У проводника посерело лицо, и, судорожно сглотнув слюну, он быстро развернул своего пони. Из нашего лагеря он вылетел с такой скоростью, словно за ним гнались тысячи чертей. Солдаты уехали следом, стараясь сохранять достоинство.
Вечером в лагерь было необыкновенно тихо, и я решила, что воины все же подумывают о сдаче. Но потом Бегущий Теленок сказал свое слово, и я знала, что он говорит за всех, потому что у всех наших людей была в общем-то одна судьба. Он говорил тихо, и голос его звучал бесстрастно, словно он рассказывал о ком-то другом, а не о себе. Остальные слушали его и согласно кивали.
– Мне было двенадцать, когда все случилось, – так начал свой рассказ Бегущий Теленок. – Мой отец решил навестить своего брата, который жил у истока реки Гайла. Мои три брата с женами поехали с нами. Помнится, дело было весной, и все вокруг было в цвету. Мы не спешили и делали в день всего миль десять-пятнадцать, а потом располагались на ночлег. Так прошли три дня. А потом появились бледнолицые. Наши женщины перепугались, но отец постарался их успокоить, сказав, что мы не воюем. Они-де сами все поймут, как только увидят, что с нами наши жены. Однако моя жена не рассчитывала на это, поэтому отец привязал к копью белый флаг и приказал матери не баламутить остальных женщин, а заниматься своими делами.
Когда бледнолицые увидели наш флаг, они тоже привязали такой к дулу ружья, подъехав к нашему лагерю. Отец и братья вышли им навстречу, и они расстреляли их первыми. Мама спрятала меня под одеялами и приказала оставаться там, что бы ни случилось. Потом она взяла белый флаг и сама отправилась разговаривать с бледнолицыми, убившими ее мужа и сыновей. А они стали стрелять ей в голову и в грудь и стреляли, пока им не надоело. Жен моих братьев они тоже застрелили, но сначала изнасиловали их. Когда начало темнеть, бледнолицые уехали со скальпами моих родичей и с нашими лошадьми. Я все видел собственными глазами. В тот же вечер я похоронил моих близких, а наутро отправился вдогонку за белыми глазами. Я догнал их и убил всех спящими, перерезал им глотки, как учил меня отец. С тех пор я убиваю всех бледнолицых, которые оказываются у меня на дороге.
В Вашингтоне сдержали свое слово. Не прошло и месяца, как двести солдат разъезжали по пустыне с приказом убить нас всех до одного, то есть вождя по имени Два Летящих Ястреба и его воинов. Однако разведчики Тени знали свое дело, и мы были в курсе всех передвижений белых и всех приказов, включая тот, по которому им было запрещено покидать наши места, пока Два Летящих Ястреба живой и на свободе.
В октябре наше положение ухудшилось. Солдаты, шедшие за нами по пятам, были ветеранами, не первый год сражавшимися с индейцами и знавшими их трюки. Они не совершали дурацких ошибок и не теряли нас из виду надолго. Наши привычные хитрости не срабатывали. В засады никто не попадал. Завидев полдюжины индейцев, они не бросались очертя голову за ними в погоню, как это бывало раньше.
В первый раз я видела, что воины Тени приуныли. Во-первых, солдат было раза в три больше, чем нас. Во-вторых, они были лучше вооружены и у них были гораздо лучше лошади, если, конечно, не считать Красного Ветра и коня Бегущего Теленка. Самой большой нашей заботой стала еда, вернее, ее отсутствие. У воинов, которым солдаты наступали на пятки, не было времени на охоту, и мы начали голодать.
Как-то вечером Большой Конь, Два Пера и Желтый Олень предложили забраться в лагерь белых и украсть там еду. Тень и Бегущий Теленок, взвесив все за и против, решили, что стоит рискнуть. Вскоре после полуночи три добровольца бесшумно выскользнули из лагеря. Мне не спалось, и, накинув на себя одеяло из бизоньей шкуры, я отправилась на поиски Тени.
Отыскала я его возле затухавшего костра. В темноте он показался мне одиноким и грустным, я поняла, что он вспоминает своего отца Черного Филина и прежние времена, когда индейцам вольготно жилось в их стране. Я знала, что он беспокоится обо мне и о нашем будущем ребенке. И еще он боится, как бы чего не случилось с тремя воинами, отправившимися в лагерь противника. Желая его утешить, я подошла и положила руку ему на плечо.
Ни слова не говоря, Тень обнял меня, и мы долго стояли так.
– Они уже должны были бы вернуться, – примерно через полчаса сказал Тень.
Не успел он это сказать, как в тишине раздались выстрелы. Воины вскочили со своих мест, схватили оружие и приготовились к бою. Еще минут через пятнадцать в лагерь вернулся Большой Конь. Он был один, и воины обменялись понимающими взглядами в ожидании, пока он заговорит.
– Там оказались два солдата в засаде, – сказал Большой Конь, едва переведя дух. – Мы их не заметили, а потом было уже слишком поздно. Желтый Олень успел убить одного, прежде чем в него тоже выстрелили. Два Пера был ранен, когда мы прыгали из фургона. На него сразу же навалились три солдата. Я убил одного из них ножом, а потом убежал.
– Что с Желтым Оленем и Двумя Перьями? – спросил Тень. – Они погибли?
– Не знаю, – едва слышно прошептал Большой Конь и упал без сознания.
Только тогда мы увидели дырку от пули у него в спине. Осмотрев его получше, мы поняли, что рана сквозная, и я, когда перевязывала его, подумала, что ему очень повезло, потому что пройди пуля выше и левее, он был бы уже мертв.
На рассвете Тень и Бегущий Теленок, никому ничего не сказав, ушли из лагеря. Их не было, как мне показалось, целую вечность, и я уже не помнила себя от страха, когда они наконец возвратились.
На лице Тени застыло выражение бессильной ярости.
– Оба убиты. Они повесили их за ноги, как зверей. Оба изрезаны от шеи до живота.
– Они хорошо умерли, – с гордостью прибавил Бегущий Теленок. – Пусть даже с вывалившимися кишками, они до конца остались настоящими воинами.
ГЛАВА 14
Дни становились короче, ночи длиннее и холоднее, и солдаты все так же не спускали с нас глаз. В конце октября я сидела одна на вершине скалы, пока воины Тени сражались внизу с солдатами. Тень было легко узнать по его великолепному головному убору, когда он мелькал между синими мундирами и с такой же скоростью и аккуратностью выпускал свои стрелы, с какой солдаты палили из ружей. Коленями направляя Красного Ветра, он давил копытами пеших солдат, не оставляя никого в живых, и мне то и дело слышались боевые кличи на шести-семи языках, сопровождаемые ржанием смертельно раненных лошадей и стонами умирающих людей. Дым становился гуще, пыль поднималась до небес, и я уже ничего не видела из того, что происходило внизу. Перегнувшись в седле, я вглядывалась в даль, как вдруг услыхала рядом голос:
– Эй, глядите-ка, кого я тут поймал!
Я вздрогнула и, оглянувшись, увидела рябое лицо солдата.
– Вроде, я закончил эту драку, – хрипло проговорил он, и не успела я оглянуться, как он уже связал мне за спиной руки, взял под уздцы Солнышко и повел ее вниз в лагерь белых.
Вдалеке я слышала звуки, боя и размышляла о том, долго ли он еще продлится и что будет делать Тень, когда узнает о моем исчезновении.
Когда мы въехали в лагерь, солдат грубо стащил меня с седла и повел в большую палатку. Там сидел седой человек с седыми усами и холодным взглядом серых глаз. Он хмуро повернулся к нам, едва мы оказались внутри.
– Сукин сын! – выругал он солдата. – Я посылал тебя осмотреть местность, а не воевать с бабами!
– Это не простая баба, майор Келли, – хитро улыбаясь, доложил солдат. – Это жена Двух Летящих Ястребов.
У майора брови поползли вверх, и в глазах появился любопытный огонек.
– Он говорит правду, женщина?
Я вспыхнула, когда заметила, что майор с отвращением смотрит на мой вздутый живот, но в голове у меня сделалось как никогда ясно и, вздернув подбородок, я с гордостью произнесла:
– Да. Я – его жена. И горжусь этим.
Майор Келли фыркнул:
– Да? Ну, ты не будешь так задирать нос, когда окажешься за решеткой вместе с врагами твоей страны. Не удивлюсь, если тебя засадят вместе с твоим ублюдком, а ключ потеряют!
Тюрьма! Эта угроза привела меня в отчаяние, которое мне не удалось скрыть. Неужели меня посадят в тюрьму только за то, что я жила с Тенью? И моего ребенка тоже? Нет, они не посмеют держать в тюрьме младенца!
– Стоктон, убери отсюда эту индейскую шлюху, – приказал Келли. – И скажи Боевому Коню и Облаку, что мне надо немедленно видеть их.
– Слушаю, сэр, – сказал Стоктон и, вытолкнув меня из палатки майора, повел в другую, поменьше, в противоположном конце лагеря. С усмешкой он привязал меня к стулу, и я вздрогнула, когда его рука скользнула мне за пазуху, и, схватив меня за грудь, он обдал меня своим скверным дыханием. – Не скучай, крошка, я скоро вернусь!
Он засмеялся и ушел, оставив меня наедине с моими мыслями.
Едва он скрылся с глаз, как я попыталась освободиться, но у меня ничего не получилось. Минут пятнадцать я не оставляла отчаянных попыток обрести свободу и вынуждена была признать себя побежденной. Мне было очень страшно. Что делать, если Стоктон вернется? Не может быть, чтобы он говорил серьезно. Скорее всего, он хотел меня напугать. Не будет же он и вправду меня насиловать. Господи, это меня-то с моим животом! Никакой мужчина, даже самый отпетый, не станет насиловать беременную женщину.
Время тянулось бесконечно. Наступила тишина. Я больше не слышала звуков боя и испугалась еще сильнее. Хорошо бы, если бы индейцы победили. Не могут же они убежать, бросив меня тут. Мороз пробежал у меня по коже, едва я представила, как перехожу от солдата к солдату, пока мы добираемся до форта, а там меня бросают в тюрьму.
Мне показалось, что прошло несколько часов, прежде чем за мной явились два индейца. Не говоря ни слова, они развязали меня и повели к выходу.
– Залезай на кобылу, – приказал один из них.
– Куда мы едем? – спросила я, стараясь не показать, как я напугана.
– На переговоры с Двумя Летящими Ястребами.
Ответ был неожиданным, но оттого не менее приятным.
Одно только имя Тени действовало на меня умиротворяюще, и я не оказала никакого сопротивления, когда один индеец привязал мне руки к луке седла, а другой взял под уздцы Солнышко.
Через несколько минут мы уже были на поле боя. Обе стороны подсчитывали свои потери. В воздухе стоял густой запах пороха. Неподалеку лежала мертвая лошадь, и ее уже окружали грифы. На ветру плескался белый флаг. А под ним я увидела майора Келли с дюжиной отлично вооруженных солдат.
Сердце у меня забилось быстрее, когда появился Тень в сопровождении Бегущего Теленка, Большого Коня, Безветрия, Черного Лося и Маленького Медведя. Все они были на конях.
Когда Тень хотел, он мог выглядеть на диво бесстрастным. Все индейцы с детства учились этому, и я называла подобное выражение «индейским лицом». Сейчас у него было именно такое лицо, и он даже сделал вид, будто не узнал меня.
– Видишь, у нас твоя женщина, – сразу же заявил майор Келли. – И мы расстреляем ее как предательницу, если ты и твои люди не сдадитесь нам немедленно.
Тень бросил на меня короткий взгляд, а я думала о том, что, наверное, ужасно выгляжу и платье у меня в беспорядке, и руки связаны, так что я не могу даже поправить волосы. Однако он уже пристально смотрел на майора Келли.
– Я не могу сообщить вам о моем решении, пока не переговорю со своими воинами, – коротко ответил он по-английски. – Я ими не командую, как вы командуете своими солдатами. Им решать, сдаваться или не сдаваться.
Майор Келли смотрел на Тень крайне недоверчиво, пока сопровождавшие меня индейцы не подтвердили его слова.
– Очень хорошо, – холодно проговорил он. – Вы скажете мне о своем решении завтра на рассвете. Если вы и ваши воины не сдадитесь, женщина будет расстреляна.
Тень коротко кивнул и, не глядя в мою сторону, повернул коня. Красный Ветер рванулся с места и помчался прочь.
Майор Келли тихо выругался.
– Стоктон, отведи женщину в свою палатку и не спускай с нее глаз. Облако и Боевой Конь, будете сторожить снаружи. Все остальные немедленно ко мне.
Я не знала, что думать, пока Стоктон вел меня к себе в палатку. Не может быть, чтобы у майора Келли было достаточно власти, чтобы расстрелять меня, если Тень откажется сдаться. Наверняка он блефует. Слово «предательница» звучало ужасно. Если он в самом деле обвинит меня в предательстве, то может и расстрелять. Но не здесь и не сейчас. У майора Келли нет права решать мою судьбу. Я должна буду предстать перед судом: А, с другой стороны, кто узнает или выразит недовольство, если Келли расстреляет меня? Солдаты смотрели на меня с презрением, они ненавидели меня за то, что я жила с индейцем.
Когда мы подъехали к палатке Стоктона, он наклонился и потрепал меня по щеке, отчего мысль застрелить его показалась мне вполне своевременной. Однако я постаралась уверить себя, что не могу быть привлекательной в моем положении и что всего-навсего неправильно истолковала голодный огонь в его глазах. Однако я вся дрожала, когда он снял меня с лошади.
Я смотрела на его палатку и думала, что мне было бы легче войти в ад, чем остаться наедине со Стоктоном. Он нетерпеливо подтолкнул меня, и я вошла внутрь на ослабевших ногах. Когда же он вошел следом за мной и закрыл дверь палатки, я поняла, что кричи – не кричи, все равно никто не придет мне на помощь. Этот человек имел надо мной безграничную власть и мог делать со мной что угодно, не боясь неприятных для себя последствий.
Я судорожно вздохнула, когда он развернул меня лицом к себе, и похолодела, потому что оправдывались мои худшие предположения.
– Похоже, мы проведем эту ночку вместе, – хмыкнул Стоктон, – так что располагайся на том топчане и чувствуй себя как дома.
– Н…нет. Спасибо, – пролепетала я. – Лучше я посижу.
Стоктон был мне омерзителен.
– Делай, как тебе говорят, индейская сука! – рявкнул он и два раза ударил меня по лицу.
Испугавшись, как бы он не принялся избивать меня всерьез и не повредил малышу, я подчинилась и, скрипнув пружинами, села на тонкий матрас.
Я не сделала ни одного движения, когда он принялся привязывать меня за руки и за ноги к кровати. Отрешившись от всего на свете, я лежала покорная и холодная, пока он целовал мне лицо и шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35