Он даже сел, прислонившись спиной к стене, слишком слабый, чтобы лечь, и слишком гордый, чтобы попросить о помощи.
– Лось Мечтатель, – прохрипел он. – Отвезите меня к нему.
– Кто это? – спросила я, и в душе у меня зародилась надежда.
– Шаман.
– Тебя нельзя никуда везти, – заявила мама. – Кроме того, ему приехать сюда гораздо быстрее. Он поедет?
– Не знаю.
– Поедет, – сказал папа и, схватив ружье, зашагал к двери.
– Нет, Кинкайд, – остановил его Тень. – Воины, едва завидя, убьют вас.
– Тогда пойду я.
Мой голос звучал твердо.
– Нет, Анна, – воскликнула мама. – Я не разрешаю. Тень, скажи ей, что это очень опасно.
– Я не боюсь, – возразила я. – К тому же только я говорю на языке шайенов.
– Кудряшка, скажи ей, чтобы она никуда не ходила!
– Наши люди не причинят ей вреда, – вмешался Тень. – Воины не нападают на одиноких женщин.
– Значит, все в порядке, – объявила я, – Идти так идти.
Родители были не в восторге от моего решения, но изменить они ничего не могли, потому что, в самом деле, лучше меня никто не мог бы справиться с делом. Тень не сумел бы взобраться на коня. Его вообще нельзя было перевозить с места на место, тем более – так далеко. Мне нужно было день-два. Не больше. Но я боялась, что у нас нет этих дней.
– Как мне найти деревню?
– Возьми моего коня. Красный Ветер сам найдет дорогу.
Когда все было обговорено, папа хотел помочь Тени лечь на кровать, но Тень не принял помощи ни от него, ни от меня. Откуда только у него брались силы! Он встал на ноги, сцепив зубы от боли, и сам подошел к кровати, весь мокрый от пота.
Через десять минут я была уже одета и готова к выходу. Натягивая пальто, я слышала, как Тень уговаривал папу уехать из долины, пока не поздно.
У папы на лице появилось упрямое выражение, мол, это и моя земля тоже, но он не успел ничего ответить, как распахнулась дверь и на пороге появился Джошуа Бердин. Рубашка на нем была порвана, а в шляпе светилось отверстие от пули.
Не сразу поняв, в чем дело, я не удержалась от вопросов:
– Что случилось, Джош? Ты не ранен?
– Индейцы, – прошептал он. – Они сожгли наш дом и убили папу с мамой. Орина тоже.
Орин! Я вспомнила, как мы вместе играли и смеялись в детстве, как он шептал стихи мне на ухо и как уверял меня, что я самая красивая девушка на свете. А теперь он убит. Навсегда замолк его веселый смех.
Мы не сразу пришли в себя. Сначала мы молча стояли, не сводя глаз с Джоша, а потом папа посмотрел на маму и на меня. Ненависть к индейцам зажглась в его глазах. Еще ни о чем не думая, он уже потянулся за ружьем и крепко сжал его, так что у него даже побелели костяшки пальцев.
Тяжело вздохнув, папа спросил Джоша, не направлялись ли индейцы в нашу сторону.
Джошуа покачал головой:
– Нет. Я убил их главаря, и они побежали домой.
– Анна, поставь чайник, – приказала мне мама. – Сядь, Джошуа. Ты ранен.
– Неважно, – пробормотал он, еще почти ничего не соображая. – Так, царапина.
Однако маме было не до споров.
– Все равно надо посмотреть, – стояла она на своем. – Анна, принеси ножницы.
Я чувствовала на себе взгляд Джошуа, когда шла через комнату, и вдруг он обогнал меня, не выпуская из рук ружья и полыхая безумным взглядом.
– Джошуа!
От папиного окрика он остановился как вкопанный, но дуло его ружья все еще было направлено в грудь Тени, а голубые глаза горели неистовым огнем ненависти.
– Я его убью! – крикнул он. – Пожалуйста, не мешайте мне убить этого сукина сына!
– Джошуа, немедленно положи ружье.
– Не могу. – Он не помнил ничего, кроме своего горя и ненависти к убийцам. – Вы там не были… Вы не видели… Вы не видели, как умирал Орин, потому что стрела попала ему в живот. Вы не видели папу, валявшегося на земле… Вы не видели маму… – У него из горла вырвались рыдания, и потом он уже говорил шепотом. – Моя мамочка… Они перерезали ей горло…
Джош затих, и в комнате воцарилась гнетущая тишина. У него было перекошенное от страданий лицо, и он не выпускал из рук ружье.
Тень ничем не выдал своих чувств, и я не могла понять, о чем он думает и почему не боится, казалось бы, неминуемой смерти. Побледневшая мама шептала молитвы. Клер Бердин была ее лучшей подругой, и им обеим очень хотелось, чтобы мы с Джошем поженились.
– У меня нет любви к индейцам, – холодно произнес папа. – Ты знаешь, Джош. Но Тень не убивал твоих родителей.
– Индеец есть индеец, – с горечью отозвался Джош.
– Положи сейчас же ружье, – не повышая голоса, приказал ему папа, и Джош выругался себе под нос, но послушался.
Напряжение немного спало, когда он уселся в кресло возле печки и спрятал лицо в ладонях.
– Мне очень жаль, Джош, – ласково проговорила мама. – Мы все тебе очень сочувствуем. Ты знаешь, нам было бы очень приятно, если бы ты остался у нас.
Джош поднял голову и смерил Тень ненавидящим взглядом.
– Нет, спасибо, миссис Кинкайд. Вот если бы вы дали мне лошадь, я был бы вам очень благодарен.
– Ты куда, Джош? – спросила я.
– Не могу же я один сражаться со всеми индейцами. Запишусь в кавалерию.
– Джошуа…
– Не отговаривайте меня, миссис Кинкайд. Скоро тут будет война, и я хочу в ней участвовать. Индейцам от меня не поздоровится!
Только в час дня мне удалось уйти из дома. К этому времени мама перевязала Джошу рану, а я собрала ему немного еды с собой. Папа дал ему лошадь, новую рубашку, смену белья и несколько долларов на дорогу, чтобы добраться до форта Линкольн. Джош коснулся губами моей щеки, а потом ускакал, ни разу даже не оглянувшись. Мне стало очень грустно при мысли, что, вполне вероятно, мы с ним больше никогда не увидимся. Хотя я отказала ему в своей руке, мы оставались друзьями. Более того, он был частью моего детства.
Вздыхая, я вскарабкалась на коня Тени. Он был в два раза больше моей Недли, и мне пришлось подставить под ноги ящик, чтобы залезть на него. Мне очень хотелось, чтобы он был таким же ласковым и покладистым, как моя любимица. Погладив его по сильной шее, я тронула поводья, и Красный Ветер рванул с места, словно знал, как важно нам не опоздать.
Совершенно не представляя, куда надо ехать и какая предстоит дорога, я позволила коню напиться у реки. Там было совсем тихо, словно вокруг царили мир и покой. В ожидании, когда Красный Ветер напьется, я глянула вниз и случайно заметила орлиное перо, втоптанное в землю. Оно было уже не белым, а коричневым от крови. От крови Тени. В свое время он научил меня хорошо разбираться в следах, и теперь я легко воссоздала все, что тут происходило. Всего в нескольких футах слева от меня Тень поймали и стащили на землю. Везде было полно следов от копыт скачущих коней, которые начинались далеко на камнях, уходивших в реку. Во рту у меня пересохло, когда я взялась за поводья. По таким камням ехать трудно, если ты не воин-шайен.
Мои глаза все время натыкались на обрывки кожи и капли крови. Именно здесь, на этой террасе, доблестные белые воины долины волочили за собой спешенного индейца, в клочья разрывая на нем одежду и сдирая с него кожу. Последний всадник вновь приволок его на траву, и здесь тоже все было в крови и в обрывках одежды. Я видела воочию, как Тень дерется с шестью мужчинами, которые в конце концов свалили его на землю, а потом стали бить кулаками и ружейными прикладами.
Я не понимала такой жестокости. В своей прежней жизни мне не приходилось испытывать ненависть, зато теперь я яростно ненавидела не только белых, изувечивших Тень, но и индейцев, убивших отца, мать и сына Бердинов, и вообще всех нетерпимых людей на земле.
Сообразив, что зря теряю время, я повела коня через реку на другой берег. Как только мы выехали из леса, Красный Ветер ускорил шаг и миля полетела за милей, пока не показались конические силуэты индейских вигвамов.
Теперь, когда я была совсем близко, я придержала коня, а потом совсем остановила, ибо от моей недавней смелости не осталось и следа, зато ее место занял страх. Индейцы! Возможно, те самые, которые убили Джона Сандерса и похитили Кати. Те самые, что сожгли дом семейства Генри.
Я вспомнила, как Тень в первый раз привез меня домой. Вспомнила слова отца: «Неужели ты не понимаешь, что тебя могли убить? Или сделать еще что-нибудь похуже?» И я тогда с детской наивностью переспросила: «А что может быть хуже?»
Теперь я повзрослела и знала, что на свете есть много чего пострашнее смерти. Есть голод, боль, раскаяние. И, конечно же, лучше смерть, чем бесконечные муки или потеря любимого человека. Смогу ли я жить, если Тень умрет?
Красный Ветер нетерпеливо перебирал ногами, словно напоминая мне, что надо торопиться. Я собрала все свои силы и отогнала мрачные мысли, заставляя себя помнить только о Тени. Он тяжко болен, может быть, умирает, и кроме меня некому ему помочь. Расправив плечи, я тронула бока Красного Ветра пятками, и он с гордо поднятой головой поскакал дальше. Это было удивительное животное. Хотя мы одолели довольно большое расстояние за очень короткий срок, он как будто и не устал вовсе. Его широкий шаг был все так же ровен, а сидеть у него на спине было одно удовольствие, как в кресле-качалке. Тень как-то сказал мне, что требуются месяцы и месяцы, если хочешь воспитать настоящего боевого коня. Индейцы уделяли лошадям много внимания, и это понятно, потому что в разгар битвы нередко случается, что только конь может спасти всадника от смерти. Считалось настоящим подвигом забраться ночью в лагерь противника и украсть боевого коня.
Красный Ветер фыркнул и покачал головой, нервно поведя ушами, когда мы проезжали через небольшую рощицу. Я не успела понять, откуда и как появились два воина, и вскрикнула, когда они взялись за поводья. От страха я не могла произнести ни одного нормального слова и сидела, как изваяние, пока они вели коня.
Сначала деревня поразила меня беспорядочным движением и шумом. Собаки зашлись в лае, едва мы приблизились. Полуголые детишки с прямыми черными волосами и черными блестящими глазенками, громко крича, бегали друг за другом вокруг вигвамов. Матери тихонько напевали, укачивая малышей. Весело перекликались хозяйки, хлопоча над горшками, от которых поднимался густой вкусный запах. На солнце сушились длинные полосы бизоньего мяса, старухи выбивали палками пыль из бизоньих шкур. На глаза мне попались несколько растянутых между столбами свежих шкур, еще две-три лежали на земле. За деревней шли чуть ли не настоящие лошадиные бега.
Едва мы появились, как все глаза обратились в мою сторону. Красный Ветер остановился возле одного из самых просторных и красивых вигвамов. Индеец, который шел слева от меня, указал на него рукой.
– Вигвам Двух Летящих Ястребов, – сказал он на языке шайенов, предоставляя мне самой догадаться, откуда ему известно, что мне нужен именно этот вигвам, но я быстро сообразила, что они узнали коня Тени.
– Спасибо, – прошептала я и уже хотела было спешиться, как из вигвама вышел высокий воин, завернутый в красное одеяло.
Мне было нетрудно узнать отца Тени. Такой же орлиный нос. Такой же упрямый рот. Он внимательно осмотрел меня такими же, как у сына, непроницаемыми черными глазами.
– Ты, верно, Анна, – проговорил он наконец, и, когда я кивнула, заметил без всякого выражения: – Ты привезла плохие новости, дочка. Входи. Поговорим там.
В вигваме было сумеречно и прохладно, пахло костром, табаком, шкурами и еще многим, чего я не могла определить. Возле самого входа я заметила огороженный ивовыми прутьями очаг, возле которого на столбе висело множество разных глиняных горшков и корзин самых невероятных размеров и форм. Слева от двери на одеяле сидели две женщины. Одна расшивала мокасины, другая завязывала красной лентой длинные черные волосы.
– Мои жены. Олениха и Молодой Листок. – Отец Тени кивнул головой в их стороны, а потом легко опустился на пол и предложил мне сесть рядом. – Я – Черный Филин. Ты не проголодалась? – спросил он, отдавая долг вежливости.
– Нет, – ответила я, не понимая, как он может говорить о еде, когда знает, что у меня плохие вести. Позже я узнала, что это входит в ритуал вежливости шайенов. Будь я мужчиной, он бы предложил мне еще трубку.
Покончив с формальностями, Черный Филин сказал:
– Ты привезла мне весть о Двух Летящих Ястребах. Я слушаю тебя.
Путая английский язык с языком шайенов, я рассказала все, что узнала от Тени, и попросила помощи Лося Мечтателя.
– Ты хорошо сделала, что приехала, – только и сказал Черный Филин. – Пойдем к Лосю Мечтателю, а потом в путь.
Черный Филин не стал дожидаться моего ответа, а быстрыми шагами пересек деревню и вошел в большой вигвам, украшенный золотыми солнцами, лунами и кометами. Через минуту-две он вышел в сопровождении самого тощего и уродливого человека, какого я только видела среди белых или индейцев.
Наверное, Лосю Мечтателю было лет сто, и я удивилась, что во власти такого согнутого и слабого на вид старика находится жизнь всей деревни. На нем были куртка до колен, штаны и мокасины – все из кожи бизона. На шее у него я заметила нитку с медвежьими когтями. Волосы он заплел в две длинные косицы, завязанные на концах кусочками меха. Лицо у него было все в морщинах, кожа – цвета старого седла, надолго брошенного под дождем и солнцем. Только глаза у него были молодые. Такие же блестящие и быстрые, как у детей.
Мальчик лет тринадцати привел трех лошадей, и я, открыв рот от изумления, смотрела, как Лось Мечтатель легко вскочил на большого боевого коня.
Из деревни мы выехали одни, Черный Филин первым, за ним – Лось Мечтатель, последней ехала я. Черный Филин сразу же пустил своего коня в галоп, который индейские лошади не выдерживают, если предстоит долгий путь. Мы же отдохнули только один раз на обратной дороге, и то всего несколько минут.
До дома мы добрались, когда солнце уже уходило за горизонт, и я соскочила со своей лошадки и бросилась в дом еще прежде, чем усталая гнедая успела остановиться. Я подбежала к кровати Тени и вся похолодела, увидев, что он бледный и почти не дышит.
– Он без сознания, – тихо сказала мама и обняла меня. – Я боялась, что вы приедете слишком поздно.
– Нет! – крикнула я. – Нет! Нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35