— Так-так, Уильям будет думать, что она вертит тобой как хочет. И все так будут думать. — Он засмеялся. — И только ты, мой добрый лорд Оррикский, не видишь самой сути вещей.
Лиллиана, скорчившись, сидела на сундуке и вглядывалась в темные поля. Она выкрикнула все бранные слова, какие знала, и выплакала все слезы, какие у нее были, снова и снова осыпая бранью Корбетта в течение всех долгих часов, с того момента, как ее взяли под стражу. Заточена в собственной спальне! В собственном доме! В бессильной ярости она вынашивала самые страшные планы; она собиралась обвинять его, и угрожать ему, и… и запустить в него самым тяжелым подсвечником, когда он наконец явится. Она никогда не простит ему, если он отошлет Элизу. Никогда не простит!Его ревность к Уильяму могла вспыхнуть из-за любого пустяка. Конечно, Уильям немало постарался, чтобы возникло это дурацкое недоразумение и чтобы подозрения Корбетта только укрепились, и даже трудно было понять, кто из двух мужчин сильнее разозлен. Но если Корбетт изгонит и Элизу вместе с Уильямом…При этой мысли Лиллиана уронила лицо на колени, не в силах удержать слезы, которые снова набежали на глаза. Она была в полнейшем изнеможении из-за пережитых потрясений, да еще из-за своего общего недомогания — и чувствовала, что силы просто покидают ее.Она не собиралась засыпать здесь, закутавшись в одеяло и привалившись к каменным оконным ограждениям. Она намеревалась накинуться на Корбетта, как самая сварливая из всех сварливых женщин; он должен был прочувствовать и ее крутой нрав, и силу ее воли.Но все вышло не так.
Когда он с самым воинственным видом вошел в комнату, он обнаружил ее на сундуке, сморенную сном. Тень от густых ресниц падала на розовые щеки Лиллианы, а прекрасные каштановые пряди разметались у нее по плечам.Корбетту не под силу оказалось сохранить на лице суровое выражение, когда он стоял и смотрел на свою — такую беззащитную — жену. Он долго стоял в дверном проеме, наблюдая, как играют на ней отблески пламени; стоял и не мог пошевелиться. Когда он наконец шагнул к ней поближе, вид у него был такой, как будто он делает это почти что против воли, но не может противостоять могучему притяжению, которое манило его к ней. Он подошел и молча стоял подле нее.Лиллиана едва ли осознала мягкое прикосновение к своей щеке. Ее смятенные чувства были слишком затуманены накатившей сонливостью. И все-таки, когда широкая ладонь нежно скользнула по ее волосам, она шевельнулась, и едва заметная улыбка заиграла в уголках ее губ. Во сне ей виделись птицы: совы и соколы, и коршуны тоже. И еще их жертвы, бессильные против стремительных бросков хищников. Потом она каким-то образом сама превратилась в такую птицу-жертву, охваченную ужасом и пытающуюся улететь из-под разящего удара жестоких когтей. А теперь эта знакомая, зовущая ласка.Во сне ее подняли сильные руки, и она улыбнулась, зная теперь, что охотник — это Корбетт и что она рада оказаться его добычей. Но в этот миг ей показалось, что с охотником происходят какие-то превращения, и образ ее сероглазого супруга уступил место совсем другому образу. Вместо рассеченного лба — гладкий. Вместо черных, как вороново крыло, волос — светлые. И когда перед ней замаячил неясный облик Уильяма, она содрогнулась от непонятного смятения.— Уильям?.. — Имя слетело с ее дрожащих уст, и слезы разочарования подступили к глазам.Лиллиана почувствовала, что ее уже не касаются руки охотника. Она проснулась с острым ощущением потери, мысли у нее мешались, а тело отяжелело и затекло. Ей послышались шаги. Но когда она стряхнула паутину сна и неловко поднялась, она обнаружила, что теперь она — не на сундуке у окна, а у себя в постели, но тем не менее в спальне никого нет кроме нее. Еще несколько мгновений она пребывала в растерянности. Но потом память вернулась к ней, и все убийственные подробности прошедших часов вновь затопили ее.Она почувствовала себя старой и выдохшейся, и отчаяние сокрушило ее душу. Корбетт не приходил к ней — она знала это, она была уверена. Он признал ее виновной, и она не сможет переубедить его.Лиллиана с трудом натянула на плечи тяжелое покрывало. Он не приходил к ней, и никогда больше не придет… только эта мысль стучала у нее в голове. Больше она ни о чем не могла думать — ни о том, что принесет ей утро, ни о днях, которые потянутся потом. Он знала одно: он не приходил, и она ничего не могла с этим поделать.Ей оставалось только плакать. Глава 19 Лиллиана задержалась у каменной балюстрады и заглянула вниз, в парадную залу. Она проснулась значительно позже обычного, и все же сон совсем не освежил ее. Напротив, она чувствовала себя вялой, утомленной и совершенно выбитой из колеи.Что-то было неблагополучно, причем очень даже неблагополучно, и у Лиллианы появилось тяжелое ощущение, что ее гнетет нечто более опасное, чем хорошо ей известная ревнивая подозрительность Корбетта. Но в чем тут дело — она не могла понять. За те недели, что миновали со дня свадьбы, к Лиллиане пришли любовь и уважение к мужу. Корбетт был хорошим господином для Оррика, справедливым и беспристрастным. Но для нее… каким мужем он стал для нее?Лиллиана вздрогнула, вспомнив, какое страшное у него было лицо, когда он застал ее в объятиях Уильяма. Она так надеялась, что и Корбетт полюбит ее. Но теперь ей стало казаться, что он ее возненавидел и сделал пленницей в собственном доме.Однако этот непостижимый человек опять поставил ее в тупик: Лиллиана не сомневалась, что к дверям ее комнаты будет приставлен стражник, но, к немалому ее удивлению, за дверью не было никого. Она осторожно спустилась вниз. В зале хлопотали немногочисленные слуги, но было очевидно, что настроение у всех какое-то непривычно подавленное. Впрочем, чего же и ждать, когда хозяйка замка оказалась узницей, подумала Лиллиана, вновь закипая раздражением.Но все-таки, что же произошло после вчерашней неистовой вспышки Корбетта? Неужели он изгнал вместе с Уильямом и Элизу? Или в ярости он убил Уильяма, и теперь бедняжка Элиза оказалась круглой сиротой?Лиллиана спустилась в залу растерянная, взвинченная и уже не на шутку разозленная. Слуги увидели хозяйку и почтительно поклонились ей, но не прервали своих занятий. У Лиллианы даже мелькнула мысль, что было бы неплохо, если бы она умела добиваться от прислуги такого же проворства и прилежания; к тому же они почти не болтали. Увы, она понимала и то, что сегодня ими движет страх: слуги опасались гнева своего господина.Лиллиана в досаде изогнула бровь. Ну, она-то не боится его гнева. Или, во всяком случае, уточнила она мысленно, боится не настолько, чтобы пресмыкаться перед Корбеттом.В поисках мужа Лиллиана обошла весь замок — от парадной залы до хозяйственных пристроек, а потом и двор. Корбетта нигде не было. Подходя к кухне, она уже кипела от злости. Все находившиеся в кухне так и подскочили от неожиданности, когда туда вихрем влетела Лиллиана.— О, миледи…От неожиданности повар едва не лишился дара речи. Однако, овладев собой, он продолжал уже более связно:— Вы желаете проверить список блюд на сегодня? Прошу прощения, но я взял на себя смелость…— Да пропади они пропадом, эти блюда! Скажите мне только, где он?В кухне воцарилась гробовая тишина, и с минуту Лиллиана пребывала в уверенности, что случилось нечто непоправимое. Молчание прервал истопник. Откашлявшись, он сообщил:— Он уехал, миледи. Его выставили утром еще до рассвета.— Выставили? Выставили из замка?! — Лиллиана всматривалась в лица оробевших слуг и размышляла, уж не сошла ли она с ума окончательно.— Как могло… Но кто посмел бы выгнать владельца Оррика из его собственного замка?— Ох, да ведь выставили-то не лорда Корбетта, — поправил дородный виночерпий. — Из замка выдворили сэра Уильяма. А хозяин, кажется, еще не вернулся: он занимается со стражниками.В кухне сразу же поднялся гвалт: каждому захотелось немедленно сообщить Лиллиане обо всем, что произошло в замке с прошлого вечера.Лиллиана не расслышала почти ни единого слова: она была слишком поражена тем очевидным облегчением, которое испытали слуги, поняв, что она спрашивала о муже, а не о сэре Уильяме. Неужели все они, вслед за Корбеттом, верят, что именно по Уильяму она сохнет и о нем тревожится?От этой мысли на душе у Лиллианы стало еще тяжелей, чем прежде. Похоже, ее подозревают все. Неважно, что с Уильямом ее не связывает ничего, кроме быстро угасающей дружбы; видно, людям никак не забыть, что прежде она была влюблена в него.Сердито хлопнув в ладоши, Лиллиана добилась тишины в кухне.— Итак, Уильям уехал. Его дочь отослали вместе с ним?— Нет, миледи. С ней нянчится Ферга, как всегда.Дальше Лиллиана не слушала. Быстро выйдя из кухни, она глубоко вздохнула. Уильяма нет, но крошка Элиза осталась при ней. Она все время хотела именно этого, и теперь у нее словно камень с души свалился.Но что же с Корбеттом?Лиллиана остановилась под старым каштаном. Вдоль высоких гранитных стен замка свистел ветер. Лиллиана поежилась и плотнее закуталась в короткую накидку. В мыслях у нее царил полнейший сумбур, и надо было понять, что происходит.Корбетт подозревает ее в чем-то ужасном, но напрямик ее ни в чем не обвинил. Конечно, это отнюдь не означало, что его подозрения испарились. Да самый ничтожный из слуг в Оррике, кажется, лучше разбирается в здешних событиях, чем она. Лиллиана еще раз оглянулась вокруг, радуясь, что поблизости нет никого, кто бы помешал ей думать, — у нее и так ум за разум заходил.Вдобавок она ощущала в самом воздухе замка нечто давящее, словно стены источали угрозу.Как бы собраться с мыслями и обдумать все как следует, грустно размышляла Лиллиана. Ее рассеянный взгляд упал на открытые ворота замка. Можно было бы прогуляться в лес. Поблизости не было никого, кто мог бы помешать ей, если бы ей вздумалось пробежать тропинкой через чащу до извилистого берега реки Кин.Да, именно это было ей сейчас нужно; настроение у Лиллианы сразу поднялось. Правда, стоило бы надеть плащ подлиннее, но на ходу она вряд ли замерзнет, рассудила Лиллиана и тронулась в путь.К ее великому облегчению, беглянку никто не остановил, пока она проходила под сторожевой башней и шла по узкому подъемному мосту. У нее было такое чувство, что и солнце засияло ярче, и воздух посвежел, как только перед ней раскинулись поля, топорщившиеся жнивьем, и Лиллиана бодро зашагала по дороге, словно к ней возвратились все ее былые силы.По правде говоря, она была готова к тому, что кого-то пошлют за ней вдогонку и прикажут вернуться, но она твердо решила пренебречь любым таким приказом. В конце концов, кто теперь может ею командовать? Только муж, а ею поблизости не было.Если отсутствие Корбетта и беспокоило Лиллиану, то она предпочла на время выбросить из головы все тревоги. Глубоко вдохнув холодный декабрьский воздух, она залюбовалась деловитыми дроздами, пирующими на кустах рябины. Каждую зиму она поражалась, как быстро опадает на землю несметное множество золотых, багровых, коричневых листьев. Какой волшебный круговорот, подумала Лиллиана. Дойдя до трех величественных кедров, она свернула на знакомую узкую тропку, крутым изгибом уходящую в густой лес. Будь это летом, Лиллиану мгновенно скрыла бы плотная стена высоких дубов и буков, но сейчас деревья почти облетели, и лишь глянцевитые зеленые листья и яркие ягоды низкорослого падуба виднелись среди седых окоченевших буков. Когда Лиллиана шла по тропинке в своей яркой ржаво-красной накидке, ее легко можно было увидеть издалека.Она погрузилась в глубокую задумчивость, пытаясь хоть как-то разобраться в сумятице своих чувств. В Лондоне у них с Корбеттом все шло так хорошо… вплоть до той последней ночи перед отъездом. К этому времени Уильям уже прибыл в Лондон. Возможно, у них там произошла какая-то ссора? Ведь очевидно же, что Корбетт презирает Уильяма больше, чем когда бы то ни было.Довести это рассуждение до конца ей помешал хруст сухой ветки. В испуге Лиллиана обернулась и обнаружила у себя за спиной Корбетта верхом на его любимом вороном жеребце.Лиллиана сама удивилась тому, какое облегчение она испытала в этот момент, — и с чего ей так радоваться, когда он сидит тут в седле, и его серые глаза холодны и непроницаемы, а рот так привычно сжат в угрюмую линию? И все же она была счастлива оттого, что видит его перед собой. И понимает: он здесь, потому что искал ее.Опасаясь, что глаза выдадут ее чувства, Лиллиана перевела взгляд на спокойные воды реки.Молчание затягивалось, Лиллиана слышала только бешеный стук своего сердца. Потребовалась вся ее выдержка, чтобы не оглянуться, когда Корбетт подъехал ближе.— Ты снова собираешься упорхнуть от меня?Слова звучали отрывисто и почти равнодушно. Именно это безразличие больно укололо Лиллиану.— Тогда мы не были женаты, — ответила она, метнув на Корбетта возмущенный взгляд. — Что бы ты обо мне ни думал, я знаю, что такое супружеский долг.— Вот как? — Он откинулся в седле, рассматривая ее с оскорбительным недоверием. — Значит, ты не ударяешься в бега только потому, что теперь мы женаты?На этот раз Лиллиана не могла не заметить, как напряженно звучал его голос. На мгновение в ней вспыхнула отчаянная надежда: вдруг он хочет, чтобы она оставалась с ним не только из чувства долга?Но лицо Корбетта было все так же непроницаемо. Верхом на своем огромном скакуне он выглядел таким высоким и внушительным, таким могущественным и непреклонным, что, казалось, ему вообще недоступны человеческие чувства. Проглотив подкативший к горлу комок, Лиллиана отвернулась от мужа. Она не позволит Корбетту издеваться над собой, поклялась она себе. Не позволит.Всем своим видом показывая, что присутствие всадника, следующего за ней по пятам, ее нисколько не интересует, Лиллиана подошла к реке и встала над берегом, обняв рукой молодое деревце. Река еще не замерзла, но Лиллиана понимала, как холодны уже эти воды. И все же от них не исходил такой холод, как от тоски, обручем сжимавшей сердце. Больше всего Лиллиана хотела, чтобы Корбетт уехал и она могла бы дать волю слезам, что так неудержимо подступали к глазам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46