Однако прибытие сэра Корбетта с его внушительным вооруженным отрядом сразу все изменило. Тем не менее Лиллиана была уверена, что зять не позволит сэру Корбетту остаться в их доме, если этот злосчастный брак не состоится. И даже такой воинственный наглец, как сэр Корбетт, вряд ли рискнет навлечь на себя всеобщее осуждение, которое неминуемо последует, если он захватит Оррик силой. Даже находящийся сейчас в отсутствии король Эдуард не потерпел бы такого самоуправства.Лиллиана, нахмурившись, углубилась в решение трудной задачи: нужно было посчитать, сколько припасов понадобится для вечернего пира. Она не собиралась беспокоиться о том, как отнесется к ее бегству сэр Корбетт. Единственное, о чем стоило беспокоиться, — это Оррик-Касл и северные земли зеленой долины Уиндермир-Фолд, которые не достанутся ему так легко, как он полагает.Она так и не смогла понять, что заставило ее отца согласиться на этот союз. Отец был хорошим хозяином, справедливым в обращении с подвластными ему людьми, предусмотрительным в заботах об их достатке. Сделать такого воинственного зятя наследником своих владений — верный залог будущих неурядиц и раздоров. Лиллиана и представить себе не могла, что сэр Корбетт подчинится власти ее отца. Да и лорд Бартон не таков, чтобы кротко уступить бразды правления новому зятю.Нет, твердила она себе. Любой союз между Орриком и Колчестером был бы роковой ошибкой. Брак между ней и сэром Корбеттом вообще невозможен.Гусиным пером она сделала последнюю запись в кухонной книге и поднялась на ноги. Она намеренно откладывала свое возвращение в парадную залу: ей хотелось дождаться, пока все рыцари закончат утреннюю трапезу. Только с одним рыцарем ей действительно не хотелось встречаться лицом к лицу, но он мог задержаться именно для того, чтобы увериться: никуда она не делась из замка. Но даже если он еще там, размышляла она, это только послужит ей на пользу. Он увидит, как она занята дневными хлопотами, сочтет что дела идут на лад, перестанет так пристально следить за ней и тем самым облегчит ее побег.Полная решимости, она встала и отряхнула широкие юбки своего платья с плотно облегающим лифом. Ярко-желтая ткань платья с богатой вышивкой составляла эффектный контраст с полотном цвета слоновой кости, из которого была сшита ее рубашка, по моде того времени видневшаяся из-под платья и составлявшая с ним единый наряд.Единственным ее украшением был позолоченный пояс, простой сетчатый чепчик удерживал пышные волосы, уложенные в плотный узел на затылке. Однако, проходя по двору по направлению к главной башне, она не могла знать, как восходящее утреннее солнце окрашивает ее волосы в ярко-красный цвет и как играет в свете зари ее румянец. Но многие провожали ее взглядом, когда она проходила мимо.Войдя в парадную залу, она беспокойно и быстро огляделась. Как она и ожидала, лишь немногие гости еще сидели за едой.Другие разошлись, чтобы принять участие в многочисленных и разнообразных увеселениях, устроенных для их развлечения. Слуги сновали по зале: они вытирали столы, собирали для собак остатки пищи и относили на кухню грязную посуду. С удовлетворением хорошей хозяйки она отметила, что все идет, как должно идти.И все же ее не покидало смутное беспокойство, природу которого она сама не могла понять. Может быть, ее смущала мысль о новой предстоящей стычке с ненавистным задирой-рыцарем? Может быть, она опасалась, что не сумеет сбить с него спесь своими резкими обвинениями и оскорблениями?Разобраться в своих чувствах она не успела: из-за широкой колонны выступил Уильям, и она остановилась как вкопанная.— О, Боже мой! — вырвалось у нее. Сейчас эта встреча оказалась совсем некстати. — Разве можно вот так выскакивать, как будто из засады?— Я опасался… мне показалось, что ты избегаешь меня, — ответил он прямо; при этом он пристально всматривался ей в лицо.— Я не избегаю тебя. Я вообще никого не избегаю.— Даже Королевского Кречета?— Королевского Кречета? Что ты имеешь в виду?— Да неужели ты не слышала о его великих подвигах? — спросил Уильям с явной насмешкой. — Твой жених — большой друг Эдуарда, во всяком случае, в Лондоне ходят такие слухи. Хотя он действительно сопровождал Эдуарда на Восток, но, по-моему, все эти россказни насчет его героических деяний не очень-то правдоподобны.— Но… Королевский Кречет? Да ведь Эдуард до сих пор не коронован.— Правильно, Он развлекается в Нормандии, хотя ему следовало бы явиться сюда в нынешнем году, а то и раньше. Англия — корабль без капитана, — недовольно заявил он. — Но Эдуард спускает Корбетта, как охотничьего ястреба, когда придумывает ему какие-нибудь поручения.— Если Корбетт из Колчестера действительно так близок к королю — пусть даже пока не коронованному, — зачем ему захватывать Оррик? И меня? — добавила она с сомнением. — В таком случае Эдуард вознаградил бы его за службу, пожаловав во владение более завидное поместье, чем наш Оррик.На красивом, все еще мальчишеском лице Уильяма заиграла странная улыбка.— Ты недооцениваешь Оррик-Касл, милая Лиллиана. В Англии не много найдется столь же хорошо укрепленных цитаделей на границе с Шотландскими холмами. Хотя я и считаю нашего короля глупцом из-за того, что он без конца откладывает свое возвращение, но какой-то запас здравого смысла у него есть. Нет, он знает, чего хочет. И сэр Корбетт усердно служит королю, вот и все.— Так вот почему отец так легко дал согласие на этот отвратительный союз! — сразу поняла Лиллиана. — Так повелел король!— Возможно, — буркнул Уильям, придвинувшись к ней поближе. Он повел глазами по сторонам, но обнаружил только трех слуг, занятых своими делами. — Ты должна быть моей — прошептал он совсем тихо и порывисто схватил за руки. — Для меня невыносима даже мысль, что ты станешь его женой.Лиллиана залилась румянцем при этих дерзких словах. Она попробовала освободиться, но он держал ее крепко.— Если бы я знала хоть какой-нибудь способ избежать этого брака, я ухватилась бы за любую возможность! — вырвалось у нее.— Ах, значит, и ты находишь его уродливым, со всеми его отвратительными шрамами. Многих дам при дворе он просто пугает своим видом, хотя есть и такие леди — правда, их немного, — которых, как ни странно, привлекают эти боевые отметины. Я рад, что ты относишься к числу тех, кому на него просто глядеть противно.Лиллиана промолчала. Да, сэр Корбетт внушал ей ужас. Но не рубцы от старых ран пугали ее. Они были устрашающими, но не отвратительными. Она невольно припомнила следы трех огромных когтей на его плече, и в ней снова всколыхнулась эта странная смесь страха с благоговением.Растревоженная воспоминаниями, она задержала взгляд на Уильяме, пытаясь избавиться от навязчивого образа сэра Корбетта.Уильям Дирн по праву считался несравненным красавцем. Совершенные черты лица и безупречно гладкая кожа делали его любимцем женщин всех возрастов. Но почему-то Лиллиана не находила в нем прежнего очарования. И губы у него как-то капризно сложены. А может быть, и всегда так было?Нахмурившись, она отвернулась и быстро зашагала к тяжелым двустворчатым дверям. Но он последовал за ней. Не успела она спуститься на несколько ступеней по лестнице, ведущей во двор, как он снова остановил ее.— Лиллиана… — Его синие глаза с мольбой были устремлены на нее. — У нас все было бы по-другому…— Да, — прошептала она; тоска по прошлому переполняла ее. — Ты прав.Лиллиана пересекала двор, направляясь к птичнику, боролась с подступающими слезами. Куры разлетались при ее приближении, поднимая маленькие вихри пыли. Она наблюдала, как птицы медленно возвращались на свои насесты. В птичнике, как и во многих других уголках Оррика время ничего не изменило. В детстве она часто находила здесь утешение от преходящих печалей. Негромкое квохтанье кур всегда успокаивало ее.Но даже это умиротворяющее воспоминание о днях минувших не принесло покоя душе Лиллианы. Она сердито смахнула с лица слезы. Она лишена даже такой роскоши, как возможность тосковать по любимому, с которым ее разлучили, потому что Уильям уже не был тем прекрасным юношей, которому она некогда отдала свою любовь. Он изменился.Или, может быть, изменилась она.Лиллиана вытерла лицо полой своей рубашки, не обращая внимания на суматоху, вновь поднявшуюся среди кур. В голове мелькали бессвязные мысли о разбитых мечтах, о разрушенной надежде на счастье, о горькой правде реальности. И реальность оказалась воистину безжалостной, потому что ее снова схватили за руку, и, подняв глаза, она встретила гневный взгляд сэра Корбетта.— Так, так, значит, вот по кому вы изнываете, — по Уильяму Дирну. Подумать только, а ведь я было поверил, что вы — чистая девственница.— Как вы смеете! — вскричала она в неподдельном возмущении. — У вас нет никакого права обвинять меня в таких вещах…— Если не в поступках, так уж в мыслях — наверняка, — перебил он ее. — Вы отрицаете, что проливали тут слезы?Большим пальцем другой руки он провел по ее щеке, стерев по последней слезинки. Этот жест можно было бы счесть ласковым, но он показался холодным и оскорбительным за жестокости слов, сопровождавших его.Она вскинула голову.— Он женат.— Совершенно верно, — сухо подтвердил он.На мгновение она лишилась дара речи: как он смел даже подумать о ней такое?! Затем, овладев собой, она быстрым рывком выдернула у него свою руку.— У вас душа низкорожденного… низкорожденного… — Она заколебалась, подыскивая слово, которое посильнее оскорбило бы его.— Низкорожденного бастарда? — подсказал он с холодной усмешкой. — Уверяю вас, я не низкорожденный и не бастард. Вам, однако, придется поверить мне на слово: моих родителей расспросить невозможно. Их обоих нет в живых, и в их смерти я виню дом Орриков.— Мой отец не убивал вашего отца! — горячо запротестовала Лиллиана. — И уж во всяком случае он неповинен в смерти вашей ма…— Моя мать умерла от разбитого сердца. Ее свела в могилу тоска по супругу: жизнь без него оказалась для нее горше смерти.Эта тирада дала Лиллиане минутную передышку, и, собравшись с силами, она заговорила более ровным тоном:— Вы не хотите услышать правду. Вы жаждете только мести, и теперь ваша месть свершилась.Сэр Корбетт пожал плечами и, помолчав, ответил:— У меня много причин желать этого брака. Но они вас не касаются.— Не касаются! — вскричала Лиллиана. — Моя судьба, мое будущее — меня не касаются? С какой легкостью вы готовы разрушить мою жизнь, словно со мной можно вообще не считаться! Как будто я не более чем вьючное животное! — Ей уже было не под силу сдерживаться; Она стояла перед ним в полумраке птичника, сверкая глазами и упершись кулаками в бока.— Такова воля вашего отца.Он снова пожал плечами и медленно обвел ее взглядом. Лиллиана ощутила его взгляд почти как прикосновение, но старалась ничем это не обнаружить. Когда их глаза снова встретились, он холодно улыбнулся:— Кстати, насчет вьючного животного. Я хотел бы напомнить вам, что первейшим долгом моей жены будет выносить моего наследника. Это не слишком большая тяжесть, и, насколько могу судить, вы очень неплохо приспособлены для такой ноши.— А что вы скажете о другой ноше? О другом бремени? О бремени вашего похотливого внимания? — кричала она, уже не выбирая слов. — Я презираю вас! Я не хочу, чтобы вы были моим мужем!В следующий момент он уже держал ее своей железной хваткой; он не позволил ей уклониться от его ледяного взгляда.— То, что вам ненавистно мое прикосновение или мое внимание, для меня не имеет значения. Вы будете моей женой. Вы будете делить со мной ложе. Вы будете вынашивать моих детей. Если вам противен вид моих шрамов на лице и на теле — закрывайте глаза. Но и не помышляйте о том, чтобы уклониться от выполнения своих обязанностей жены!Ей казалось, что всей кожей своей, с головы до ног, она ощущает опаляющее пламя его гнева… Их разделяло лишь несколько дюймов, и этот гнев казался почти осязаемым. А потом неожиданно он вовлек ее губы в долгий и требовательный поцелуй.Бороться было бесполезно: она не могла пошевелиться, как будто силы у нее было не больше, чем у котенка. Охваченная нарастающей паникой, она отчаянно пыталась уклониться от его губ, но он быстро справился с мятежом, прижав ее голову к себе. Он провел языком по ее нижней губе от уголка до уголка, и сделал это с таким искусством, что она задохнулась. Ее губы дрогнули, и он силой проложил себе путь между ними.Лиллиана не могла вздохнуть. Она не могла ни о чем думать не могла заставить свое окаменевшее тело повиноваться ей. Его горячий язык прорывался в ее рот так властно и решительно, что ею овладели смятение и слабость. Она почувствовала, что его рука у нее на спине немного сдвинулась, еще секунда — и он крепко прижал ее к своему могучему торсу. Ее тело, казалось, уже не существовало само по себе и служило лишь продолжением его тела, но так же и ее воля становилась лишь продолжением его воли.Однако Лиллиана была не из тех, кто легко сдается. В бессильной ярости она колотила его по плечам, пытаясь противостоять его превосходящей силе. Она брыкалась, стараясь попасть ногами по его голеням, но он просто перехватил ее пониже спины и поднял над полом. И все это время он не отрывался от ее губ.Лиллиана была беспомощна против этой неистовой атаки, а ее борьба — безуспешна, и, по правде говоря, когда ее тело было так крепко прижато к его литым мускулам, думать оказалось почти невозможно. Ее разум громко протестовал против такого бесцеремонного обращения, но где-то внутри нее зарождалась странная теплота, которая, медленно растекаясь по телу, лишала ее всякой способности к сопротивлению, пока Лиллиана не ощутила с ужасом, что она податлива в его руках и открыта его поцелую.И держал он ее теперь по-другому, не так, как за минуту перед тем. Его руки стали ласковыми; он поглаживал ее по спине, хотя все еще не позволял ей отдалиться. Его губы стали менее требовательными и более источающими соблазн, которому трудно было противостоять. Она не замечала, как крепко вцепились ее пальцы в гладкую ткань его туники и как покорны его губам ее губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46