым бычкам легче перенести длинный путь в одном стаде с телками. Мы оскопили этим утром пятьдесят штук, вот ребята и пируют теперь.Гарнет отставила тарелку и сделала глубокий вдох.— И вы еще хотите стать владельцем ранчо! Чтобы проделывать эту отвратительную операцию и Бог знает что еще!— Это — обычное дело, Гарнет. На плантации мы проделывали то же самое со скотом, лошадьми и даже с охотничьими собаками, отбирая лучших особей для скрещивания и нейтрализуя остальных. Миссис Дюк орудует кастрационным ножом не хуже любого ветеринара. Большинство хозяек ранчо умеют делать такую операцию.— Пожалуйста, поговорим о чем-нибудь другом.— Хорошо. Давайте о вас и обо мне.— Эта тема закрыта.— Что же тогда остается?— Больше ничего, Брант. Мне не надо было приезжать.— Почему же вы здесь? У меня вновь вспыхнула надежда, когда я увидел вас. А теперь своими словами вы кастрируете меня, как того бычка. Этим вы удовлетворяете свою жажду мести?— Не смейте говорить мне такие ужасные вещи! Вы же были джентльменом при нашей первой встрече, правда мятежником, но все же джентльменом. Неужели на этой варварской земле вы, Брант, утратили всякое представление о приличиях?— А вы? Вы безжалостно попираете мои лучшие чувства, Гарнет. Ваши слова ранят так же глубоко, как удары рогов. Вы делаете мне больно, и, похоже, вас это нимало не беспокоит. Зачем вы приехали? Чтобы сделать мне еще больнее?— Я уже сказала вам, это была не моя идея. Вините тетю Дженни.— Можно подумать, она тащила вас сюда на веревке… — Брант поднялся, злой и расстроенный. Одна из шпор глубоко царапнула по земле. — Кофе не желаете?— Что вы называете кофе? Дымящуюся бурду, которую пастухи пьют из оловянных чашек? Нет уж, спасибо.— Горячие напитки на пастбище не подают в фарфоровых чашечках, моя дорогая. Извините, мне пора работать. Увидимся за ужином.— Не рассчитывайте на это, Брант.— Миссис Дюк надеется, что вы проведете здесь ночь.— Если у меня есть выбор, то — вряд ли.— Его у вас нет, — прорычал он, повернулся и пошел прочь.Гарнет проводила взглядом его высокую фигуру. Она не могла определить переполнившие ее чувства, эту смесь злости и восхищения, ненависти и обожания. Проклятый, как же он привел ее в такое смятение?! Проклятый! Глава 30 Гарнет вздрогнула, когда на нее упала тень Дженни, подошедшей со стороны солнца.— Опять ты его рассердила? — спросила тетя, огорченно кивая головой.— Не больше, чем он меня! О, он иногда приводит меня в такое бешенство, что мне… мне даже хочется плеваться! — воскликнула Гарнет, приводя в качестве примера то, что считала верхом неприличия для женщины.Указав на группу ковбоев, направляющихся к главному стаду, она сделала круглые глаза:— Знаешь, что они делают с этими беззащитными, бедными мальчиками-телятами после того, как заарканят и заклеймят их?— Да. Миссис Дюк рассказала мне. И почему ты называешь их мальчиками, а не бычками? Гарнет, ты разозлилась на Бранта за то, что он попытался тебя просветить на этот счет? Какое же ты дитя… — Тетя догадалась, насколько шокирующим мог оказаться этот рассказ для девушки, ничего не знающей о скотоводстве и еще меньше о его жестоких сторонах. — Уверена, он не хотел оскорбить тебя. Пойми, для него это обыкновенная жизнь. Ты приводишь его в недоумение своими придирками.Румянец окрасил бледное лицо Гарнет. Всего лишь несколько минут назад Брант обвинил ее в попытке его кастрировать, и она до сих пор не могла прийти в себя.— Вся эта жизнь кажется такой жестокой, тетя Джен. А дикий обычай поедать такие неаппетитные вещи!— Для них это обычное блюдо, Гарнет. Да и чем эти органы отличаются от других частей животных? — заключила Дженни. — Альма просветила меня: считается, что, употребляя в пищу яички бычков, мужчины увеличивают свою мужскую силу. Кроме того, это отличное возбуждающее средство. Вероятно, муж миссис Дюк часто их ел, и хотя эти части не вылечили его люмбаго…— Фу, как вульгарно, — возмущенно прервала ее Гарнет. — Я не хочу больше обсуждать эту тему.
Гарнет не видела Бранта до самого ужина, который был полным повторением обеда. Она ела в компании с тетей и хозяйкой, стараясь избегать особо подозрительных кусочков жаркого, и делала вид, что не замечает упорных взглядов, бросаемых на нее Брантом. После ужина повар Фред и его добровольная помощница вымыли посуду и так чисто вымели фургончик, как будто это было настоящая кухня.Закат окрасил горизонт на западе во все оттенки красного и оранжевого цветов. Насколько хватало взора, прерия сверкала изумрудной зеленью.Гарнет с замирающим сердцем смотрела на открывшееся великолепие. Ее яркий платок трепетал на легком вечернем ветерке. Девушка вынула шпильки, и пепельные волосы рассыпались по плечам. Верная своему обычаю, она попыталась представить побережье Коннектикута, где океанские ветры гонят к Лонг Айленду соленые волны. Но вдруг видение стало тускнеть, а затем совсем исчезло. Восстановить его ей не удалось.Освободившиеся ковбои собирались вокруг костров, шутили, рассказывали длинные истории о предыдущих клеймениях, отгонах скота и своих любовных победах. У них была своя особая культура — с характерными суевериями, легендами, мифами, песнями. Одинокие мужчины, часто не имевшие ни семьи, ни корней, путешествовали от ранчо к ранчо, как перекати-поле. Легко сходясь с незнакомцами, они становились надежными товарищами друг для друга, поскольку в своем опасном ремесле так же зависели один от другого, как солдаты на войне. Ковбои грустили, слушая свои баллады. Большинство возило с собой пару кубиков для игры в кости, колоду карт и заветный талисман. Все имели оружие и мало кто — Библию, так как пастбище было их религией. Они воспринимали Бога так же непосредственно, как и сотворенную Им природу.Поднялась луна, огромная, сверкающая серебром, — самая красивая из всех, которые Гарнет когда-либо видела. В ее бледном свете земля фосфоресцировала, как ночное море. Все вокруг казалось чарующе таинственным.Мартовскими ночами в прерии еще холодновато, и Гарнет, зябко поежившись, протянула руки к огню. Она вспоминала костры из выброшенных морем деревьев, которые зажигались во время вечеринок и пикников на океанском берегу, когда Брант подошел и накинул на нее пончо.— Это — мексиканская одежда, очень подходящая для плохой погоды и более удобная для верховой езды, чем одеяло или клеенчатый плащ. Пойдемте, Гарнет, прогуляемся.— Очень темно. К тому же тут повсюду гремучие змеи и койоты!— А еще ягуары. Да, может быть, и несколько индейцев найдется. Но костры их пугают. Ковбои считают плохой приметой, если костер погаснет, а потому поддерживают его всю ночь. Кроме того, мы не будем отходить далеко.— Я как раз собиралась идти спать.— Еще слишком рано, — настаивал он. Гарнет стояла, раздраженная собственной нерешительностью — Брант, разве я марионетка, ожидающая, за какую из ниточек вы подергаете?— А вы разве чувствуете себя куклой?— Так это выглядит!— Вовсе нет, Гарнет. Я прекрасно знаю, какая у вас сильная воля, моя дорогая. Вы редко делаете то, что вам не нравится. Эта изумительная луна чарует и околдовывает меня. А вас?— Я ее даже не заметила, — возразила она.— Нет? Тогда смотрите. — Он обратил ее лицо к небу. — Кажется, это волшебное светило сделано из ртути и алмазной крошки. Отрицайте это, если вам угодно, но свет луны заставляет нас тянуться друг к другу, Гарнет.— Что за лунатизм! Это — лунное безумие, которое охватывает бешеных собак и… некоторых людей.Он искренне рассмеялся.— Вампиров и оборотней? Значит, я должен выть на луну и вонзать клыки в вашу нежную шею?— О, да вы просто чудовище!Неожиданно она оказалась в его объятиях. Горячими губами Брант крепко прижался к ее губам, и все попытки девушки вырваться были безуспешны. Горячая кровь зашумела в ее голове, и она ответила на поцелуй. Желание вновь опалило ее. Еще немного — и Гарнет отдалась бы ему прямо на земле. Однако ей удалось овладеть собой и вывернуться из его рук:— Я не шлюха, чтобы вы могли брать меня, когда вам заблагорассудится! — злобно прошипела она.— О Господи! Неужели вы подумали, что я хочу взять вас силой? Вы обо мне чертовски низкого мнения, Гарнет!— Самого что ни на есть низкого! — в ярости воскликнула она, оттолкнув его прочь. — Я ухожу, а если вы попытаетесь удержать меня, я буду визжать!Кипя от возмущения, она помчалась так быстро, как только позволяли ее тяжелые ботинки. Слезы струились у нее по щекам. Достигнув палатки, Гарнет бросилась на койку, порадовавшись, что тети ее нет. Когда вошла Дженни с мазью миссис Дюк в руке, Гарнет притворилась спящей.— Раздевайся, Гарнет, я сделаю тебе массаж. Давай, давай, я-то знаю, что ты притворяешься!Она чиркнула серной спичкой и зажгла огарок жировой свечи. Чтобы ветер не задул пламя, Дженни опустила полог палатки.— Садись, Гарнет. Я помогу тебе раздеться.— Я не хочу растираться, тетя Дженнифер.— Что ж, дело твое. Только завтра не жалуйся, если не сможешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Альма сделала мне прекрасный массаж спины и плеч, так что я чувствую теперь себя гораздо лучше. — Она замолчала, увидев расстроенное лицо Гарнет. — Ты чем-то напугана?— Почему ты решила?— Потому что ты вся дрожишь.— Спокойной ночи, тетя, — объявила Гарнет, натягивая одеяло на голову.— Все прячешься. И даже сама не знаешь, от чего, не так ли, бедная детка?
Койоты выли на сверкающую, как бриллиант, луну, призывая себе пару протяжным, заунывным звуком. Скотина улеглась. То тут, то там равнину озаряли красные отблески костров. Работники ранчо Дюка, за исключением ночных дозорных, завернулись в одеяла и уснули. Настал час одиночества и размышлений.Брант лежал на своей постели, глядя в усыпанное звездами небо, столь же далекое, как и женщина, которую он любил и желал больше всего на земле. И которую он никогда не получит.И как только ей могло прийти в голову, что им движет одна лишь похоть? Обвинить его в этом — ни на чем не основанный, неразумный женский каприз! Зачем она так сделала? Целомудрие у нее в крови, но он же знает, как она трепещет от желания в его объятиях. Одна половина этой женщины жаждет наслаждения, которое они уже познали вместе, и в то же время другая, более сильная половина — ее дух — подавляет искушение. Ах, если бы только была какая-нибудь возможность освободить ее от такого противоречия! Они оба разрываются на кусочки этими противоборствующими силами.Он все еще не спал, когда Фред принялся в четыре часа утра готовить завтрак. Подъем в лагере был объявлен еще до рассвета, и Гарнет, как Брант и ожидал, осталась в своей палатке. Из-под полога появилась только Дженни, сонно зевая.— Доброе утро, мистер управляющий! — радостно поприветствовала она Бранта.— Доброе утро, мадам. Надеюсь, вы хорошо спали?— Терпимо, сэр. А вы?— Прекрасно.— Обманщик, — погрозила ему пальцем Дженни. — Вы ведь и глаз не сомкнули. Он потер свой небритый подбородок.— А что, заметно? Надо бы, конечно, привести себя в порядок, но бритву здесь не так-то легко найти, поэтому к концу отгона у всех будут густые усы и бакенбарды.— Уверена, в них вы будете выглядеть еще более привлекательно, — сделала комплимент Дженни. — Хотела бы я тогда посмотреть на вас.— Сомневаюсь, что того же пожелает ваша племянница.— Она вчера вела себя, как флибустьер?— Видимо, так, — признался он. — Скоро начнется восход, Дженни. Постарайтесь, чтобы Гарнет его не пропустила.— Ах, Брант, а почему бы вам не ворваться в палатку, как шейху пустыни, не взять ее на руки и не умыкнуть куда-нибудь подальше!Он улыбнулся.— Вы — романтик в душе, мисс Темпл.— И моя племянница — тоже, хотя она это и не осознает. Думаю, такое приключение ей понравится, хотя она и будет брыкаться и визжать.Он печально усмехнулся:— Я знаю, она не выйдет, пока я здесь. Передайте ей мои самые лучшие пожелания. И пожалуйста, берегите ее и себя. — Он прикоснулся к шляпе, прощаясь. — До свидания, дорогой друг!Сквозь дырочку в брезенте Гарнет видела, как он уезжал. В горле у нее стоял комок. Интересно, мучился ли и он бессонницей прошлой ночью, как она? Она объяснила себе такое беспокойство усталостью. Занявшись с ним любовью, Гарнет смогла бы избавиться от ноющей боли по всему телу, но мысль о том, чтобы красться в темноте и самой нырнуть к нему под одеяло, была просто невозможна. Девушка промучалась всю ночь, отгоняя от себя воспоминания о восхитительных мгновениях, проведенных с ним в хижине.Она взяла тарелку, принесенную Дженни прямо в палатку, но проигнорировала все призывы тети взглянуть на изумительный восход. Жемчужно-розовое сияние разлилось по небу на востоке, а затем, ослепительно сверкая, показался золотой шар солнца.Когда Гарнет наконец вышла из палатки, все рабочие уже покинули лагерь. В нос ей сразу же бросился резкий запах паленой шерсти и кожи. Повсюду раздавалось жалобное мычание обезумевших от боли животных. От пыли у девушки заслезились глаза и запершило в горле. Она натянула платок на лицо и надвинула на глаза шляпу, подумав, что стала похожа на объявленного вне закона преступника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34