Неожиданные слезы обожгли глаза, и лицо малютки Элизы расплылось, словно в дымке. «О, Корбетт, — думала она. — Почему ты не можешь сидеть рядом со мной и говорить о том, как ты любишь меня… как ты хочешь видеть меня у колыбели нашего с тобой младенца?..»— Что это? Слезы? — Уильям повернул ее лицо к своему и прижал ладони к ее щекам. — О, Лиллиана, я… не могу этого вынести! Как я хотел бы украсть тебя у него. Мы могли бы быть счастливы вместе. Ты и я… и, конечно, малютка — добавил он.Лиллиана была так возмущена словами Уильяма и так рассердилась на себя за эти слезы, что даже не смогла сразу ответить. А он, приняв ее оскорбленное молчание за знак согласия, дал себе волю:— Я могу забрать тебя отсюда. Ты можешь найти защиту в аббатстве… или еще где-нибудь. Обещаю тебе, Лиллиана нам не долго придется ждать часа, когда мы сможем перед всем миром открыть нашу любовь.Сердитые слова уже готовы были сорваться у нее с языка, но прежде чем она смогла осадить его и объяснить, как смехотворно он заблуждается, он схватил ее в объятия.— О, я знаю, ты с ним несчастна. Но теперь я сделаю тебя счастливой.Элиза расплакалась и задергалась: Уильям больно стиснул ее, стремясь покрепче обнять Лиллиану.— О, Уильям, поосторожнее! — запротестовала Лиллиана, задохнувшись.— Поосторожнее?Насмешливый вопрос прозвучал от двери детской. Лиллиана узнала голос Корбетта, и сердце у нее ушло в пятки. Уильям вскочил как ужаленный. Однако, к ее полному возмущению, он остался с ней рядом и даже покровительственно положил руку ей на плечо.— Так, так. Как это мило выглядит, совсем по-домашнему. Как неудачно получилось, что это мой дом. И моя жена.— Зато младенец мой, — отпарировал Уильям. — И Лиллиана теперь — мать этого младенца.Корбетт стоял, прислонившись к дверному косяку, в самой непринужденной позе. Но при этих словах Уильяма он резко оторвался от двери и с самым яростным видом шагнул в детскую. Его глаза были устремлены на Уильяма, но слова предназначались Лиллиане.— Оставь ребенка и иди в нашу комнату.— Корбетт! Прошу тебя, выслушай меня. Это не то, что ты вообразил!Взгляд его темно-серых глаз остановился на ней не более чем на мгновение. Однако Лиллиана сразу поняла, что ступила на весьма опасную тропу.— А что же это я вообразил? — спросил он мягко. Потом его лицо застыло; он не позволил ей ответить, приказав:— Положи маленькую в колыбель и оставь нас.Не выпуская из рук Элизу, Лиллиана смотрела на враждебное лицо Корбетта. Он был не в настроении слушать ее, и она боялась, что он сделает что-нибудь ужасное.— Я… я уйду, — с трудом выговорила она. — Но, пожалуйста, я умоляю тебя. Не отсылай это дитя. Прошу тебя, Корбетт. Скажи только, что ты не будешь столь жестоким…— Нет, он жесток, — горько перебил ее Уильям. — Ему понадобился Оррик — и он получил его… и тебя…— И я не буду стоять столбом и глядеть, как вы отнимаете у меня все это! — громыхнул Корбетт.Он пересек комнату и отшвырнул Уильяма от Лиллианы. Уильям приземлился на низенькую скамейку, а оттуда свалился на пол.Тем временем, словно Уильям его больше не интересовал, Корбетт рывком поднял Лиллиану на ноги.— Положи ребенка! — прорычал он.Теперь уже по-настоящему перепуганная, она повиновалась немедленно. Потом он подтащил ее к двери и позвал стражу.У нее не было возможности протестовать или умолять. Элизу быстро передали проходящей мимо служанке, которая и унесла девочку. Лиллиану поспешно отвели в спальню двое ее собственных дородных стражников. Последним, что она услышала, прежде чем они завернули за угол, был зловещий стук захлопнувшейся двери, а вслед за этим — тоненький плач ребенка. Глава 18 — Не разрушай все из-за нее.— С каких это пор ты стал защитником Уильяма? Или моей жены? — накинулся Корбетт на Рокка. — Может быть убить его сейчас было бы самым верным решением. Некому будет затевать заговоры против короля. Некому искушать мою милую женушку!— Не один Уильям замешан в этом изменническом умысле. Есть и другие.Корбетт цинично ухмыльнулся.— Ты, кажется, не договорил. Как же ты не добавил, что и в шашнях с моей женой замешан не один Уильям, и что тут тоже могут найтись «другие»? Но, кажется, никто не замечал, чтобы она позволила себе лишнее с любым другим мужчиной. Мне всегда причинял беспокойство только Уильям. Всегда это был Уильям, и только он!— Это еще не значит, что она изменница.Глаза Корбетта сузились.— Что я слышу? Ты запел новую песенку о Лиллиане? Я-то думал, ты будешь первым, кто скажет, что ее измена доказана. Вы с ней не очень-то подружились.Рокк скорчил гримасу, но тут же принял прежний угрюмый вид.— С этим я спорить не стану. Но она странная женщина. Когда ее посадили под замок, она была в бешенстве. И напугана. Она обвиняла тебя, она рыдала и умоляла пожалеть малышку, но даже словом не упомянула Уильяма.Корбетт пожал плечами.— Может быть, ты придаешь этому слишком большое значение. Может быть, она так же виновна, как и он, и просто не хочет идти ко дну вместе с ним.— Да, могло быть и так, — медленно признал Рокк. — И все же я начинаю думать, что вещи не всегда таковы, какими кажутся.— Есть один способ установить это, — провозгласил Корбетт, бросив многозначительный взгляд на тяжелую дверь, за которую был брошен Уильям. — Не потребуется больших усилий, чтобы вырвать у него правду.— Но разве сейчас время для этого?Ответа пришлось ждать долго; казалось, Корбетт борется самим собой. Когда же он заговорил, речь его была вполне рассудительна, хотя в голосе и звенела опасная язвительность:— Я буду осторожен. Ни об Эдуарде, ни о государственной измене никто не упомянет.Корбетт вошел в сырую камеру один. Уильям, сидевший на грубой каменной скамье, вскочил на ноги при виде посетителя.— Наконец-то пожаловал хозяин замка, — сказал Уильям с издевкой. — Вы, может быть, не уверены, что ваши распоряжения будут исполнены, и желаете сами убедиться, что меня впихнули в это подземелье? Или вы находите наслаждение в страданиях тех, кто попался вам в когти? — Он горько засмеялся. — Зря я не увел у вас Лиллиану еще в Лондоне. Такая глупость с моей стороны!— Глупость? Я так и думал, что не честь помешала вам, а что-то другое, — фыркнул Корбетт, но челюсти его окаменели.— Мой ребенок был тогда в Оррике. Кто знает, на какую месть оказался бы способен Королевский Ястреб, если бы его супруга открыто предпочла ему другого!— Лиллиана никогда не унизилась бы сама — и не унизила бы меня — таким способом. А вы недостойны даже презрения, если намекаете на это. — Хотя Корбетт говорил ровным, бесстрастным голосом, руки его сжались в кулаки.— Она — леди, — признал Уильям. — Но прежде всего она женщина. И она не любит вас.Корбетт холодно улыбнулся.— Вы совершенно упускаете из виду весьма важное обстоятельство. О любви здесь и речи нет. Она моя жена. Она останется моей женой. И вам не дано это изменить. Нет, я полагаю, что вам пора покинуть Оррик раз и навсегда.Он резко повернулся, как бы собираясь уйти, но тут Уильяма прорвало:— Если мне придется уехать, я заберу свою дочь! Я не допущу, чтобы она росла в вашем доме!— Никого вы не заберете. Ни Лиллиану, ни Элизу. Сейчас зима. Эта малышка не выдержит долгого пути до Дирна. Нет. Она останется здесь… с Лиллианой.Лицо Уильяма исказилось от ярости.— Может быть, она и останется с Лиллианой. Но вы заблуждаетесь, если верите, что Лиллиана надолго останется с вами!Корбетт взглянул на взъерошенного узника, словно считая эти угрозы совершенно не заслуживающими внимания, и еще больше подстрекнул Уильяма, умышленно доводя того до неистовства:— Лиллиана знает, в чем ее долг. А долг велит ей быть со мной.— Но она последует зову сердца. А сердце велит ей быть со мной.— Вы все толкуете о чувствах, как будто они что-то значат, — нетерпеливо бросил Корбетт. — Всем очень хорошо известно, что я женился на ней не по любви.— Еще бы! Вы женились на ней ради Оррика и ради детей, которых она сможет вам подарить. Что ж, рассмотрим дело с этой стороны, — глумливо предложил Уильям, и злобная улыбка искривила его губы. — Когда она принесет вам ребенка… он может оказаться не вашим.На мгновение в камере воцарилась полнейшая тишина. Оба замерли. Казалось, они даже не дышали.Если Корбетт хотел раздразнить Уильяма до такой степени, чтобы у того сорвалось невольное признание, он, очевидно, получил больше, чем ожидал.Если Уильям хотел нанести Корбетту удар посильнее — он преуспел. Но, судя по его настороженному выражению, он, очевидно, беспокоился, какую цену ему придется платить за этот успех.Целую вечность они смотрели друг на друга — и на лице у одного явственно читалось изумление, а на лице другого — страх. Потом Корбетт, не произнеся более ни слова, повернулся на каблуках и покинул камеру, громко захлопнув за собой дверь.
Весь замок замер в ожидании. Каждый знал, что леди Лиллиане запрещено покидать свою комнату, и что сэр Уильям заключен в редко используемой подземной темнице. Никто не мог точно сказать, что именно случилось, но каждому было известно, что хозяин разгневан.Воздух гудел от сплетен.Ферга, вся в слезах, сидела на кухне, окруженная любопытствующими слугами.— Он спросил меня, можно ли крошку отправить в путь… — Она всхлипнула и вытерла глаза застиранной полотняной тряпкой. — Сможет ли она выжить в дороге… зимой…— А ты что ответила?— Господи, что ответила! Ну конечно, что не сможет. Так недавно родилась, и такая крошечная… Это для нее верная смерть!— А он что? — спокойно спросила Магда.— Он… он вообще ничего не сказал. — Ферга прочистила нос и выпрямилась. — Он просто подошел и уставился на бедняжку… а она спала тогда. Он долго-долго на нее смотрел. А потом ушел.— И все? — настаивал повар. — Он больше ничего не сказал?— Ничего. Я стала спрашивать его, что мне теперь делать, а он и не ответил. Я даже не знаю, слышал он меня или нет.— А что же с миледи? — дрожащим голосом спросила молоденькая служанка. — Она такая добрая. А теперь ее заперли там, куда никому ходу нет, только он сам туда и может зайти.— В последнее время она была очень вспыльчивая, — заметила Ферга. — Может, предчувствовала что-то ужасное.— Она очень добрая! — Девушка горячо кинулась на защиту хозяйки. — Если она устает или злится… я бы не удивилась, если бы узнала, что у нее уже ребеночек под сердцем.И так зародилась новая волна слухов. В кухне, в конюшне, в кладовых и за ткацкими станками. Где бы ни собирались два-три человека из прислуги, сразу же начинались шепотки.Но в парадной зале все было по-другому. Там сидели лишь двое, и все было тихо, если не считать шипения слабого огня в камине.Рокк осторожно приглядывался к своему лорду. Корбетт же, со своей стороны, совершенно не обращал внимания на беспокойство друга: он умышленно и неуклонно делал все, чтобы напиться до бесчувствия.— Прикажи подать еще эля, — рявкнул он, когда последняя капля из широкогорлого кувшина скатилась к нему в кружку.— Тебе уже хватит, — заметил Рокк.Он покачал головой, взглядом остановив Томаса, поскольку старый слуга, волоча ноги, уже было двинулся к господину с полным кувшином эля.Корбетт медленно повернул голову, чтобы упереться взглядом в Рокка, Очевидное неодобрение, написанное на лице друга, заставило его злобно улыбнуться.— Прикажи подать еще эля, — снова потребовал он. — Ты забыл, кто тут хозяин? — Поскольку Рокк не пошевелился, Корбетт треснул кулаком по столу, сколоченному из широких досок. — Я тебя на части разорву, если ты не сделаешь, как я сказал!Рокк потер подбородок, задумчиво глядя на Корбетта и явно соразмеряя их силы.— В трезвом состоянии… да, ты мог бы это сделать… хотя и не очень легко. Но сейчас?.. — он откинулся на спинку кресла. — Не думаю. Ты так пьян, что тебе и с женщиной не справиться. Как же ты можешь рассчитывать, что выстоишь против рыцаря?Несколько мгновений казалось, что Корбетт вот-вот набросится на друга, так он вознегодовал от этой оскорбительной оценки. Но тут напомнил о своем присутствии Томас.— Вы не должны сомневаться в леди Лиллиане, — осмелился он произнести тихим дрожащим голосом.Корбетт метнул на старика яростный взгляд.— Что ж, прикажешь поверить тебе на слово, — фыркнул он. — Если хозяйка вероломна, почему бы и слуге не быть таким же?— Вы не видите того, что у вас лежит перед самым носом, — хмуро проворчал Томас.— Пошел вон, старик! — зарычал Корбетт.Схватив свою кружку, он едва ли не с отчаянием сделал последний глоток, потом поднялся, уперся в стол обеими руками и вызывающе наклонился к Рокку.— То, что происходит между мной и Лилли, тебя не касается. И всех остальных — тоже.На удивление твердо встав на ноги — если учесть, сколько эля он только что влил в себя, — Корбетт повернулся и направился к лестнице, которая вела в господскую опочивальню.— А что будет с Уильямом? — окликнул его Рокк.Корбетт медленно повернулся. Его злобная ожесточенность исчезла, сменившись угрюмым и угрожающим спокойствием. Он мрачно улыбнулся.— Уильяма выпустят утром… как можно раньше.Он холодно рассмеялся, увидев ошарашенное лицо Рокка, и добавил:— Я позволю моей прелестной женщине подбить меня на такое решение.— Но я ведь говорил тебе, она ни слова не сказала в его защиту. Почему же ты думаешь, что она будет просить об этом теперь?Корбетт ответил не сразу. Сначала он словно прислушивался к самому себе и только потом продолжил, медленнее выговаривая слова:— Возможно, она действительно верная жена. — Затем он стряхнул с себя эту странную задумчивость. — Но, верна она или нет, Уильям будет думать, что она вертит мною как хочет. Он будет думать, что из-за нее я совсем потерял голову и делаю все, лишь бы угодить ей. — Он рассмеялся зловещим, мрачным смехом. — Очень вероятно, что он с утроенным рвением попытается втереться к ней в доверие во время Рождественских празднеств.Не тратя больше слов, с таким видом, как будто он теперь вполне удовлетворен ходом событий, поскольку все идет по его плану, он зашагал вверх по лестнице.Оставшись один в парадной зале, Рокк задумчиво допил свою кружку эля. Но когда он тоже поднялся из-за стола, он лукаво подмигнул самому себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46