но здесь, в этой странной и подавляющей обстановке, она колебалась, стоит ли давать волю своему нраву. Разозленная и униженная, она смирилась с необходимостью находиться при муже. Но ее растущее доверие к нему было сильно поколеблено.Наблюдая за беседой мужчин, Лиллиана не могла понять едва ли не заискивающего обращения Корбетта с этим человеком — братом! — к которому он, по ее глубокому убеждению, не питал ни малейшей привязанности и которого попросту не любил. Потом ее вдруг словно озарило: может быть, Хью был одним из «стервятников», о которых Корбетт отзывался с таким омерзением, но с которыми был вынужден поддерживать связь из-за какого-то своего дела.— Вы только что приехали? — Хью был вежлив, но беседа явно не представляла для него интереса, а глаза его все время бегали по сторонам.— Да, сегодня днем, — натянуто подтвердил Корбетт. — В док прибыли кое-какие мои грузы, и я хотел бы проверить, что все доставлено в целости и сохранности.— Грузы? Сокровища из Турции, я полагаю?Вот теперь Хью явно загорелся интересом, но не меньшим, чем Лиллиана. Она впервые слышала о каких-то грузах. Неужели у него могут быть еще какие-то богатства, кроме тех, которые он доставил в Оррик в обозе своего отряда? Она дотронулась до роскошного ожерелья, которое получила от него. Или, может быть, думала она, он сказал это только для того, чтобы отвлечь внимание Хью от истинных целей своего приезда в Лондон, каковы бы ни были эти цели. Корбетт беспечно пожал плечами.— Я путешествовал в разных краях. Вот и отправлял на родину всякое добро.— Ты что-нибудь знаешь о короле Эдуарде? — спросил Хью как бы между делом. — Собирается он хоть когда-нибудь возвратиться в Англию?Лиллиана почувствовала, как закостенела его рука под ее ладонью. Но когда она взглянула на него, ей показалось, что вопрос никак его не заинтересовал.— Должен же он когда-нибудь вернуться, — ответил Корбетт легкомысленно.И все-таки она чувствовала, что в том, как Корбетт понимал свою преданность королю, нет места легкомыслию. Такое прозвище, как Королевский Кречет, даром не дается. Если он притворяется равнодушным, значит, тому есть причина. И совершенно ясно, что Хью — не из тех, с кем Корбетт склонен быть откровенным.В этом выводе Лиллиана обрела некое утешение, хотя она почти ничего не знала о действительном положении вещей; ей требовалось еще многое обдумать. Она твердо вознамерилась разобраться в том, что стоит за таинственными отъездами и возвращениями ее скрытного супруга. Но настанет день, когда он узнает, что она действительно достойна его доверия.Тут к ним присоединились еще двое мужчин, которым она была представлена. Чарльз и Роджер Харвики оказались близнецами, чуть постарше ее самой… Оба были хрупкого сложения, а лица, напоминавшие эльфов, попеременно казались то забавно-детскими, то до смешного взрослыми.— Мы рады, что вы вернулись. — Роджер с воодушевлением пожал руку Корбетта.— Но возмущены, что не получили приглашения к вам на свадьбу, — добавил Чарльз.— Нам пришлось поспешить со свадьбой, — ответил Корбетт, бросив на Лиллиану предостерегающий взгляд.— Тем не менее вы должны как-то нас вознаградить за то, что лишили друзей такого удовольствия, — вставил один из парочки.— Да, — поддержал другой. — За вами должок: вы просто обязаны устроить для всех ваших друзей какое-нибудь празднество. За ваш счет, разумеется.— Может быть, Корбетт раскошелится в этом году на устройство рождественских увеселений в Оррике? — ровным голосом предложил Хью.Сказано это было небрежно, словно такая замечательная мысль только сейчас залетела к нему в голову. Но Лиллиана невольно подумала, что за этим — с виду безобидным — предложением кроется какой-то умысел. Рука Корбетта слегка напряглась, и Лиллиана не сомневалась, что и он чувствует то же самое.Чарльз и Роджер немедленно загорелись этой идеей и стали шумно добиваться согласия Корбетта. Однако, когда согласие было наконец дано, Лиллиану поразила неведомо откуда взявшаяся у нее уверенность, что Корбетта этот план вдохновляет даже больше, чем всех остальных. Ей было трудно истолковать его странную реакцию, но для нее было очевидно, что это как-то связано с его недоверием к брату. Корбетт что-то задумал, но что именно — она не могла догадаться. Тем не менее она безусловно предпочитала, чтобы все нити управления — неважно чем — находились в его руках — и, следовательно, в Оррике, а не где-нибудь еще.Начиная с этого момента вечер протекал довольно гладко Корбетт был непривычно оживлен; он встретил множество старых знакомых — Лиллиана потом даже не всех могла вспомнить. С женой он был безупречно галантен и не допускал, чтобы беседа становилась непонятной или — по его мнению — неинтересной для нее. Она бы могла заподозрить, что это следует объяснить скорее недоверием, чем заботой о ней, если бы он не был настроен так беспечно. Но, так или иначе, ей не в чем было его упрекнуть.К тому времени, когда они покинули парадный зал, Лиллиана уже падала с ног от усталости. У нее не было ни малейшего представления о времени: хотя многие свечи и факелы уже догорели до конца, целая армия слуг была наготове, чтобы заменить светильник, так что все общество при желании могло находиться здесь хоть до утра.— Итак, какие же истории ты будешь рассказывать про Лондон, когда мы вернемся в Оррик? — спросил Корбетт, когда они поднимались по ступеням дворца к себе в спальню.Лиллиана подняла ладонь ко рту, чтобы скрыть зевок, а потом еще тяжелее оперлась на его сильную руку.— Я видела совсем мало, но то, что видела, — чрезвычайно странно.Корбетт усмехнулся.— И что же показалось тебе таким странным?— А по-твоему не странно, что на таком праздничном приеме гостей не пригласили поужинать? Вот уж никогда не подумала бы, что такое бывает, — слуги все время снуют туда-сюда, гости берут еду прямо с подносов и при этом не прерывают болтовню ни на минуту! А когда кому-то надоедает одна группа, он переходит к другой.На этот раз Корбетт громко засмеялся.— Мы не на пир ходили, моя маленькая деревенская женушка.Взглянув на его улыбающееся лицо, Лиллиана нахмурилась:— Тогда… тогда зачем я одевалась в свое лучшее… зачем другие женщины так нарядились… если не для того, чтобы поужинать в парадном зале Белой Башни?— На самом деле это было собрание Совета Королевства, но без всяких торжественных церемоний. А болтовня… да чаще всего болтовня не имеет никаких последствий, но порой она оказывается делом первостепенной важности.Лиллиана просто оторопела от такого поразительного открытия. Конечно, легкие беседы и хаотические переходы с места на место никак не укладывались в рамки ее представлений о собрании Совета Королевства. И только когда они вошли в свою спальню, она заговорила снова.— Если это так, то получается, что дела государственной важности могут решаться прямо у меня за спиной.— И даже под твоим маленьким хорошеньким носиком.Лиллиана обратила к нему широко открытые янтарные глаза.— А то, что ты принял предложение Хью насчет празднования Рождества, — не одно из таких дел?Ответ Корбетта не усыпил ее подозрений, хотя прозвучал вполне уверенно:— Это было хорошее предложение, и оно позволит быстрее восстановить спокойствие в Уиндермир-Фолде.Она мягко улыбнулась.— Не могу с тобой не согласиться.— Я бы в конечном счете и сам это предложил, — настаивал он.— Это было бы очень мудро с вашей стороны, милорд.Корбетт угрюмо посмотрел на нее.— Ты смеешься надо мной, жена? Ты сердишься, что я не посоветовался с тобой, прежде чем принимать решение, и теперь пытаешься таким образом разозлить меня?— Я не сержусь. И я вовсе не собиралась злить тебя, столь охотно соглашаясь с твоими планами.Лиллиана отвернулась в сторону. Ей было приятно, что она может так верно угадывать движения его души, хотя пока она и не знала, зачем ему собирать гостей в Оррике.— Ну хорошо, а где моя служанка?Тут Корбетт схватил ее на руки и закружил, и кружил до тех пор, пока она не уткнулась лицом ему в шею.— Служанка тебе не нужна. Я вполне способен раздеть свою жену без посторонней помощи.Он поставил ее на ноги, но ей пришлось прильнуть к нему в поисках опоры.— О! Но это же неприлично! — запротестовала она. Голова у нее все еще кружилась. — Ты даже понятия не имеешь, как слуги любят сплетничать. Утром начнутся такие пересуды!..Горячие губы Корбетта коснулись ее шеи, а потом он сказал:— Когда придет утро, служанки начнут перешептываться и судачить о том, как влюблен лорд Корбетт в свою молодую жену. К полудню их хозяйки уже будут с состраданием посматривать в твою сторону, узнав, какое тяжелое бремя тебе приходится нести, — бремя похотливого внимания твоего собственного супруга. — Корбетт наклонился к ее лицу и медленно провел кончиком языка по нежному краю ее губ. — Но когда ближе к вечеру начнется собрание Совета, мне будут приносить поздравления — и завидовать — все мужчины, все до единого. Потому что со мной — моя красавица жена, и никто не слышал от нее никаких жалоб.Губы Лиллианы потянулись навстречу неотразимым губам Корбетта, навстречу его пьянящему поцелую. Это правда, подумала она, прежде чем отдалась во власть страсти, нарастающей в них обоих. Жалоб от нее не услышат. Глава 16 В один прекрасный день Лиллиана сидела в светлой гостиной на третьем этаже в окружении стайки придворных дам. В камине весело пылал огонь, журчание бесед прерывалось только взрывами смеха, и время от времени чьи-то головы близко наклонялись одна к другой, чтобы можно было шепотом сообщить и с интересом выслушать какую-нибудь свежую сплетню. Но это милое времяпрепровождение не доставляло удовольствия Лиллиане.За те восемь дней, что они провели в Лондоне, она была довольно милостиво принята в придворном обществе. Теперь она знала, кто есть кто, кто с кем дружен, а кто кого терпеть не может, хотя и изображает самую сердечную привязанность. Сначала Корбетт считал, что ей лучше оставаться в неведении относительно всех этих животрепещущих подробностей, но даже он был поражен, как много она смогла узнать от других женщин. Вспомнив о Корбетте, она задумалась и о том, почему он так строго запретил ей в его отсутствие покидать королевский дворец по какому бы то ни было поводу, и снова почувствовала досаду.Не находя покоя, Лиллиана отложила накидку из тонкого полотна, на которой она вышивала узор из шелковых узелков, и встала со скамьи, которую разделяла с леди Элизабет. Недовольно поджав губы, она прошла по великолепному ковру, на котором в удобных позах, откинувшись на большие узорные подушки, сидели дамы, в глубокую оконную нишу и протерла на запотевшем стекле кружок, чтобы можно было выглянуть наружу.Уже шел декабрь, наступили холода, но солнце светило ярко, и ей, более чем когда-нибудь, хотелось вырваться из душной гостиной. Она сама не знала, что ее так гнетет, — то ли болтовня дам, то ли усыпляющая жара. Но у нее было такое чувство, что если она не выйдет на свежий воздух — для прогулки пешком или на лошади, или для чего угодно другого, — она просто разлетится на куски.Она заколебалась, представив себе, как разгневается Корбетт, если узнает о ее непослушании. Но потом ее решимость выйти только укрепилась. В конце концов, он-то уезжает и приезжает совершенно свободно. Почему же это запретно для нее — женщины, привыкшей к свежему воздуху и воспитанной так, что ей всегда разрешали, когда ей того хотелось, прокатиться верхом по окрестным полям? Почему ей нельзя хоть ненадолго дать себе передышку от этого бесконечного сидения во дворце?Вполне убежденная в своей правоте, она спокойно выскользнула из гостиной и поспешила вниз. Кроме того, продолжала подбодрять себя Лиллиана, уже благополучно выбравшись из дворца, Корбетт ничего не узнает. Он уехал, чтобы побывать на каком-то корабле, и до вечера не явится. Она вернется задолго до него, и кто тут заметит ее отсутствие, не говоря уж о том, чтобы упомянуть об этом при муже?Выйдя на залитый солнцем двор, Лиллиана испытала огромное облегчение.Несмотря на обманчивый солнечный свет, погода стояла холодная, но это не устрашило Лиллиану. Поверх скромного саржевого платья у нее был надет теплый плащ, а на голове — вязаный шерстяной капюшон. Перейдя через мост, она помедлила, а затем, глубоко вдохнув холодный воздух, направилась к садам, что сбегали к реке.Даже пахнет здесь по-другому, подумала она. Ни чистых ароматов леса, ни свежего дуновения гор.В Лондоне запах дыма из тысяч каминов заглушает все другие запахи. Он был не так уж и неприятен, но она невольно затосковала по Оррику. Магда, наверно, вполне управляется с хозяйством. В этот час там, конечно, пекут хлеб, на вертеле жарится большая свинья или лань. А может быть, в огромном чугунном котле булькает баранья похлебка. Ферга, скорее всего, ухаживает за маленькой Элизой и присматривает, чтобы у девочки ни в чем не было недостатка. Томас… Томас, подумала она, должно быть, совсем сдал, лишившись хозяина. О, как бы она хотела сейчас оказаться там.Лиллиана медленно брела по песчаной дорожке, пока не подошла к деревянной садовой скамье. Весной с этой скамьи, должно быть, открывался прекрасный вид на зеленую лужайку, окаймленную плетистыми розами, но сейчас это была просто ровная безлюдная площадка. С тяжелым вздохом Лиллиана уселась на скамью и уставилась перед собой невидящим взглядом.Может быть, она и слышала приближающиеся шаги, но только звук знакомого голоса вывел ее из задумчивости.— Что я вижу, Лиллиана, ты, наверно, совсем замерзла! — Не дожидаясь ответа, Уильям сел рядом с ней и схватил ее озябшие руки, зажав их между своими ладонями не сняв, однако, перчаток. — Что ты тут делаешь — одна, даже без камеристки или пажа для услуг?Ей пришло в голову, что Корбетт будет крайне недоволен, узнав о появлении Уильяма в Лондоне, но, по крайней мере, сейчас она была счастлива увидеть знакомое лицо.— А мне не требуются никакие услуги, — засмеялась она, и настроение у нее сразу поднялось. — Ты мне лучше скажи, что тебя-то привело в Лондон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46