Она подошла к нему и ладонью коснулась его щеки.— Корбетт, что-нибудь неладно?— В Лондоне всегда что-нибудь неладно, — буркнул он, а потом отвел глаза от окна. — Этот город населен грифами и стервятниками. Ты относишься к моим предостережениям как к чему-то необязательному, но поверь мне: здешние хищники могут тебя убить и кости обглодать, прежде чем ты сообразишь, что происходит.— Я не понимаю. Из-за кого ты так встревожен?Неподдельное сочувствие, звучавшее в ее вопросе, заставило его взбодриться, и он взглянул в ее лицо, обращенное к нему. Могло показаться, что одним лишь усилием воли он согнал с лица малейшие следы усталости, гнева и беспокойства.— Пусть это тебя не заботит. Лондон всегда так на меня действует.Когда стало ясно, что он ничего больше не скажет, Лиллиана вздохнула:— Ты устал. Хочешь, я пошлю за ванной, чтобы ты мог освежиться?— Нет, сейчас не время. Пусть принимают меня таким, какой я есть. — Он издал короткий смешок. — По крайней мере, это честные пот и грязь. Кроме того, ты так ослепительна, что все взгляды будут прикованы к тебе. А моего присутствия вообще никто не заметит.От этого неожиданного комплимента Лиллиана вспыхнула. Но она была слишком озабочена его состоянием, чтобы позволить ему так легко ее отвлечь.— Мы можем отложить наш выход до завтра, если хочешь. Ты выглядишь таким усталым.Казалось, что Корбетт вот-вот задумается над ее предложением, но он лишь печально усмехнулся.— Что? Ты хочешь, чтобы я упустил сегодняшнее представление? Все актеры в сборе. За исключением короля, разумеется. Остается только выяснить, кто же играет главную роль.— Я не… — Лиллиана в недоумении покачала головой. — Я не понимаю. Разве король — не самая значительная особа?Оживление, минуту назад промелькнувшее в его глазах, сразу погасло.— Король — и его благоденствие — всегда должны быть предметом первостепенной важности для его подданных. Не обращай внимания на мои слова, Лилли. Для тебя это неважно.— Но это важно для тебя. А я твоя жена.— Да. — Он серьезно посмотрел ей в глаза. — Ты моя жена. А раз так, прошу тебя находиться рядом со мной и не делать ничего без моего ведома.Было совершенно очевидно, что он вновь замкнулся и не расположен к дальнейшим разговорам. Он молча, но учтиво повел ее к двери. Лиллиана подчинилась достаточно легко, но беспокойство от его странного поведения не оставляло ее. Когда они направлялись через парк к самой башне, а затем внутри башни — в парадный зал, Лиллиана обратила внимание, какие странные изменения произошли в Корбетте. В его облике не осталось ни усталости, ни сожалений. Перед ней был хищник. Теперь в его глазах светился опасный блеск, как у подкрадывающегося волка. Он двигался, как охотничья собака, осторожно и бесстрашно, во всеоружии хитрости и силы. Но Лиллиана понимала, что Корбетт готов к любой неожиданности.К ее немалому облегчению, муж задержался на узкой лестничной площадке. Ей было просто необходимо собраться с силами перед появлением в таком многочисленном и благородном обществе. На мгновение она забыла о своих беспокойствах насчет Корбетта: она думала о том, сколь незначительна здесь она сама. Конечно, все присутствующие сразу поймут, что она просто никому не известная дочь не слишком знатного барона из северных графств. Но Корбетт не позволил ей долго предаваться этим обескураживающим размышлениям.— Вот что, Лиллиана. Я хочу видеть, что ты улыбаешься. — Он обернулся к ней и обеими руками поднял ее лицо к своему.— Ты же не улыбаешься, — нервно возразила она. — И ты никогда не называешь меня Лиллианой, если только речь не идет о чем-то очень важном.Если его и поразило ее наблюдение, он этого не показал.И ничего не ответил. Вместо этого он вынул у себя из-под туники маленький бархатный мешочек.— Я собирался отдать это тебе раньше, но как-то все отвлекался на другие дела. — Он развязал шнурок, перевернул мешочек, и в его подставленную широкую ладонь упало сверкающее ожерелье.У Лиллианы язык отнялся от изумления, когда она воззрилась на это сокровище, которое он теперь держал между пальцами, слегка покачивая. К золотой цепочке искусной работы был прикреплен ряд подвесок-петелек такого же затейливого плетения, как и сама цепочка. Но в уголке каждой петли располагался прекрасный сапфир с двумя более мелкими рубинами по обе стороны от него.Лиллиана была потрясена. Ее лицо выражало это так красноречиво, что Корбетт улыбнулся и воспользовался ее молчанием, чтобы застегнуть необычный подарок на ее гибкой шее.К Лиллиане вернулся дар речи, и она воскликнула:— О, Корбетт! Благодарю тебя! Благодарю! Оно так прекрасно!— Тем более оно должно быть твоим. Я знал, что оно тебе подойдет. — Он провел пальцем по ее ключице вдоль линии ожерелья. — Кольцо с веридианом стало свидетельством того, что ты моя. А это ожерелье из золота и сапфиров станет свидетельством того, что ты — знатная властительная леди и тебе по праву принадлежит место при этом дворе.Что-то послышалось ей в тоне, которым он произнес эти последние слова, и в глазах у него промелькнула тень, которая привлекла внимание Лиллианы. В ней снова вспыхнуло беспокойство, и она более внимательно присмотрелась к нему.— А выставленное напоказ богатство — это все, что требуется при дворе?Сначала могло показаться, что он не услышал ее. Но наконец Корбетт ответил:— Богатство — полезная вещь. Острый, наблюдательный ум — еще лучше. Но знание… — он жестко усмехнулся. — У кого знание, у того и власть при дворе.Больше не тратя слов, он крепко обнял ее, горячо поцеловал и не выпускал из объятий, пока голова у нее не пошла кругом. Потом он положил ее руку на свою и прошествовал с нею в парадный зал.Лиллиана не помнила, как они вошли, потому что от этого неожиданного поцелуя едва не лишилась сознания. К тому же ей было не по себе из-за его странных повадок и резких перемен настроения. За несколько часов этого дня она успела перейти от воодушевления к досаде и растерянности, а потом и злости, и все это из-за него. Теперь она не сердилась, но тревожилась больше, чем когда бы то ни было. Однако она попыталась утешить себя мыслью, что все-таки она для него хоть что-нибудь значит. Ведь вот взял же он ее сюда с собой, а теперь еще подарил ей это сказочное ожерелье.Она потеребила пальцем золотую цепочку, чуть-чуть воспряла духом, подняла голову и осмотрелась вокруг. Просторное помещение было полно народу. Она почувствовала, что жизнь в Лондоне будет для нее трудной, и покрепче ухватилась за руку Корбетта. Она просто постарается вести себя так, как он требует, и, может быть, когда их пребывание здесь подойдет к концу, он будет больше ей доверять.Слегка приободрившись, она заставила себя улыбнуться и начала уже более внимательно изучать то место, куда попала.Белая Башня, Уайт-Тауэр, была хорошо известна по всей Англии, ибо именно она послужила первым знаком, которым Вильгельм Завоеватель пометил землю, прежде бывшую саксонским владением. Иногда эту башню называли Башней Завоевателя или Палантином, но те наименования понемногу забылись, и, как правило, все знали ее под именем Белой Башни, хотя мало что сохранилось от старинной побелки. Но, как ее ни называй, под любым именем она оставалась сердцем управления Англией, и потому вызывала в Лиллиане почтение. Корбетт мог с неприязнью и даже с презрением относиться к этому месту, но даже он не стал бы недооценивать накопленную здесь мощь.По правде говоря, Лиллиану удивили малые размеры парадного зала — точь-в-точь как в Оррик-Касле. Обе башни были возведены по старым норманнским образцам. Конечно соборы более поздней постройки, которые она видела издалека, казались исполинскими громадами по сравнению с этими стенами.Но, так или иначе, все увиденное произвело на нее сильное впечатление. Гобелены с изображениями славных моментов истории Англии, несчетное количество мерцающих благовонных свечей и огромные ковры на полу придавали поистине королевское великолепие этому, в общем-то, простому помещению.Множество нарядных лордов и леди беспечно переходили от одной группы к другой, и Лиллиана вдруг оробела.Словно угадывая ее чувства, Корбетт тихо ободрил ее:— Они ничем не лучше тебя, миледи жена; они получили титул или по наследству, или с помощью женитьбы. И, скорей всего, их влияние окажется не более долговечным, чем твое или мое, — добавил он уже более сухо.Затем настала для нее пора приступать к исполнению своей роли — роли жены важного и значительного лорда. Поскольку ее мать, пока была жива, готовила ее именно к этой роли, она выполнила свою задачу с подобающей смесью женственной скромности и горделивой учтивости. Она благодарила судьбу за то, что могла все время находиться около мужа и опираться на его руку, когда он прокладывал путь через толпу, приветствуя многочисленных знакомых. Ее представили всем без исключения, и она сразу стала предметом самого пристального внимания, немало ей досаждавшего.Мужчины всем своим видом выражали восхищение, но мало кто из них рискнул зайти столь далеко, чтобы вступить с ней в приватную беседу. Мрачный взгляд Корбетта явно отбивал у них охоту подступаться к ней. С несколькими дамами Корбетт был более снисходительным и позволил ей обменяться несколькими словами с леди Кэтрин Гирфорд и леди Элизабет Литлтон. Но даже во время этих коротких разговоров она ощущала его настороженность. Его глаза постоянно обегали собравшееся общество. Лиллиана готова была подумать, что он кого-то ищет. А потом к ним приблизился широкоплечий сияющий мужчина.— О-о, молодой Корбетт! Что я слышу! Ты представил ко двору свою жену? Ну, она, должно быть, просто святая, если согласилась выйти за тебя замуж!Настороженное удивление быстро уступило место облегчению, когда она увидела, с какой искренней радостью улыбнулся Корбетт.— Гэвин! — Он сделал Лиллиане шутливую гримасу. — Не пугайся его шумных криков и не поддавайся на его обаяние. — Он сердечно обнялся с этим пожилым человеком. — Лилли, это мой крестный. Лорд Гэвин Дармонд. Гэвин, представляю вам мою жену, леди Лиллиану Оррик.— Ну как же, как же. Леди Лиллиана. Дочь Бартона.— Вы знали моего отца? — воскликнула Лиллиана, мгновенно проникаясь симпатией к собеседнику.Несмотря на крепкое телосложение, он выглядел как стареющий херувим с пухлыми щеками и блестящими голубыми глазами.— Совершенно верно. Бартон воспитывался в доме моего отца. Я был тогда просто мальчишкой, еще годами не вышел, чтобы вместе с ним заниматься воинским искусством, которое он изучал в Дармонде. Но с тех пор мы стали друзьями. И я просто счастлив, что его состояние соединилось с состоянием моего крестника. — Потом его улыбка угасла. — Жаль, конечно, что ему не было уготовано судьбой прожить на земле подольше и увидеть внуков, рожденных от вашего союза.— Благодарю вас, лорд Гэвин, — тепло откликнулась Лиллиана. — Мне отрадно сознавать, что гибель отца — утрата не только для нашей семьи, но и для его друзей.— Это тяжелая утрата и для Совета Королевства… Впрочем, слышал, — тут он задиристо подмигнул Корбетту, — я слышал, что ваш супруг, вроде бы, такой же шумный и несговорчивый член Совета, каким мы знали вашего отца.Корбетт пожал плечами; как видно, его хорошему настроению не повредили шуточки крестного.— Я говорю без колебаний, если речь идет о важном деле, — признал он. — Но мою прекрасную жену не интересуют государственные дела.В голосе у него прозвучала какая-то предостерегающая нотка, словно он предупреждал Гэвина, что не стоит высказываться слишком уж свободно. Взгляды обоих мужчин встретились, и улыбка Лиллианы угасла от сознания того, как мало в нее верит ее супруг. Однако Лиллиане не пришлось долго задерживаться на этой мысли, потому что Корбетт внезапно притих. Если бы ее рука не лежала на его локте, она, быть может, даже не заметила бы, как он напрягся. Она тревожно подняла к нему глаза и увидела, что он смотрит на высокого худого человека, только что вошедшего в зал. Лицо Корбетта показалось ей странным. Оно выражало гнев, но в то же время угрюмость и беспокойство… почти уязвимость. Не подумав, Лиллиана выпалила:— Кто это?Ответил лорд Гэвин:— Это ваш деверь. Брат вашего мужа. Неужели вы еще не познакомились с ним?— Мы не устраивали особенного шума вокруг нашей свадьбы, — коротко пояснил Корбетт. — Хью не был предупрежден заранее. Вероятно, мне надо как-то загладить свою вину. Вы, конечно, извините нас?Лиллиане было жаль покидать приятное общество Гэвина. Все оживление Корбетта разом пропало, и она почти со страхом ждала знакомства с человеком, чье присутствие столь очевидно было неприятно ее мужу.Ничего особенного нельзя было обнаружить ни в их встрече с Хью, ни в вежливых приветствиях, которыми обменялись мужчины, когда Корбетт представил Лиллиану старшему брату. Лиллиане даже показалось, что Хью Колчестер и вовсе не заметил настороженности Корбетта. Но потом она поняла причину: Хью рассматривал ее с интересом, который ее встревожил.— Итак, дочь Оррика попалась в руки Колчестера. — Его узкие глаза блеснули, и ей стало совсем неуютно. — Я уверен, наш отец простит вам, что вы смешали нашу кровь с кровью его убийцы, учитывая близость наших владений с землями Оррика. — Он перевел взгляд на Корбетта, как бы полностью забыв об ее присутствии. — Ты еще не виделся с Чарльзом Харвиком? Они с братом хотят с тобой перемолвиться словечком.Лиллиане пришлось подавить свою ярость. Хью Колчестерский был именно таков, каким она его себе представляла: злобный и подлый, жестокий ко всем, кого можно не бояться. Но ее гнев был обращен не столько против Хью, сколько против Корбетта, потому что она и поверить не могла, что он столь легко воспримет такое неуважение к его жене. Скрывая боль и негодование, она попыталась перехватить взгляд Корбетта, но его интерес был явно сосредоточен на брате.В растерянности она сделала движение, как бы собираясь снять руку с его локтя, но он удержал ее, положив ладонь другой руки поверх ее пальцев. Будь она у себя дома, она бы не позволила ему таким образом себя остановить;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46