— Я на самом деле не знаю. Думаю, скорее всего даже их матери не знали. Англичане были очень неразборчивы, разбрасывая свое гнусное семя. Им подходила любая. Сморщенная старуха. Цветущая девушка. Даже беременные женщины! — выкрикнула она.
Он принял вызов с непроницаемым каменным лицом.
— Должен же быть какой-то способ, чтобы установить, кто их родители. Может быть, из их матерей кого-то звали Ангелина? Где их матери?
Их матери. При мысли о матерях ее детей девушка горестно застыла, покончив с остатками воспоминаний об их кратком неистовом объятии.
— Они мертвы. По крайней мере трое. И ни одну из них не звали Ангелина.
— Ангелина — это не настоящее имя. Просто он так ее называл.
— Вы хотите сказать, что он даже не знал, как ее зовут на самом деле? — Она презрительно сощурилась. — Ладно. Я расскажу вам об этих женщинах, которых англичане изнасиловали и бросили. Что ж, начну с Артура. У его матери были другие дети, и она переносила беременность довольно хорошо, по крайней мере мы так думали. Но потом она попыталась избавиться от плода — используя острый прут. Она чуть не умерла, но Бог решил сохранить ей жизнь, хотя бы до рождения ребенка. Она умерла от родового кровотечения. Естественно, ее муж не захотел оставить у себя английского бастарда, который стоил его жене жизни и сделал сиротами его детей. Вот так Артур оказался у меня.
— Затем Бронуэн, — продолжала она так, словно каждое слово наносило ей свежую рану. — Ее мать сама была еще совсем ребенком. Она была такая маленькая, что чуть не умерла при родах. Если бы младенец не родился таким крошечным… — Уинн замолчала, с трудом комок в горле. — Родители сказали ей, что младенец родился мертвым. Бронуэн они передали мне.
— Рис и Мэдок появились у меня позже. Их мать оставила младенцев у себя. Ее нареченный супруг женился на ней, несмотря на запятнанную честь. На ее запятнанную честь! — повторила Уинн с яростью.
Потом глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и вымученно скривила рот в ироничной улыбке.
— Она умерла годом позже, пытаясь подарить мужу их собственное дитя. После этого он не захотел оставить в своем доме близнецов. Поэтому они тоже перешли ко мне.
Пусть только он теперь посмеет сказать хоть слово о правах английского лорда на покинутого им незаконнорожденного отпрыска.
— Но почему они все оказались у тебя? — наконец спросил Фицуэрин. — И какова история Изольды?
Уинн подавила дрожь и прикрыла глаза, вспоминая ужасный миг зачатия Изольды. Истеричный вопль сестры. Грубый мужской смех. Спустя какое-то время, длившееся бесконечно долго, крики Марадедд перешли в беспомощные стоны. Мужской смех превратился в животное хрюканье.
Уинн слышала все это, спрятавшись за свиной кормушкой. Она подавляла собственный крик, кусая себя за руку. Но ей никогда не забыть того ужасного дня.
Всхлипнув, она заставила себя поднять на него глаза.
— Изольда моя племянница, дочь моей единственной сестры. Но она могла бы оказаться и моей собственной дочерью. Сестра спрятала меня. Отдала себя в жертву… английскому подонку, который намеревался овладеть мной… — Голос ее дрогнул, и Уинн неловко отвернулась от его пристального взгляда.
Она не хотела расплакаться в его присутствии. Этого никак нельзя было себе позволить. Но даже ее безграничный гнев не мог заглушить пронзительную боль воспоминаний.
— Уинн, — начал Фицуэрин самым нежным тоном, на какой был способен.
К ней тут же вернулась ее решительность. Она посмотрела на него через плечо и продолжила ледяным тоном.
— Сестра родила ребенка. А потом прыгнула со скалы. Покончила с жизнью…
Голос подвел ее, и она сжала зубы, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями.
— Я стала заботиться об Изольде как о собственном ребенке, а когда об этом прослышали в деревне, то ко мне понесли оставленных детей. Я воспитывала их всех как родных — они и в самом деле мне родные. И никто — ни вы, ни ваш могущественный лорд, ни даже сам проклятый король — не сможет у меня их отнять.
Казалось, он не находил слов, и Уинн была очень благодарна ему за это. Еще одна минута такого разговора — и она залилась бы слезами.
Мысленно приказав ему уйти, она услышала, как он удаляется, пересекая безмолвную поляну. Шаги его стихли, когда он ступил на покрытый мхом берег ручья и покинул ее укромный уголок. Уинн порадовалась бы его уходу, если бы верила, что теперь он ушел навсегда, но она знала, что это еще не все. Видимо, его тронул ее страстный монолог, но она боялась, что на этом он не остановится.
Да и с чего бы ему останавливаться? Он застал Уинн в минуту слабости — и душевной, и физической. Он коснулся раны, которая не затягивалась вот уже семь лет. Даже этого уже больше чем достаточно. Но она, ко всему прочему, позволила ему заглянуть в такой глубокий тайник, который до сих пор никто не приоткрывал. Она трепетала в его объятиях.
В эту минуту на тихой поляне, где покой нарушали только ветер и дикие зверюшки, Уинн поняла, что борьба окажется еще труднее, чем она предполагала. Уже одной причины его приезда в Уэльс было достаточно, чтобы он стал ее врагом. Но после его новых притязаний — любопытных пристальных взглядов, волнующих прикосновений и всепоглощающего поцелуя — он стал ее смертельным врагом. Теперь ей предстояло бороться за свое существование.
Но даже если она одержит победу — а это так и будет — ее жизнь, тем не менее, никогда не станет прежней. В этом она не сомневалась.
Глава 7
— Тебя зовет Гуинедд.
Уинн оторвалась от мрачных размышлений о наперстянке и черной плесени и взглянула на Изольпу с Бронуэн, которые, насупившись, стояли перед ней. Такая серьезность детей могла бы ее взволновать, но вид у девочек не был напуганный.
— Ну, и в чем дело?
— Думаю, ты накликала на себя беду, — ответила Изольда.
— Гуинедд говорит, что ты поступила очень скверно. Это сообщение по крайней мере вывело Уинн из того удрученного состояния, в котором она пребывала, с тех пор как англичанин покинул вчера ее поляну. Значит, он проснулся и обнаружил, что его руки горят огнем? Отлично. Пусть знает: ее угрозами не стоит пренебрегать.
Изольда щелкнула языком совсем как Уинн, когда та собиралась отругать кого-то из детей за шалость.
— Тебе не следовало бы так поступать с нашим гостем.
— Сэр Клив очень милый человек, — вторила ей Бронуэн. — Зачем ты вызвала у него на коже сыпь?
«Потому что на самом деле никакой он не милый, — хотела возразить Уинн. — Потому что нет у него ни чести, ни совести, и он не прочь украсть у меня одного из вас». Но она не могла сказать этого детям, поэтому просто медленно поднялась и отряхнула подол простого платья. Затем она засучила узкие рукава до локтей.
— Ладно, пойдемте посмотрим, что там с ним приключилось.
При детях Уинн ничуть не сомневалась в своей правоте.
Но в замке, под неодобрительным оком Гуинедд, пусть и невидящим, ей стало не по себе. Англичанин получил только то, что заслужил. Но Гуинедд явно придерживалась другого мнения.
— Ты обладаешь великим даром, — старая женщина заговорила своим мягким мелодичным голосом. — Недостойно, что ты используешь его таким образом.
Уинн нахмурилась.
— Бегите, девочки, — сказала она двум внимательным малышкам. Как только они ушли, она обратилась к бабушке. — Он хочет увезти одного из наших детей в Англию. Ты уже знаешь о его намерениях, а теперь, хотя я ясно сказала ему, что никогда не соглашусь, он все же собирается сделать это. Он хочет выяснить, кому из них английский лорд приходится отцом. Можно подумать, я помогу ему определить это!
Гуинедд выслушала взволнованную речь Уинн, не меняясь в лице.
— Ты поступила плохо. Какое растение ты ему подсунула?
Уинн смотрела на бабушку неверящим взглядом.
— Ты разве не слышала, что я сказала? Неужели тебе все равно, что он требует моего ребенка?
Гуинедд вздохнула и прижала ладони к своим мутным глазам.
— Конечно, внучка, не все равно. Но эти дети не всегда останутся детьми. Они вырастут, мы умрем. Им придется прокладывать собственный путь в этой жизни и принимать собственные решения. Намерения этого человека имеют и свою хорошую сторону. — Она вновь обратила лицо к Уинн. — Ну и что это за растение, которое вызвало такую сыпь?
Уинн никогда не чувствовала себя более беспомощной. Она считала, что Гуинедд первая из всех, кого она знает, поймет ее и поддержит в борьбе с английским врагом.
— Он страдает от обыкновенного кочедыжника, — с большой неохотой призналась Уинн. — Но эта неприятность — ничто, по сравнению с тем, что я приготовила для него, если в самом скором времени он не покинет Раднорский лес, — воинственно добавила девушка.
— Это мы еще увидим, — ответила Гуинедд непривычно резко. — А теперь помоги мне.
Уинн не могла не выполнить просьбу бабушки. Однако когда рука старой женщины опустилась на ее плечо, она ощутила странное, смешанное чувство покоя и страха. Гуинедд крепко держалась за нее, и Уинн показалось, что ей передается часть бабушкиной силы. Девушка поняла, что старушка настроена позволить этому человеку осуществить свой план. И бабушка обладала достаточным авторитетом, чтобы с ней считались.
— Приготовь очищающее полоскание, а затем припарку для облегчения боли, — строго приказала Гуинедд, направляясь в просторную кладовую. — Ты сама знаешь, что нужно, и я полагаюсь на тебя. Постарайся хорошенько, как если бы это был Дрюс или Баррис или даже кто-нибудь из детей.
— Я не стану помогать ему. Если хочешь вылечить его — пожалуйста. А я не буду.
— Нет будешь, девочка. Ты вызвала болезнь и теперь сама исправишь сделанное.
— Но, Гуинедд…
— Или ты считаешь, что можешь злоупотреблять своим даром? Какой же пример ты подаешь Изольде? В один прекрасный день она может стать здесь хозяйкой. Неужели ты хочешь, чтобы, глядя на тебя, она использовала свое умение не только во благо, но и во зло?
— Вряд ли можно назвать злом попытку защитить свою семью, — возразила Уинн.
Но Гуинедд не тронули ее слова.
— Именно ты облегчишь его боль. Ты, и больше никто.
Если бы не пятеро внимательных слушателей, которые поджидали ее у двери в кладовую, Уинн продолжала бы спорить. Но их смущенные и настороженные мордашки взволновали Уинн больше, чем обвинения Гуинедд. Дети не понимали, как она могла так жестоко подшутить над тем, кто им всем так понравился. Особенно укоризненно смотрел на нее Артур, его наивное личико выражало обиду.
Господи, как же детям объяснить?
Тяжело вздохнув, Уинн расправила плечи и вздернула подбородок.
— Я займусь им, — пробормотала она и нашла убежище для себя и своей совести за дверью кладовой.
«И чем только этот проклятый англичанин их привлек?» — кипела девушка, с необычной живостью выхватывая с полок глиняные сосуды. Он ведь настоящий злодей, и тем не менее Гуинедд все ему простила! Уинн с силой швырнула на стол кожаный кисет и чуть не выругалась, когда он разошелся по шву, выбросив облачко бледно-желтого порошка. Вот что она из-за него наделала! Даже после того как она приготовила полоскание из розовой воды и мазь из горько-сладкого и желтого щавеля, гнев ее не остыл. Но, направившись к английскому лагерю, она дала себе слово, что справится с гневом. Злоба ей не поможет, а спокойная, трезвая рассудительность — наверняка.
Англичанину нужно определить, кто из детей ребенок лорда Сомервилла. Без ее помощи ему никогда не узнать. И если даже она поможет — а она этого делать не собирается, — вряд ли они с уверенностью смогут выяснить это. Маловероятно, чтобы какая-нибудь из матерей знала имя своего насильника. Ее сестра, безусловно, не знала. Слишком их было много. Кроме того, троих из четырех матерей уже нет в живых.
Хотя эти соображения полностью заняли ее мысли, Уинн с трудом подавила страх, который дрожью пробежал по спине, когда она ступила в английский лагерь. Столько мужчин, и каждый из них — ее враг. Клив Фицуэрин особенно злобно смотрел на нее, с открытой враждебностью. И именно это помогло ей справиться со своим страхом.
— Я слышала, вам нужна помощь знахарки, — сказала она по-английски, ничуть не пытаясь скрыть, что забавляется. Потом окинула мужчин, сидящих перед низким навесом, неторопливым оценивающим взглядом. — В Раднорском лесу вам каждый скажет, что лучше меня здесь никто не лечит.
Среди воинов пронесся шумок, а она обратила самодовольный взгляд на человека, являвшегося истинным виновником ее гнева. Не обращая внимания на грозный блеск его глаз, Уинн продолжила:
— Вам повезло, что у меня есть этот дар, потому что ваш недуг поставил бы в тупик менее умелую знахарку. Как уже говорила Гуинедд, магия этого края наделяет и людей, и растения сверхъестественными силами.
Фицуэрин прищурился.
— Оставьте нас, — бросил он своим людям, продолжая сверлить ее глазами. Только когда воины поспешно удалились, он обратился прямо к ней. — Твое представление, может, и произвело впечатление на моих солдат, но только не на меня. Если хочешь, и дальше изображай из себя вещунью, колдунью или кого там еще. Но одно не забывай, Уинн аб Гриффидд: я вижу тебя насквозь.
Он оглядел ее с ног до головы — задержал взгляд на теперь уже разозленном лице и скользнул вниз, неторопливо окидывая взором всю фигуру. Когда наконец его дерзкие глаза снова взглянули ей в лицо, оно пылало от гнева. Как он посмел смотреть на нее так, словно хотел… хотел проглотить ее?
Он, будто почувствовав ее неловкость, остался доволен, потому что откинулся как ни в чем не бывало на ствол огромного кедра за спиной.
— Вот мои руки, о колдунья лесов Уэльса! Ты сотворила с ними зло. Теперь подойди и вылечи их.
Спрятав гнев, Уинн приблизилась. Он наверняка знал, что это Гуинедд заставила ее прийти к нему на помощь. Но он не мог быть уверен, что она поступит как покорная овечка. Раз ей больше ничего не остается, она хотя бы заставит его призадуматься и сотрет это высокомерное самодовольство с его лица.
— С огромным удовольствием вылечу вас, милорд, — произнесла Уинн преувеличенно сладким голосом. Она взглянула на красные потрескавшиеся руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43