– Не очень. Простите, что явился к вам в таком виде! Не мог ждать!
– Понимаю. Идем в дом. Я напою тебя кофе.
Они вошли в небольшую, скромно обставленную, но очень уютную комнату. Часть гостиной по обычаю была занята покрытым коврами деревянным помостом. Мансур, вконец уставший, с блаженством откинулся на мягкие подушки. Он вынул небольшой, инкрустированный серебром кинжал и вручил его Ильясу.
– Это тебе, сынок.
Мальчик подпрыгнул от восторга и побежал в сад, где принялся метать оружие в деревянные столбы веранды.
– Значит, теперь ты привозишь ему такие подарки, – медленно произнесла Эмине-ханым.
– Что поделать, пора. Еще год, самое большее два, и мне придется записать его в янычарский корпус. Потом будет поздно, – сурово изрек Мансур.
– Ты хочешь этого? – Спросила женщина.
– Другого выхода нет. Как сын янычара, он не может стать никем другим.
Эмине-ханым вздохнула.
– Понимаю.
– Я всегда буду заботиться о вас, Эмине-ханым, – сказал Мансур. – Вы останетесь жить в этом доме. Мы с Ильясом будем вас навещать.
Пожилая турчанка положила ладонь на руку Мансура и посмотрела ему в глаза.
– Возможно, тебе стоит поискать ему мать?
– Мать у него была и будет только одна, – резко ответил Мансур.
– Ты мог бы найти женщину, которая стала бы тебе женой и полюбила бы твоего сына. Ты молод и красив. И у тебя есть душа.
– Мое сердце мертво.
– Если бы оно было мертво, разве бы ты мог так сильно любить этого мальчика?
Эмине-ханым подала таз с водой для омовения рук и полотенце, потом принесла кофе, и несколько минут Мансур молча, с наслаждением поглощал ароматный напиток. После паузы он сказал:
– Думаю, нужно обучить Ильяса черкесскому языку. Буду признателен, если вы найдете того, кто сможет это сделать. Не хочу, чтобы он вырос человеком, не знающим ни роду, ни племени!
– Ты намерен рассказать ему правду? – Спросила Эмине-ханым, посвященная в тайну рождения Ильяса.
– Да. Но не сейчас. Позже, когда он будет способен это понять.
– Скажи, у тебя не было мысли отвезти Ильяса на его родину? – Поинтересовалась женщина.
Во взоре Мансура появилась враждебная настороженность.
– Зачем?
– Там живут родственники Мадины.
Лицо, янычара скривилось в горькой, ревнивой усмешке.
– Если я отдам им Ильяса, что у меня останется в жизни? Только война!
– А вдруг его настоящий отец жив? Возможно, он был бы счастлив воспитывать мальчика!
Мансур рубанул ладонью воздух.
– У этого человека была любовь Мадины! Этого более чем достаточно. А сына я оставлю себе!
– Ты думаешь, Мадина тебя не любила? – Задумчиво промолвила Эмине-ханым.
– Я знаю, что нет, – мрачно ответил Мансур; – Если бы она осталась жива, то вернулась бы на родину и вышла замуж за своего жениха. А я бы умер с тоски.
Эмине-ханым помолчала. Потом спросила:
– Между вами что-то было? – Янычар кивнул.
– Да, но… Мы прожили вместе слишком мало для того, чтобы по-настоящему узнать друг друга. Для того чтобы Мадина смогла меня полюбить. Между тем эти дни и ночи были самыми счастливыми в моей жизни. Самое ужасное, что такое… никогда не повторится!
Эмине-ханым решила прекратить разговор: Она нечасто видела Мансура в подобном состоянии. Обычно, приходя к ним, играя и беседуя с Ильясом, он выглядел умиротворенным и веселым. Хотя молодой янычар был скрытным, пожилая турчанка догадывалась, что в его жизни нет женщин. Эмине-ханым удивлялась этому и втайне жалела его. Она подозревала, что душа молодого человека давно не лежит к войне и что Мансур участвует в походах с одной-единственной целью – чтобы обеспечить будущее сына.
Эмине-ханым не представляла мальчика в войске янычар. Не потому, что всей душой привязалась к нему, и не оттого, что по своему характеру Ильяс не подходил для службы в армии. Просто она знала: если с мальчиком что-то случится, Мансур этого не переживет.
1667 год, аул Фахам, Кавказ
Айтек всегда думал, что надежда похожа на огонек, который кто-то неведомый зажег на вершине горы непроглядной черной ночью. Ты идешь к нему, не зная, что потеряешь по дороге, чем придется заплатить за счастье взять этот огонь в руки, ощутить его свет и тепло.
За прошедшие годы жизнь трех расположенных по соседству аулов не слишком сильно изменилась. Как всегда, кто-то женился и выходил замуж, кто-то умирал, рождались дети. Три года назад Асият тоже родила – двух девочек-близняшек – и теперь мечтала о сыне. В семье Ливана все было благополучно; впрочем, Айтек редко появлялся в доме родителей своей жены – в первую очередь, из-за Мадины. Она не вышла замуж, хотя до Айтека доходили слухи, что к ней сватались. Он мог только догадываться, хранила ли она верность ему или своему янычару.
В последнее время Айтек часто появлялся на тропе, ведущей к аулу, в котором он когда-то взял невесту. Он не хотел признаваться даже самому себе в том, что желает встретить Мадину.
Спустившись вниз, он смотрел на воду, на играющие на солнце тугие прозрачные струи, на мелькание изменчивых теней, смотрел до тех пор, пока не услышал посторонние звуки. Предчувствие не обмануло Айтека – не зря он так много времени провел в безделье, в полном надежды ожидании, которое едва ли можно было назвать занятием, достойным настоящего мужчины. По тропе шла молодая женщина, а с ней – маленький мальчик. Айтек явственно различил ее звонкий, веселый голос и смех ребенка.
Айтек стал подниматься по тропе. Он не знал, о чем хочет поговорить с Мадиной, ему просто хотелось ее увидеть.
Мадина шла быстрой, легкой походкой и что-то рассказывала своему сыну. Мальчик прыгал по камням, при этом живо переговаривался с матерью. В руке Мадина несла небольшую корзинку. Судя по всему, мать и сын направлялись в горы за шиповником. Она была стройна и прекрасна и по-прежнему казалась созданной для любви. Айтеку хотелось сказать: «Помнишь нашу пещерку? Пойдем туда и забудем обо всем!»
Он не осмелился. Вместо этого пристально, ревниво и недобро смотрел на «турчонка». На вид мальчику было лет пять-шесть, в его облике сквозило что-то нездешнее, несвойственное жителям этих мест. Белая кожа, светлые глаза… Встретив мрачный взгляд незнакомого мужчины, ребенок прижался к матери. Мадина погладила его по голове. Привычный, полный любви и нежности жест.
Айтек произнес совсем не то, что собирался произнести:
– Вижу, ты не можешь жить без своего «турчонка»!
– Это мой сын, – веско сказала Мадина. Ее глаза сузились и потемнели от презрения и гнева.
– Он знает, кто его отец?
– Конечно.
Не так давно у Мадины вышел спор с Ливаном, который считал, что мальчика нужно воспитывать в ненависти к османам и ни под каким предлогом не рассказывать ему о том, кто его настоящий отец. Но молодая женщина была непреклонна и настояла на своем.
Айтек прикусил губу. Он вовсе не хотел настраивать ее против себя.
– Что тебе нужно, Айтек?
Какая она независимая, уверенная в себе, хотя ее нынешнее положение едва ли располагает к этому! Асият была другой. Она советовалась с ним по поводу каждой мелочи, была наивна в суждениях и беспомощна в принятии решений. Случалось, Айтек корил ее за это. Однако в этот миг ему казалось, что по-настоящему преданная мужу, уважающая его жена и должна быть такой.
Молодой человек снова сказал то, чего вовсе не хотел говорить:
– Я слышал, ты собираешься замуж?
Айтек лгал. На самом деле до него не доходило таких слухов.
– Нет, – резко ответила Мадина, – я не собираюсь замуж. – Она взяла мальчика за руку. – Теперь я могу идти?
Айтек почувствовал, что проиграл. Он сел на камень и сложил руки.
– Конечно, Мадина. Прости. Я всего лишь хотел с тобой поговорить. Выяснить нечто важное. Я могу это сделать?
Она немного подумала и кивнула. Потом сказала ребенку:
– Спустись к воде, Хайдар, собери красивые камешки. Я скоро. – Мальчик искоса взглянул на Айтека, но послушался мать и пошел вниз.
– Скажи, – медленно начал молодой человек, пристально глядя на бывшую невесту, – ты меня любила?
Мадина молчала. Яркий солнечный свет отражался золотистыми точками в ее серьезных карих глазах. По лицу пробегали быстрые тени. Ее красота казалась коварной, словно вино, притягательной, как порок, и вместе с тем странно одухотворенной.
– Ты знаешь, что да, – наконец сказала она. Казалось, Айтек не ожидал такого ответа.
– Почему же тогда… – Начал он, но молодая женщина перебила:
– Разве теперь это важно?
– Да, – твердо произнес он, глядя ей в глаза. – Я хочу знать!
– Тот человек очень сильно меня любил. Вспомни, почему ты женился на Асият, и поймешь.
Айтек встал и, наконец, сделал то, что хотел сделать: взял Мадину за руки и притянул к себе. Она мягко, но уверенно высвободилась из его объятий.
– Нас могут увидеть.
– Раньше ты этого не боялась! – С невольным укором сказал он. Она опустила глаза и молчала.
– Неужели мы не можем быть вместе? – Бессильно спросил он.
– Теперь нет.
– Почему?
– Ты женат, у тебя есть семья. Я не создана для того, чтобы разрушать чужое счастье.
«Ты уже сделала это», – хотел сказать молодой черкес, но промолчал.
Мадина позвала сына, и они пошли по тропе. Мальчик, в отличие от матери, несколько раз оглянулся.
«Она сильнее меня, она выдержит», – подумал Айтек.
Он вернулся домой. Асият возилась с детьми. На ее голове был украшенный кусочками парчи и мелкими серебряными монетами платок, талию обвивал кожаный пояс с массивной серебряной пряжкой. Яркий шелковый бешмет, легкие башмачки – даже дома жена старалась одеваться как можно наряднее и красивее. Не то чтобы Айтеку было неприятно, что Асият хочет выглядеть привлекательной. Временами его раздражало, что жена, словно чего-то боится, словно она играет в игру, которая вот-вот закончится.
Увидев, что муж хмурится, молодая женщина испуганно сжалась. Все те годы, что она успела прожить с Айтеком, Асият невольно ощущала перед ним вину, хотя на самом деле ни в чем не была виновата.
Шесть лет назад Асият пришла к своей только что вернувшейся на родину и едва родившей ребенка сестре и вместо радостных приветствий стала бросать ей в лицо оскорбления. А ведь прежде они были очень дружны и близки! Мадина держалась на удивление спокойно. Она не обвиняла, не оправдывалась, не защищалась, тогда, как Асият вела себя как неразумный, капризный ребенок. Ее целью было вырвать у сестры обещание не видеться с Айтеком и не пытаться заполучить его обратно.
– В конце концов, между вами не было ничего серьезного! – Заявила она.
– Мы любили друг друга, – возразила Мадина.
– Ты не успела стать его женой! И ты забыла о нем, как только очутилась вдали от дома! – воскликнула Асият и потребовала: – Поклянись, что не станешь встречаться с Айтеком!
– Клянусь, что не стану, – тихо ответила молодая женщина и сдержала свое обещание.
Но с тех пор Мадина не пыталась видеться их сестрой. Она жила в доме родителей, была молчалива, серьезна, печальна и отвергала все предложения о браке, хотя родителям наверняка хотелось, чтобы дочь вышла замуж и была счастлива.
Иногда Асият казалось, что Мадина упорно и стойко хранит какую-то важную тайну, о которой не знает ни одна живая душа.
Глава II
1676 год, аул Фахам, Кавказ
– Как здесь красиво! – Прошептал Ильяс, с восторгом оглядываясь вокруг.
Мансур посмотрел на него теплым взглядом. Он пытался вспомнить, что чувствовал, когда впервые увидел эти края. Вряд ли обратил внимание на завораживающую красоту гор, вершины которых скрывали клочья тумана, на прозрачную как стекло реку, на кристальную чистоту воздуха. Он думал только о войне.
Мансур втайне радовался тому, что его сын вырос другим.
Конечно, во многом это была заслуга Эмине-ханым. Когда Мансур записал Ильяса в янычарский корпус, и мальчику пришлось переселиться в казарму, пожилая турчанка осталась жить в том же домике. Мансур нанял для нее служанку и определил той, что невольно заменила ему мать, а Ильясу – бабушку, хорошее содержание. Хотя Эмине-ханым было под восемьдесят, она сохранила ясность ума и твердость духа. Она очень радовалась, когда Мансур и Ильяс ее навещали, и молила Аллаха сберечь их жизни и сохранить души на жестокой и долгой войне.
Ильясу исполнилось шестнадцать лет, и это был его первый поход. Будучи сыном одного из старших офицеров янычарского корпуса, он не шел пешком, как подобает простому воину, а ехал верхом рядом с отцом.
Не так давно Османская империя вступила в войну с Россией и крымским ханом за Правобережную Украину, и путь турецкого войска вновь пролегал по той самой дороге, через то селение, где Мансур побывал почти семнадцать лет назад и где впервые встретил Мадину.
Теперь Мансуру было тридцать восемь. Он не смог полюбить ни одну женщину и остался одиноким. Уверенно сидя в седле, янычар смотрел наверх, туда, где горизонт растворялся в густом зимнем тумане. Когда он заговорил с сыном, на его лице не дрогнула ни одна черточка.
– В этих краях родилась твоя мать. Можно сказать, это – твоя вторая родина, – произнес он.
– Значит, здесь живут мои родственники?
– Да. Совсем скоро мы войдем в то селение.
– Ты намерен повидать их, отец? – Взволнованно спросил юноша. – И я должен пойти с тобой?
– Наверное, стоит попытаться с ними поговорить. Главное, чтобы они не восприняли нас как врагов. Я пойду первым и постараюсь объяснить, что мы пришли сюда не со злом. Надеюсь, они захотят тебя увидеть.
Ильяс серьезно кивнул. Это был красивый юноша; он никогда не жил в горах и вместе с тем держался с чисто черкесской грацией. На вид Ильяс был вылитый Айтек в юности, но Мансур, конечно, считал, что мальчик похож на Мадину. В свое время Мансур настоял на том, чтобы сын выучил язык, на котором говорят черкесы. Сам тоже кое-как мог объясняться и был уверен в том, что сумеет донести до родных Мадины все, что захочет. Он должен постараться это сделать – ради своего сына, ради памяти его матери.
Вскоре тропа сделалась совсем узкой; воины ехали и шли друг за другом, растянувшись в огромную цепь. Войско возглавлял Джахангир-ага, человек, побывавший в нескольких десятках военных походов, переживший двух великих визирей и одного султана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28