— Где отец?Лицо молодого человека сразу сделалось угрюмым.— К сожалению, он до сих пор остается в гостях у наших испанских хозяев.— Значит, его так и не отпустили? Но тогда почему ты оказался на свободе?— Почему? — переспросил Валькур нарочито дурашливым тоном, прикрыв глаза ресницами. — Потому, милая Фелиситэ, что такой нахальный парень, как я, слишком пустоголов и глуп для того, чтобы устраивать революцию. Эти идеи буржуа кажутся мне слишком скучными. Допустим, меня видели на паре собраний, которые были весьма популярны в Новом Орлеане, но я с таким же успехом мог бы оказаться где угодно.— И они поверили этой пустой болтовне?— Я умею прикидываться легкомысленным дурачком, если это доставляет мне удовольствие, — ответил Валькур, тряхнув головой. — Возможно, наш полковник Мак— Кормак и не поверил мне до конца, однако выражение сурового неодобрения, появившееся на его милом лице, навело меня на мысль о том, что я, по его мнению, не представляю для властей никакой опасности.— Он был там? — Фелиситэ с трудом произнесла эти слова из-за подступившего к горлу кома.— Да, вчера утром. Похоже, он здесь второй человек после О'Райли и подчиняется лишь ему одному. Его не было на месте, когда меня сегодня отпустили, но я об этом нисколько не сожалею.По тону Валькура, с трудом сдерживавшего гнев, чувствовалось, с какой злобой он отнесся к допросу, устроенному испанцами, и что в таком настроении ему лучше не попадаться под горячую руку.— Если ты решил подняться наверх и переодеться, — сказала Фелиситэ, — я распоряжусь принести туда рогалики и шоколад для нас обоих.— Я глубоко тронут твоей заботой, — ответил он, скривив тонкие губы в неком подобии улыбки. — Мне сейчас больше всего на свете хочется поскорей избавиться от тюремной вони. Сделай одолжение, пришли ко мне заодно и Дона, и как можно скорей.За чашкой шоколада с теплыми хрустящими булочками Валькур рассказал сестре, что произошло позавчера в доме генерал-губернатора. Приглашенных на прием к О'Райли приветствовали в его резиденции очень тепло. Спустя некоторое время после того, как подали прохладительные напитки, их всех попросили пройти в смежный зал, где к ним в очень резких выражениях обратился сам О'Райли, в то время как Комендант Обри стоял рядом с покрасневшим от волнения лицом. Ирландец заявил, что жители Луизианы проявили неуважение к Испании, что король Карлос крайне недоволен недавними беспорядками в провинциях и оскорблениями, нанесенными губернатору Уллоа, его чиновникам и военным. Его величество разгневан прокламациями, унизительными для его правительства и всей великой испанской нации. В этой связи, сказал О'Райли, он получил приказ короля арестовать зачинщиков сих возмутительных действий и судить их по законам королевства.Затем генерал-губернатор прочитал указ его католического величества, предписывающий совершить действия, о которых он только что объявил, после чего добавил от себя:— Господа, к сожалению, вы обвиняетесь в организации недавнего восстания. Именем короля я заключаю вас под стражу.Во время чтения указа в зале появилось несколько испанских офицеров. Как только О'Райли закончил и объявил, что в соответствии с испанским законом о государственных преступниках их имущество будет описано и конфисковано, французов окружил целый отряд гренадеров с ружьями с примкнутыми штыками. Если их признают виновными, имущество будет продано, а вырученные деньги после уплаты долгов кредиторам и отчисления сумм в пользу жен и детей перейдут в собственность государства.— Ты хочешь сказать, что наш дом конфискуют? — ужаснулась Фелиситэ.— И вдобавок всю мебель, все украшения, каждую тряпку и туфли, которые ты носишь, каждую безделушку, застежку от башмаков и все кружева до последнего дюйма.— Они не посмеют этого сделать!— Посмеют, еще как посмеют. — Валькур допил шоколад и поставил на блюдце фарфоровую чашку, расписанную розами и фиалками.— Я не могу в это поверить, — прошептала Фелиситэ. Беда обрушилась слишком внезапно, когда казалось, что все неприятности уже позади, поэтому трудно было представить себе ее масштабы.— Я тоже не могу, — с мрачным видом согласился Валькур. — Когда человека просят, точнее, ему приказывают отдать шпагу и направляют на него тупые, но от этого не менее опасные штыки… Мне бы не хотелось испытать это снова.— Еще бы. Скажи, Валькур, в казармах с вами обращались жестоко?— Нет, рукоприкладством они не занимались, если ты это имеешь в виду, — ответил он, — но испанская стража смотрела на нас как на обреченных.— О'Райли, кажется, сказал, что вас будут судить.— Девочка моя, испанское правосудие — это просто издевательство. Король Карлос потребовал удовлетворения за оскорбление, нанесенное ему и его королевству, решив наказать людей, осмелившихся бросить вызов могуществу его католического величества, в назидание жителям остальных заморских провинций Испании. Вот в чем все дело. Такой чести удостоились двенадцать человек: двое офицеров французской армии, двое адвокатов, четверо плантаторов и четверо торговцев.Фелиситэ удивленно посмотрела на брата.— О чем ты говоришь?— Так к нам обращалась испанская охрана. Они называли нас не по именам, а по роду наших занятий. Мы для них не более чем представители населения колонии. Кто мы такие и какую роль сыграли в восстании против их короля, не имеет ни малейшего значения.— Это ужасно. Значит, суд над ними будет простым фарсом и О'Райли уже заранее признал всех арестованных виновными?— Совершенно верно. А так как я не принадлежу ни к одной из перечисленных категорий и не похож на пламенного революционера, меня решили пощадить.— Но отец…Валькур стиснул руку девушки так крепко, что его пальцы побелели.— Твой отец, Лафарг — торговец, известный человек и вольнодумец, вдобавок он один из самых богатых людей в городе. Поэтому испанцы считают, что он виноват больше остальных.Глаза Фелиситэ наполнились слезами. Высвободив руку, она поднесла дрожащие пальцы к губам. Слова Валькура обнажили ее страхи настолько, что в душе у нее все затрепетало.— Фелиситэ, — проговорил Валькур с потемневшим от волнения лицом, — прости, если я был слишком резок и заставил тебя переживать, но следует смотреть правде в глаза.Девушка глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки.— По-моему… По-моему, ты уже успел свыкнуться с этой мыслью. А я — еще нет.— Мне не следовало заявлять об этом так открыто. Однако у меня много дел и наверняка слишком мало времени, чтобы успеть их сделать.Фелиситэ почти не обратила внимания на напыщенный тон его последней фразы.— Мы обязательно должны что-нибудь придумать, чтобы спасти отца. Я не могу отделаться от мысли, что его арестовали из-за меня, из-за того, что я невежливо обошлась с полковником. Может, если бы я пошла к О'Райли и все ему объяснила или хотя бы поговорила с самим полковником…— Нет! Это бесполезно. О'Райли уже и так осаждают женщины, умоляющие пощадить их мужей.— Этот Мак-Кормак, наверное, очень влиятельный человек. Если найти к нему правильный подход, его можно убедить воспользоваться своим влиянием.Валькур пристально посмотрел на нее сузившимися глазами.— И что же, дорогая сестра, по-твоему, представляет собою этот правильный подход?— Почему ты на меня так смотришь? Я сама еще не знаю. Я могу извиниться перед ним за свое поведение, попробовать уговорить его еще раз подумать насчет наказания отца за мои проступки. — Фелиситэ говорила несвязно, вытянув вперед руку, что выражало у нее крайнее отчаяние. — Я буду умолять, плакать, обещать сделать что угодно ради того, чтобы отца освободили.— Что угодно? — тихо переспросил Валькур. Встретив тяжелый взгляд брата, Фелиситэ поняла, что он имел в виду. Щеки девушки залила краска.— Я сказала это не в буквальном смысле. Такая мысль даже не приходила мне в голову.— Но это не значит, что она не придет в голову Мак— Кормаку.— Не думаю. Он не способен на это.— Не способен? Он — завоеватель, хотя пока ему еще не доводилось обнажать шпагу. — В словах Валькура чувствовалась горечь, в уголках рта залегли жесткие складки. Камзол из ворсистой бумажной ткани красновато-коричневого оттенка, в который он только что переоделся, плохо гармонировал с болезненной бледностью его кожи и с темными тенями вокруг глаз, появившимися в результате бессонных ночей. Такое невнимание к собственному туалету свидетельствовало о том, что он сильно переживал из-за сложившегося положения.— Нет, это невозможно, такое не должно случиться, — прошептала Фелиситэ.— Захватывать женщин у побежденных всегда считалось честной игрой.— Возможно, так было принято у варваров, но Испания и Франция — цивилизованные страны. Наши правители доводятся друг другу кузенами, наши языки произошли от одного латинского корня.— Но О'Райли и Мак-Кормак, если ты помнишь, ирландцы.— Это не делает их дикарями.Наклонившись вперед, Валькур с силой ударил кулаком по столу.— Забудь об этих безнадежных выдумках! Поверь, это просто сумасшествие. Сейчас нужно заниматься только одним — готовиться к бегству.— К бегству? Что ты имеешь в виду? — Брови Фелиситэ сошлись на переносице от охватившего ее недоумения, смешанного с ужасом.— Что я могу иметь в виду? — процедил Валькур. — Бежать отсюда, уехать, сесть на корабль! Мы должны собрать все ценности, которые сможем захватить с собой, прежде чем они успеют описать имущество твоего отца и конфисковать все, что тебе принадлежит, выставив при этом тебя на улицу как нищенку.— Если я сделаю так, как ты советуешь, меня сочтут преступницей, похитившей государственное имущество. Где мне тогда спрятаться, чтобы меня не разыскали?— Ты можешь укрыться в Британском Манчаке или уехать вместе со мной во Францию.— Ты собираешься во Францию? — в голосе Фелиситэ одновременно прозвучали недоумение и укор.— Похоже, это самое разумное, что можно сделать. Зачем мне оставаться и жить в страхе, как бы О'Райли, допросив остальных арестованных, не решил, что ему не помешает взять для устрашения еще и парочку бонвиванов?— И как же ты задумал бежать?— У меня есть друзья, которые помогут мне добраться до Гаваны, где я смогу сесть на корабль, идущий в Гавр.— Друзья? — Фелиситэ знала, что Валькур общался с людьми, о которых они с отцом не имели ни малейшего представления. Иногда он куда-то исчезал вместе с ними сразу на несколько дней, а то и недель. Вопросы на эту тему обычно вызывали у него холодную злобу, отбивавшую всякую охоту задавать их снова. Сейчас он только пожал плечами в ответ.— Так это к ним ты посылал с поручением Дона?— Ну, допустим. Я с самого начала не доверял этим испанцам, даже когда О'Райли говорил нам о дружбе и уважении.— По-твоему, испанские солдаты позволят тебе просто так уехать?— Они не смогут меня задержать, если я попробую пробраться через болота. — На лице Валькура появилось выражение мрачного торжества, когда он объявил о своем намерении.— Тайные пути из Нового Орлеана, тропы через болота хорошо известны только контрабандистам.— Среди них, чтобы ты знала, попадаются неплохие ребята. Они проводят меня в Бализ, в устье реки, где нас будет ждать корабль. Какая разница, как я поступаю, если мне надо вырваться из лап испанцев и добраться до Франции? Едем со мной, Фелиситэ.— Я не брошу отца, ты должен это понять. — Она просто не представляла, как Валькуру могло прийти в голову, что она вообще на такое способна.— Ему уже ничем не поможешь. Он бы сам первый предложил тебе ехать, чтобы спастись от опасности и от неизбежной нужды.— Ты говоришь так, будто он уже осужден. Но как бы там ни было, по-моему, у арестованных есть шанс, что их оправдают, когда дело дойдет до суда. Разве вы с отцом не спорили, что отказ перейти в испанское подданство нельзя рассматривать как преступление, пока испанский губернатор Уллоа не заявил официально о своих полномочиях и пока над Оружейной площадью по-прежнему поднят французский флаг? Что мы при таких обстоятельствах до сих пор находимся под защитой Франции? Как же их, в таком случае, могут признать виновными?— Испанцы придумают, как обратить все в свою пользу. Поверь, Фелиситэ, их не интересует правосудие. Они хотят только запугать жителей Нового Орлеана, заставить их повиноваться.— Повиноваться или бежать?Фелиситэ произнесла эти слова, не успев задуматься об их значении. Она с ужасом увидела, как Валькур медленно поднялся, его глаза горели гневом, побелевшие ноздри раздувались от злости. Приблизившись вплотную к сестре, он оперся рукой о спинку ее стула.— Уж не думаешь ли ты, девочка, что я испугался?— Не в том смысле, как тебе кажется, Валькур. — Фелиситэ упрямо вздернула подбородок и поглядела ему прямо в глаза. — Я просто обезумела от горя. Ты должен это понять, как и то, что мне нельзя оставлять отца. Кто будет носить ему еду и чистую одежду? Поезжай, если тебе это необходимо, только не проси меня сделать то же самое. Это невозможно.В наступившей тишине слышалось лишь жужжание мухи, залетевшей через открытый ставень. Луч утреннего солнца, падавший на подоконник, высветил на нем золотистое пятно. Прошло несколько минут, прежде чем Валькур резким движением оттолкнулся от стула и направился к двери, бросив с порога:— Господи, как же я глуп! Будем надеяться, сестра, что ты не пожалеешь о своем решении.Фелиситэ промолчала в ответ. Вскоре Валькур ушел, не забыв подробно проинструктировать Дона насчет того, как упаковать одежду, парики и прочие нужные вещи из его гардероба. Ближе к вечеру Фелиситэ удалось выяснить у лакея, что хозяин приказал ему, когда наступит ночь, отнести багаж в один из городских домов. Валькур не велел Дону захватить свои вещи, потому что не собирался брать его во Францию.Сейчас Фелиситэ было не до того, чтобы беспокоиться о судьбе слуги приемного брата. Положив в корзину продукты и смену белья для отца, она направилась к казармам, где ее встретил дежурный испанский офицер. Приняв корзину из рук девушки, он небрежно перерыл лежавшие в ней вещи, испачкав манжеты сорочки мсье Лафарга маслом, которое тот должен был мазать на хлеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51